из земли, точней, из тёмной земляной дыры на месте старого крысиного хода.
То был Карел-с-крыши.
– Т-ты? – девушка едва сумела взять себя в руки. – Откуда ты в-взялся?
– Некогда рассказывать, время дорого! – прошипел Карел, наконец обратил внимание на отдалённый шум и грохот, выставил ухо и прислушался. – Это там что такое?
– Д-д… д-драка, – еле вымолвила Ялка. Её всю трясло.
– Драка?! – изумился Карел, и его широкая физиономия расплылась в улыбке. – Ну и ну! Вот повезло так повезло! Давай скорее лезь за мной, пока они не видят.
– Но т-т… там… – возразила она и попыталась показать рукой. – Там…
– Не время спорить! Хочешь здесь остаться? Лезь, а то застукают! Чёрт, что там у тебя гремит? Ты что, прикована?!
При этих словах Ялка снова осознала весь ужас своего теперешнего положения, ощутила холод браслетов, колючую власяницу на теле, выбритую голову и содрогнулась. Как ни странно, это помогло ей вернуться к реальной жизни и хоть немного, но успокоиться. Карел подоспел как нельзя вовремя.
– Н-нет… только цепь на ногах…
– Ползти можешь?
– Могу.
– Так ползи! Или крысы зря старались? Скорее, некогда болтать!
С этими словами Карел развернулся, как пловец в воде, и исчез, только мелькнули ноги в полосатых носках. Ялка обернулась на дверь. Сквозь щели в досках багровели взблески факелов, из-под двери тянуло дымом. Движения в коридоре не ощущалось и не слышалось. Драка, если продолжалась, продолжалась где-то на дворе.
Она взглянула на провал под ногами. Крысиный ход…
«Хотим/помогаем, человек/девочка. Подданные трудятся…»
– Поздно, – пробормотала она, обращаясь к голосу, который всё ещё звучал у неё в ушах. – Слишком поздно, Лис… Прости меня, пожалуйста.
По щекам её бежали слёзы.
Промедление грозило смертью. Ни слова более не говоря, она спустилась в тёмную сырую глубину, сжалась там и загремела кандалами, разворачиваясь головой вперёд. Совсем недавно, часа не прошло, её пугала пустота огромной комнаты и собственная в ней ничтожность. Теперь ей предстояла пытка, полностью обратная. Свет померк, холодная земля объяла девушку со всех сторон. Некоторое время перед взором её плавали круги, какие-то фигуры, знаки, иероглифы, затем глаза сделались бесполезны. Земля ещё не до конца оттаяла, в ноздри били запахи воды и разложения. Где-то впереди, как крот, пыхтел и копошился Карел. Остановился, обернулся: «Ну? Чего ты?» Ялка сглотнула, нащупала перед собой проход и, превозмогая дурноту, стала протискиваться вперёд в вонючей тесноте, изо всех сил работая локтями и коленями и думая только о том, как уберечь живот.
О голове она уже не думала.
Повозка гистрионов выехала из Брюгге ранним утром. С серого неба сыпался снежок – колючие холодные шарики, похожие на сахарную крупку. Последние дня два стояли холода, кукольник даже подумывал отложить поездку, дабы понапрасну не морозиться, но Йост его отговорил. Во-первых, их искали. В трактире при гостинице, где итальянца угораздило остановиться, теперь всегда торчали сыщики, вещи оттуда удалось вынести с большими предосторожностями, да и то сундуки пришлось отдать хозяйке за молчание и доставленное беспокойство. Во-вторых, на холоде стражники ленились и производили не досмотр, а недосмотр, налегали на вино и вообще становились сговорчивее. Наконец, в-третьих, у музыкантов был свой резон ехать в такую рань, и их меньше всего интересовало мнение господина Карла и его малолетних помощников. Поэтому ещё затемно они подогнали к дому оружейника крытый возок, запряжённый мулицей, куда сгрузили пожитки и до восхода покинули город, отдав в воротах поросячий окорок и две бутылки аквавита. Досмотр занял бы ещё меньше времени, когда бы стражники не прицепились к восседающей на задке повозки маленькой фигурке, с ног до головы закутанной в суконный плащ и тёмную вуаль.
– Разрешение на выезд есть?
– А как же! Вот, извольте.
Стражники приняли бумагу с печатью, повертели её так и этак, переглянулись, почесали в затылках и решили позвать офицера. Фриц нервничал, сжимая-разжимая кулаки, кукольник заметил это и положил ладонь ему на плечо. Наконец показался десятник, изрядно пьяный и в дурном настроении, словно его оторвали от игры в момент, когда фартило. Он взял документ, мельком глянул на печать, бросил такой же беглый взгляд на куклу и мутным взором уставился на её владельца.
– А, это вы. Как вас… э-э…
– Моё имя Каспар, – представился Карл Барба. – Доктор Каспар Арно.
