– Это не те куклы, которые вы ищете, – заверил его Карл Барба.
На краткий миг повисла пауза. Фриц замер, ногти его впились в ладони. «Только бы пронесло. Только бы пронесло…»
– Это не те куклы, которых мы ищем, – наконец согласился стражник. – Проезжайте.
Йост тронул вожжи, животина поплелась вперёд, и повозка, грохоча, проследовала за ворота. Никто из стражников не посмотрел ей вслед, а если даже посмотрел, не обратил внимания на лёгкий стынущий парок, который поднимался от закутанной в суконный плащ фигурки, будто та дышала.
Никто, кроме «доктора Каспара».
– Дыши в рукав, девочка, а то увидят, – распорядился он уголком рта.
– Да, господин Карабас, – пискнула Октавия и уткнулась носом в воротник.
– Меня зовут Каспар. И вообще, пока молчи! Хм… «Бородатого урода», надо же!
Фриц разжал кулаки и перевёл дух. Его трясло, на руке под браслетом образовалась воспалённая полоска. Он поймал взгляд девочки, та улыбнулась ему. Приключение, похоже, её нисколько не испугало.
Сил двигаться не было. Фриц сидел и вспоминал, как прятали в тележке, в сундуке и под сиденьем, разобранную на части настоящую куклу, как итальянец больше часа накладывал девочке на лицо сначала воск, а после пудру и румяна, а та хихикала и жаловалась, что кожа чешется. Из-за корсета она едва могла ходить – его сделали двойным, а между слоёв запрятали монеты; в повозку её отнесли на руках.
– Если бы я знал, что с вами будет столько возни, нашёл бы кого-нибудь другого, – то ли в шутку, то ли всерьёз ругался Йост. – Проще взять куклу, а тебя оставить в городе. Не вздумай только свалиться в канал: пойдёшь ко дну не хуже того испанца…
Потянулись марши, пустоши, полоски вспаханной земли, редкие заросли орешника и дрока. Музыканты нагнали повозку и теперь шли пообочь, перебрасываясь репликами, пока не отдалились от ворот на достаточное расстояние. Снег уже стаял, грязь застыла, на дороге проглянули камни. Теплело медленно. Час был ранний, все прятали носы и руки, зевали, Октавия вовсе уснула. Некоторое время они ехали вдоль канала, потом дорога сделала поворот, и повозка загрохотала по мосту. Здесь опять возникли небольшие формальности со сбором пошлины, но музыканты всё уладили. За разговорами, руганью и разбирательством никто не обращал внимания на сам канал с его лодками и баржами – все думали только о том, как поскорее двинуться дальше. И напрасно: зрелище того стоило. В конце концов, не каждый день можно без опаски наблюдать, как по узкому каналу с бурунами прёт на вёслах крутобокая норманнская ладья.
Обитель смахивала на переполошённый курятник. Двор наполняли суета и беготня. К тому моменту, когда Иоганн и Золтан добежали до ворот, странноприимный дом уже пылал, и зарево освещало всё вокруг. Монахи, которые поначалу только бестолково метались, орали и кружились на месте, теперь организовались и таскали воду из пруда. Мимо Золтана как раз пробежал какой-то конверс, в руках его было ведро. Хагг проводил его взглядом и поднял голову.
Вход был охвачен огнём. Изнутри не доносилось ни звука, в стёклах отражалось пламя, изо всех щелей шёл дым. Пол полыхал, но стены, кажется, ещё не занялись. Монахи притащили топоры и крючья, намереваясь высадить окно, тушить внутри, но подоспевшие палач с подручным их остановили:
– Что вы делаете, стойте! Будет тяга, всё вспыхнет! Заливайте так!
Окно комнаты, где содержали пленницу, было узкое и находилось высоко, вылезти через него было невозможно, да никто и не пытался. Жива ли девушка, мертва, лежит без чувств – оставалось гадать. От близости огня скукоживало веки. Свинец оконных переплётов плавился, сквозь дырочки сочились струйки дыма.
– Что делать, Иоганн?
– Не знаю. Надо потушить огонь, там будет видно. Может быть, она ещё жива. Сейчас притащат лестницу, попробуем заглянуть в окно. Эй! Там есть ещё вёдра?
Пока они стояли и соображали, чем помочь, из темноты на них выпрыгнул незнакомый солдат. Он был без шлема, мокрый, с дикими глазами, весь в крови, в разодранной рубахе, от которой несло вином и гарью. Борода его была опалена, физиономию пересекал багровый шрам. В руке он сжимал катцбальгер с гардой в виде буквы «S» – такой обычно висел на поясе у Санчеса и у Родригеса. Самих же Санчеса с Родригесом, а также прочих испанцев из отряда Киппера было не видать.
Клинок был окровавлен.
– А ты кто?! – закричал солдат, завидев «палача с помощником». – Поди сюда и отвечай, а не то, клянусь Христовой кровью, я тебе сейчас все потроха пущу! Ну?!
