сиганёт. Ну я бутылку женевера в зубы – и наверх. Залез и давай говорить по душам. Слово за слово, выпили…
– Не прыгнул?
– Что? А, нет. Я его уговорил. Только не помню как. Вообще не помню, как мы оттуда слезли.
– А эта… Марго, с кем она потом осталась?
– А, – отмахнулся Рутгер. – Мы, когда спустились, сразу оба сначала в кабак пошли, потом в «Радугу» к тётке Стевенихе – я пообещал Рихарда с тамошними девками познакомить. Вот до утра и знакомились. Все деньги просадили. Мне Марго потом всю рожу расцарапала, чуть глаз не выдрала – вон видишь шрам? – а Рихарда вообще чуть не убила. Так ни с кем из нас и не осталась. Вышла замуж то ли за ростовщика, то ли за купца. Я с тех пор решил, что пить вина больше не буду. И не пью. А только если говорить или с заказчиком встречаться, надо ж посидеть для виду. Я и придумал молоко заказывать. Сначала просто так. Потом привык.
– А друг твой? Он тоже не пьёт?
– Рихард? Можно сказать и так. Убили его. Лет пять назад или шесть он подался в армию, там его и зарубили. Где-то под Шарлеруа. Я сам не видел, мне подельники сказали.
– А меня мой наставник приучил молоко пить по утрам, – сказала Зерги, задумчиво глядя в огонь. – Я его терпеть не могла… молоко, в смысле. А он заставлял пить каждое утро кружку и вечером кружку. Я давилась, а пила. Айе, а что делать? Он объяснил, что так надо – я же слабая была, кости ни к чёрту, даже волосы плохо росли. А потом пошла на поправку, привыкла.
– А где сейчас твой э-э… наставник?
Девушка помрачнела. Глотнула из кружки, примерилась и выловила из молока упавшую туда ресницу. Стряхнула её в огонь.
– Погиб он, – наконец сказала она, глядя в сторону. – Взорвался.
– Вот как? Жаль.
– Пошёл ты…
– Нет, мне в самом деле жаль, – поспешил заверить её Рутгер. – Я терпеть не могу взрывов. Со мной был случай: на улице, рядом, разорвало бочонок с порохом. Лошади понесли, один мой приятель свернул шею, другой сломал обе ноги. С той поры ненавижу любой огнестрел. – Он поколебался и добавил: – И немного боюсь лошадей.
Зерги фыркнула, после чего оба умолкли. Арбалетчица сидела и хмуро цедила молоко. Щека и ухо у неё были испачканы сажей. Рутгер исподтишка бросал на неё пытливые взгляды.
В Локерене их поиски не дали результата, они поехали дальше и почти полтора месяца мотались из одной провинции в другую. Непрерывно дул беш[60], раскисшие дороги не позволяли двигаться быстрее. Города, посёлки, постоялые дворы истирались в памяти, как мелочь в кошельке, вспоминалась только всяческая мерзость. Под Тилбургом на постоялом дворе при них случился пожар. Затем они повстречали разбойников, одному из нападавших пробили голову, остальных обратили в бегство. А под Эйндховеном у безымянной деревушки им самим пришлось удирать от мародёров неизвестной армии. На переправе через канал возле Хасселета под ними не выдержал и рухнул старый мост, все только чудом ничего себе не поломали, а под Мехеленом они опять едва не утонули, переходя раздувшуюся реку вброд. Дважды их преследовали волки, а один раз маленький отряд атаковала оголодавшая псина и опасно покусала Рутгерову лошадь, прежде чем та проломила ей череп копытом. После этого случая Зерги без предупреждения вшибала болт в хребтину всякой блудной шавке, если только рядом не было хозяев (и, надо сказать, никогда не промахивалась). Пока добрались в Алст, все не по разу простудились, Рутгер потянул плечо, а лошадь Матиаса подхватила копытную гниль. Как за это время пчёлы не сдохли в своей колоде, оставалось только гадать.
Что да, то да: Зерги была женщиной, притом единственной в отряде, но все тяготы пути она переносила со стоическим терпением. За время странствий отношение Рутгера к ней постепенно изменилось, презрение и удивление сменились неосознанной симпатией. В голове у наёмника никак не укладывалось то, что Зерги была грамотной, даже образованной, знала, как нужно поступать в любой ситуации, и не боялась ни чёрта, ни дьявола, ни господина Андерсона.
Впрочем, тут он был неправ – Андерсона она, пожалуй, опасалась.
Одевалась Зерги всегда в мужское; сейчас это были узкие рейтузы и зелёная куртка, вроде тех, что любят носить лесные гёзы. День сегодня выдался промозглый, и поверх неё она надела серую суконную жилетку, отороченную кошкой. Из-под куртки и жилетки выбивался кружевной воротничок, неизменно белый и не рваный – одежду Зерги выбирала практичную и неброскую, а вот рубашки покупала самые дорогие. Свои высокие сапоги из мягкой оленьей кожи она сняла и расположила у огня: они отлично защищали от дорожных неудобств, но просушить их было настоящей проблемой. На людях Зерги часто принимали за мальчишку. Рутгер с трудом мог представить её в роли ученицы колдуна, в облачении мага – плаще или халате, в колпаке со звёздами, или что там полагается носить алхимикам и звездочётам. Наряд стрелка чертовски шёл ей, но в то же время провоцировал неловкость. Была в этом некая противоестественная притягательность, граничащая с содомским непотребством. Наверное, не зря мирские и церковные законы запрещали женщинам носить мужское платье. Рутгер чувствовал себя рядом с ней не в своей тарелке.
Зерги подняла глаза, перехватила его взгляд, и наёмник смутился.
