ую из глубины векового ствола вибрацию, и раздался голос, более похожий на скрип: «М-мажжай!» Травник от неожиданности вздрогнул. Слово прозвучало и растаяло. Если оно что-то и значило, смысл его остался неясен. Было это слово именем? самоназванием народа или племени? просьбой? возражением? Жуга не знал. Может, это был случайный звук, проистекающий от неких естественных процессов? Загадка громоздилась на загадку. Травник нахмурился, опустил голову и поскрёб в волосах. Хмыкнул. Поднял взгляд и вновь почувствовал неловкость оттого, что у дерева нет лица – обращаться было не к кому. Он вгляделся в тёмный янтарь ближайшего «глаза». Показалось или в самом деле мозолистый валик вокруг него сощурился, будто дерево присматривалось к собеседнику?
Травник выпрямился и приободрился.
– Ты меня понимаешь? – Он повысил голос, словно говорил с глухим. – Эй! Меня зовут Жуга, – представился он и для убедительности опять отступил назад и похлопал себя по груди. – Жуга. Понятно? Я – Жуга. Так меня зовут. Я человек. Мужчина… Яд и пламя, что ещё сказать-то? Я даже не знаю, на каком языке говорить, чтобы ты меня понял. Ты понимаешь по-валашски? Нет? А по-фламандски? – он опять помахал руками. – Дай знать, что ты меня слышишь. Эй!
Он перебирал все языки, какие знал, вплоть до эльфийского, стучал по стволу, махал руками, прыгал, как дурак, но белое дерево упорно не хотело замечать его усилий, а может, просто слишком медленно соображало. Прошло не меньше часа, а результата всё не было, и травник отчаялся. Поразмыслив, он расчистил пятачок земли от листьев и травы и взялся выводить на нём рунические письмена, не без оснований полагая, что сама их древность поможет делу понимания, однако сразу столкнулся с невозможностью изобразить своё имя – звук «ж» в старонорвежском языке отсутствовал, а стало быть, и связанной с ним руны не существовало. Пока Жуга соображал, как обойти эту проблему, обращался к франкскому, перебирал созвучия младшего футарка, голос дерева раздался снова.
– Хуум… – медленно, но на сей раз вполне различимо проскрипел лесной исполин. – Довольно… криков… Подойди.
Травник, хоть ожидал подобного, вздрогнул и выругался. Обернулся, пару мгновений рассматривал дерево новым взглядом, потом без всяких церемоний сел на землю и скрестил ноги.
– Ты, значит, у нас говорящее, – констатировал он и уселся поудобнее. – Что ж, поговорим.
Рта у дерева тоже не было.
– Хуум… – произнесло оно, не ясно чем. – Не двигайся… Дай… тебя рассмотреть…
Дерево зашевелилось с шорохом и скрипом и слегка подалось вперёд, не иначе и впрямь рассматривая собеседника. Жуга постарался выполнить его просьбу и на время «смотрин» остался неподвижен. Мелькнула мысль залезть в карман и перекусить – у травника были с собой горбушка хлеба и фляжка с красненьким, но он сдержался. Некоторое время человек и дерево рассматривали друг друга. Продолжалось это довольно долго. Может быть, в конце концов дерево и решило бы, что собеседник достоин разговора, однако терпение человека лопнуло быстрее.
– Ну, – проворчал Жуга уже без всякого оттенка уваженья, – рассмотрел?
– Хуумм, – отозвался древень. – Кто ты есть такой?
– «Хуумм»! – передразнил его травник. – Знаешь что, старый древень? Я не стану тебе ничего объяснять. Если ты задал общий вопрос, то я уже представился, ты должен был слышать. А ежели вопрос касался частностей, наподобие: как я сюда попал, что я здесь делаю, так вот, если ты – часть замка, вон той старой крепости, – он указал себе за спину, – ты тоже должен это знать. А если нет, тогда я больше не хочу тратить на тебя своё время и ухожу. Ну что, будем говорить?
В ответ на это дерево разразилось долгим уханьем и скрипом, в котором травник не без удивления распознал что-то похожее на хохот.
– Поспешлив, – констатировало дерево, закончив ухать, ахать и трясти ветвями. – Терпенья нету. Заносчив… может, даже глуп, хоть таковым не кажется… Храблив до безрассудничества… Хуум… Похож на человека.
– Я и есть человек, – подтвердил травник.
– Для меня все двоеногие… на одно лицо, – ответствовало дерево. – Я делаю различия меж вами… с набольшим трудом. Вжжау… хуум… Так ты есть то… что безобразит… в старых башнях?
– Значит, ты всё-таки знаешь о том, что там происходит, – с удовлетворением констатировал Жуга. – Отлично. Да, это я там поселился. Это меня принёс дракон, принёс и здесь оставил. И если ты хоть что-то знаешь, как отсюда…
– Медленнее…
– Что?
Дерево пошевелилось, словно вздохнуло.
– Говори… медленнее…
– Я. Есть. Тот, кто безобразит. В замке, – раздельно, с расстановкой произнёс травник. – Так понятно?
Дерево опять пошевелилось, узоры на его коре задвигались, все три «глазка» теперь явственно и живо созерцали травника; Жуга поймал себя на мысли, что всё это напоминает ему одно большущее лицо – одеревеневшее, застылое, будто древень долго-долго, целую вечность пребывал в неподвижности и теперь совершал бессмысленные движения, разминая затёкшие мускулы.
– Мне нужно выбраться из этого места, – сказал Жуга, ибо молчанье становилось нестерпимым. – Мне нельзя здесь больше оставаться, мне нужно в большой мир. Ты слышишь меня, древень? Ты можешь помочь мне выбраться из этой крепости?