Разрешение было подлинным. Перед выездом Карл Барба за компанию с поэтом и барабанщиком разработали детальный план. Они подкупили парочку чиновников и оформили куклу как заказ правителя отдалённого герцогства, название которого (и имя правителя) Карл-баас прямо тут же выдумал из головы. По легенде кукла была сделана для подрастающего наследника. Карл и Йост, вдохновясь тремя бутылками лувенского, сочинили на этот счёт целую историю. Карл Барба превратился в доктора Каспара Арно, всемирно известного механика и кукольных дел мастера, а Фриц – в его помощика и ученика. Имя выбрали с таким расчётом, чтобы в случае оговорки можно было поправиться, не вызвав подозрений (оба начинались на «Ка»). Барба после долгих размышлений и сомнений решился сбрить свою роскошную бороду, под которой обнаружилась круглая, весьма добродушная физиономия. Часть бороды пошла на волосы для куклы – их пришлось обесцветить и выкрасить. Однако в чём соль, Фриц сумел понять лишь перед выездом. Чтоб не дать осечку, Барба затеял подлог: вчерашним днём они с Йостом уже ездили к городским воротам, прихватив с собою куклу, и нарочно «забыли» разрешение. Конечно, их не выпустили, но кукла привлекла всеобщее внимание.
– Что за девка?
– Где? А, это… Это кукла, господа, всего лишь кукла.
– Кукла, говоришь? А ну, разверни. Разверни, разверни, не замёрзнет. А то ищем мы тут одного, тоже с куклами.
– Как прикажете.
Он распахнул плащ, поднял вуаль, и взорам стражников действительно предстала кукла, обликом до изумления похожая на бледную девочку в розовом платьице, тополевых башмачках и кружевном чепце, из-под которого выбивались голубые кудряшки.
Челюсти у всех дружно отвисли.
– Оп-па…
– Эва…
– Гм.
– Ого!
Воцарилась тишина.
– Ничего себе! – наконец сказал кто-то, выразив общее мнение.
– Осторожее, signori, осторожнее, – вежливо потребовал Барба, когда со всех сторон потянулись грязные пальцы, и пояснил: – Не лапайте: воск! Можете случайно повредить.
Мантия учёного, очки и важный вид, который Барба на себя напустил, сделали своё дело – перечить ему не стали и позвали десятника. Чтобы не было претензий, Барба постучал по груди и спинке кукольной девочки, извлекая звук сухой доски, а напоследок оторвал и приставил обратно её деревянную голову. «Тьфу ты, господи прости!» – вздрогнули и закрестились стражники, один даже плюнул через плечо. С тем его отпустили, и Барба повернул назад: ему хотелось, чтобы его запомнили. Своего он добился, и сегодня была вторая попытка. Уже, разумеется, не с куклой.
– Даём премьеру! – сказал он.
На тележке не было особых мест, где можно спрятаться, осмотр её не занял много времени, к мальчишке претензий не возникло, а оставшееся место занимали инструменты и припасы. Сундучок был набит маломерными тряпками, стражники небрежно их поворошили и отстали.
Десятник сосредоточенно изучал бумагу.
– А не известен ли вам, – как бы между прочим сказал он, – некий кукольник по имени Карл или Карло, что давал представления на площади перед церковью?
– Карло? – равнодушно, с оттенком грубого высокомерия переспросил Барба. – Не имею чести знать такого. Я доктор механики, моя специальность – точные махины, фокусы, kunststücken, а не балаганная потреба. А в чём дело?
Игра его сделала бы честь театральному трагику. Фриц сидел как на иголках. Водянистые глаза караульного уже два раза останавливались на нём, но всякий раз не надолго. Музыканты в ожидании переминались чуть поодаль, делая вид, что они тут ни при чём, кутались в плащи и передавали друг другу бутылку. Йост на козлах сохранял олимпийское спокойствие. Фриц закрыл глаза, скрестил в кармане пальцы и замер, рисуя перед мысленным взором багровую рожу десятника. «Только бы пронесло. Только бы пронесло…» – твердил он про себя. Спину обдавало холодом. Рука под браслетом чесалась.
Десятник сложил ладони на животе.
– Э-э… Покажите мне ещё раз эту вашу… Охота посмотреть.
– Пожалуйста. – Карл-баас с готовностью приоткрыл плащ.
Некоторое время десятник созерцал восковое личико, карминовые губки, пронзительные синие глаза и такие же синие волосы, потом сделал знак, что можно укрывать обратно.
– Страсть как похожа на мою младшенькую, покойную, – признался он. – Волосы бы потемнее – и точь-в-точь моя Матильда, как живая. Мороз по коже. Экий вы мастак! На кой она нужна, такая здоровенная?
Карл-баас выпрямился, поправил очки и нагнулся к стражнику.
– Важный заказ! – доверительно сообщил он, прикрывшись ладонью.
– Понимаю. Понимаю, – закивал тот, возвращая документ. – Э-э… А что у ей в нутре?
– Она ещё не доделана, – торопливо сказал новоявленный «доктор механики», укутывая своё детище и опуская вуаль. – А внутри… всё как в часах – пружины, шестерни, мехи… – Он сунул десятнику кошелёк. – Это вам. Извольте, так сказать, принять. За причинённое беспокойство.
Десятник шумно вздохнул, обдав сидящих в повозке винными парами, спрятал кошелёк, подозвал караульного и жестом приказал ему пропустить повозку.
– Какого чёрта! – заорал он. – Вы что, глаза пропили?
Стражник растерялся.
– Дык ведь это… волосы…
– Да мало ли у кого какие волосы! Нам приказано искать каких-то оборванцев – бородатого урода с ниточным дергунчиком и девчонку в синьке, а не почтенного доктора и куклу, пусть даже с голубыми волосами. И нечего дёргать меня по пустякам! Печать в порядке? В порядке. Бумаги в порядке? В порядке.