– Чего пялишься? – буркнула она.
– А ты правда можешь колдовать или только так, пугаешь? – вопросил он.
Глаза у Зерги недобро сощурились:
– Не веришь? Думаешь, мне похвастаться хочется и из-за этого я буду рисковать на костёр угодить? Айе, конечно! Очень весёленькое дело на дыбе поболтаться или со связанными лапками поплавать! Так, да? Тьфу!
– Да погоди ты! Мне только спросить хотелось…
– Что спросить?
Однако Рутгер медлил с ответом, будто раздумывал или не мог решиться. Арбалетчица уже села на своего любимого конька, и теперь любое неосторожное слово могло вызвать скандал.
– Я вот думаю, – сказал он наконец, – колдовское умение, оно само есть, сразу от рождения или от учения?
– А тебе какая разница?
– Узнать хотел, есть у меня это умение или нет? Всегда казалось, будто иногда я вижу что-то… Ну не знаю… В общем, то, что другим не видно. Я им потом рассказываю, а те не понимают, о чём я. И ещё вот здесь, – он положил ладонь себе на шею сзади, – если опасность или что не так, покалывать начинает, проверено. Я однажды даже подумал… Ты чего так смотришь?
Зерги несколько мгновений и впрямь расширенными глазами глядела на него, будто впервые увидела, потом… расхохоталась. Смех душил её, она повалилась на спину, на шкуры и тюки, и задрыгала ногами, как бесстыдная девка, ладно хоть была в штанах. Прошла минута, а она никак не могла остановиться, на секунду приходила в себя, но лицезрела Рутгера и опять валилась от хохота. Котелок опрокинулся, остатки молока вылились в костёр, завоняло горелым. В стойлах забеспокоились лошади. Рутгер, красный, как варёный рак, насупленно молчал и ждал, пока всё кончится.
– Да ты никак в ученики мне хочешь напроситься! – утирая выступившие слёзы, наконец сумела выдавить из себя арбалетчица. – О-ох, Рутгер… Ой… Что ли, все мужики такие идиоты? Так знай, что за всю жизнь я не встречала такого пустого, такого слепого, такого… ох, уморил!.. помогите… живот… Нет у тебя никакого магического таланта, нет и никогда не было. Понял?
– Понял, чего ж не понять, – помрачнел Рутгер. – Только ты могла бы и не ржать, как кобыла, я ж просто спросил. И что ты за баба стервозная такая!
– Обиделся, что ли? – фыркнула Зерги. – Ладно, брось, я ж ничего такого не сказала.
– А ты прощенья попроси, – предложил Рутгер. – А то я слова доброго от тебя за всё это время не слышал.
Зерги вскочила и мгновенно оказалась на ногах, в руке её возник нож.
– Слушай, ты, – прошипела она, – язык-то придержи – подрежу! Не посмотрю, что ты мужик…
– А я не посмотрю, что ты женщина, – хладнокровно, не вставая, парировал Рутгер и брезгливо, пальцами, отвёл в сторону направленное на него лезвие. – Спрячь нож и перестань чуть что за него хвататься. Я тебе не враг.
– Dam, – в сердцах сказала Зерги, – ты всё-таки настоящий козёл. Что мне другие? У меня с ними нет проблем. Но ты и со святым угодником сумеешь поссориться.
– Да? – Рутгер поднял бровь. – Да? А кто начал?
– Что? Что? Ах ты…
Арбалетчица, казалось, не могла найти слов, но тут послышались шаги, дверь открылась, и в проёме нарисовался обширный силуэт господина Андерсона. Он шагнул было внутрь, но потянул носом и замер на пороге. С подозреньем оглядел обоих.
– Что тут у вас стряслось? – спросил он вместо приветствия.
– У нас убежало молоко, – как можно мягче ответил Рутгер.
– Да! – не без вызова подтвердила Зерги, вскинула голову и дунула на чёлку. Нож у неё из руки исчез как по волшебству.
– Вот как? – рассеянно ответил толстяк. – Правдоподобно…
И сразу потерял к ним интерес.
Зерги с Рутгером переглянулись. Зерги скорчила гримасу, Рутгер пожал плечами. Снаружи топали копыта, гремел железками Матиас. Через минуту обе створки ворот отворились, в амбар потянуло холодом. Пополз туман. Арбалетчица подобрала сапоги и стала обуваться. Господин Андерсон без слов прошёл к костру и протянул ладони к огню.
– Помогите Матиасу распрячь коней, – через плечо распорядился он. – И готовьтесь завтра с утра ехать. Мы нашли её.
– Э-э… – начал было Рутгер, но через мгновенье до него дошёл смысл сказанного. – Нашли кого? – спросил он.
– После, – устало сказал Андерсон. – Всё после.
Он сказал это и вновь зачем-то вышел. Рутгер задумчиво посмотрел ему вслед и тоже направился на двор. Какие-то мысли занимали его полностью.
– Послушай, Зерги, – тихо позвал он, когда вернулся, ведя в поводу лошадей. – Ну я – понятно, без волшебного таланта, это ты мне доходчиво объяснила, чёрт со мной… А у него есть колдовской дар?
– У кого? У Андерсона? – Девушка перехватила поводья и в свою очередь покосилась на распахнутые ворота. Скривилась, плюнула в костёр. – Не знаю, – призналась она. – Мне как-то на это наплевать. Платит честно, говорит по-человечески, не рявкает, и ладно. Дворяне… – хмыкнула она. – До этого дня я близко сталкивалась с двумя или тремя из них, и все трое обошлись со мной, как с последним дерьмом. Так что я об этом как-то не задумываюсь. А что?