Ответа не последовало. Жуга прождал минуты две и уже раскрыл рот, чтобы повторить вопрос помедленнее, но этого не потребовалось.
– Хуум! – громыхнуло дерево. – Эфемер, подёнка… глупая букашка… ты… не понял ничего. Я и есть… крепость.
Травник остолбенел. Как бы ни воспринимал он до этого старое дерево, такого ответа он не ожидал.
– Что ты хочешь этим сказать? – прищурясь, с подозрением спросил он.
– Хуум… Непонимание? Страннообразно… Хорошо же… я могу изречь ещё раз, глуповидный человече. Аз есмь… крепость. Разумеешь ли… где ты имеешь нахождение?
– Знамо дело, разумею! – крикнул травник, невольно подстраивая свою речь под архаичную манеру, вероятно, более дереву понятную. – Катаэр Крофинд, так? Крепость с Белыми Валами. Оплот границы эльфов. Что ещё?
– Оплот границы? Хуум… Да. Частью так. Друм-драум-снатха… Но эти крепости людей взялись недавно, шесть кругов… не более. А Скатх… путь в обиталище Народов Тени… он давнее. Таково. Хуум… Туда дороги проходили мимо. Это место… некогда называлось Соссад… а инако – холмом Тары.
– Холм Тары? Погоди, – Жуга наморщил лоб. – Я где-то слышал это слово! Телли мне о нём говорил, или высокий, или, может, даже Яльмар, но я его точно слышал… Это было королевство, так? Древнее королевство на островах, его ещё называли «Темра». Хм… Видно, Тил не врал, когда говорил, что эта крепость была сразу во многих местах… Но ладно! Пускай это место под холмами сидов раньше было не заставой, а королевством. Какая мне разница? Что с того? Я хочу знать, как отсюда выбраться, а не как здесь жить.
– Хуум… Не суетись так – ты сбиваешь меня с толку! Обстоятельность… тебе к лицу… ты начинаешь… думать. А поспешливость… дурна и смехотворна. Учись выстаивать. Хуум, хуум… Горы и всхолмья… обучают возвышенью… моря и реки учат глубине… а дерево – терпению. Ты молвил: «Холмы сидов»? Да. Сады сидов. Таково. Мир тишины… Тишина мира… Мир мира… Тишина тишины… Хуум-м…
И он умолк. На этот раз Жуга не стал досаждать дереву своими вопросами, просто сел удобней и стал ждать, когда оно вновь обретёт охоту к разговору. Обрело её дерево, надо сказать, довольно нескоро, но травник уже немного привык к этим долгим паузам и не особо беспокоился.
– Вы, люди… многовероятно, мыслите, что Тара… тоже есть творение людей.
– Я на этот счёт никак не мыслю, – поспешил вмешаться травник, пока за болтовнёй вопрос не успел забыться. – Мне безразлично, кто и зачем создал её или тебя, если на то пошло. Зачем ты это мне рассказываешь?
– Не прерывай… меня. Ты хочешь возвратиться… в серединный мир?
Жуга кивнул:
– Хочу.
– Тогда… тебе придётся… выслушать всё.
Пришлось умолкнуть. Не встретив возражений, дерево продолжило.
– Хуум… Внемли, создание! – торжественно произнесло оно (Жуга поморщился). – Тебя века и годы… не было на свете, когда я был саженец. Когда же было семечко… не помню даже я. А древо, от коего я взят… ведёт отсчёт годов к началу мира. Хуум… Сиянье тех дерев… хранит в себе огонь предвечный. Мы есть оплот и сохраненье, многомудрость мира в нас. Хуум-хуум… Посему, когда возникла надобность в рубежном королевстве… был заключён договор. Люди с сидами – заботятся и защищают. Я – произрастаю, сотворяю, содержу небесный свод и охраняю рубежи… Так было изначально… и в веках. Я был принесён сюда как следствие великого обряда, малым черенком… и здесь я врос. Сия громада… есть моё творение, плоть от моей плоти… Семь белых валов, Медовый Покой, все башни, вся долина – это я. Фет Фиада… преграждает вход в срединный мир… но надзираю я! Хуум. Возле моих корней… течёт Источник. Мой ствол ещё хранит шрам Одинова копья. Теперь, пока нет воинов… я жду.
– Яд и пламя, – пробормотал травник, отступая и заново оглядывая древо от корней до кроны. – Так ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый ясень? – Ответа не последовало. – Спятить можно… Ладно. – Он взял себя в руки. – А если я скажу, что я тоже воин? Ты отворишь мне дверь?
– Ты – нет, – ответствовал древень. – Ты есть сын человеческий. Такие приходили… редко… но я помню. Каждый раз я с ними говорил. И лишь немногие… могли понять.
– Ты есть зело надутый, старый, выживший из ума деревянный болван, – с толком, с чувством, с расстановкой произнёс Жуга. – Твой замок разваливается, твой родник давно пересох, а в твоей «завесе» сотня дыр и брешей! Тысяча, яд и пламя, если эльф без всяческих препятствий шастает туда-сюда, а молодой дракон проносит седоков и груз. Что говорить о настоящих врагах, буде они объявятся? Ты даже с погодой не справляешься. Я могу прорвать твою завесу, эту как бишь её… Фет Фиаду? – в любой момент. Что нужно, чтобы ты открыл мне путь по доброй воле? Тебя связывает договор? Отлично! Давай заключим новый договор между тобой и мной. Какая тебе разница? Старые хозяева давно ушли. Так выпусти меня, пока я не поджёг тебя к чертям вместе с твоим замком!