Золтан рассерженно выпрямился и потряс своим длинным мечом, который прихватил с собой и который всё ещё был в ножнах.
– Я палач! – заявил он. – Меня звать Людгер, а не знаешь – не ори! Вот моё оружие, а вот мой помощник. Что здесь случилось? Отчего пожар?
Объяснение вполне устроило испанца. Во всяком случае, меч он опустил.
– Где падре Себастьяно?
– Что? – переспросил Иоганнес, прежде чем Хагг успел открыть рот.
– Себастьян где?! – прокричал испанец и для наглядности перекрестился. – Ваш священник. Где он? Вы его видели?
Он всё время орал, словно не мог нормально говорить, при каждом слове срывался на крик. Хагг поморщился и стал оглядываться.
– Нет, мы его не видели! – прокричал он в ответ. – Что произошло?
Солдат тоже зачем-то огляделся, посмотрел на меч, будто увидел его впервые, потом на свою ладонь, вытер о штаны одну руку, другую и плюнул.
– Тебе не понять, – бросил он и вознамерился бежать куда-то дальше.
– Вы что, дрались? – Золтан вцепился испанцу в рукав, рванул и развернул лицом к себе. – Где женщина? Что с женщиной? Говори!
– Да пошёл ты к дьяволу со своей девкой! – Кнехт ударил его по руке. Пот заливал ему глаза, он стёр его, размазывая копоть, плюнул и заругался: – Проклятая ведьма! Из-за таких вот баб нормальные парни и калечат друг друга. Тьфу!
– Она жива?
– А я знаю?! Мы к ней не заходили. Наверное, сгорела вместе с домом, да туда ей и дорога. Caramba! Это всё рыжий дьявол. Это он не пустил нас.
Золтан, ошеломлённый, отступил на два шага.
– Какой рыжий дьявол? – с подозрением спросил он.
– Откуда мне знать? – Испанец потряс клинком и оглянулся на пожар; затылок и спина его были выпачканы мелом. – Она призвала его, а может, он пришёл за ней. Антонио полез в драку. А этот парень – дьявол, сущий дьявол, просто бестия с дубинкой! Санчес сказал, он колдун. Он разбросал нас, как котят, и вышиб мозги сначала Тонио, потом Тото, а нас было пятеро здоровых мужиков, и это если не считать двоих ублюдков у дверей! Пока мы хватали протазаны, его и след простыл. Parbleu! Мы нашли только трёх монахов, и все трое были уже без памяти. Ты тоже его видел? А? Где он? Ты его видел? Отвечай!
– Нет! Я его не видел!
– Тогда чего ты мне морочишь голову? – солдат заскрежетал зубами. – Прочь с дороги! Он где-то здесь! Прочь, а то башку прошибу!
– Стой! Помоги тушить!
– Пошёл ты!..
И испанец затерялся среди мечущихся фигур.
Тем временем объединённые усилия монахов возымели успех – огонь стал утихать и вскоре был погашен. Небо затянули облака, луна светила слабо. Принесли факелы и фонари. Отовсюду тянуло дымом, монахи выискивали и заливали последние очажки пламени в прошлогодней траве. По счастью, огонь не успел охватить крышу. У дома сгорело крыльцо, пострадали фасад и коридор, дотла сгорела караулка, но основная часть строения уцелела. Монахи переминались на пороге, не решаясь войти. Кто-то тихо молился. Золтан с многолетней сноровкой оглядел толпу и различил в ней брата-келаря и двух его помощников, а также кузнеца Жеана и Бертольда. Чуть поодаль замер полоумный Смитте: он созерцал пожарище и улыбался, как эгинская статуя. Поймав взгляд Золтана, толстяк помахал ему рукой. Золтан вздрогнул и поспешно отвернулся.
Первым его порывом было войти, но он сдержался. Минуты ничего не решали, и почему-то в глубине души он чувствовал, что уж никак не должен идти первым. Тем паче к месту катастрофы шёл брат Себастьян. Он выглядел усталым, измождённым. Вряд ли инквизитор принимал участие в тушении пожара, но последние события, конечно, выбили его из колеи. Золтан был готов поставить золотой против гроша: бенедиктинец в этот вечер не ложился. Немногим лучше выглядел его помощник, юный Томас. Рядом обнаружились испанцы, злые, возбуждённые и очень грязные; их было только трое: Мануэль, Родригес и Хосе-Фернандес. Позади всех, обходя сгоревшие проплешины и взбаламученные лужи, шагал аббат Микаэль. Все расступились, давая им пройти. Сквозь окошко и дверной проём виднелись развороченная комната, остатки мебели, спёкшиеся бутылки и два мёртвых, обгорелых до неузнаваемости тела на полу, у входа в коридор.
– Кто-нибудь входил? – нарушил молчание брат Себастьян.
– Нет ещё, – сказал Родригес. Говорил он сдавленно, не отрывая взгляда от сгоревших тел. Кончики его усов обвисли, он всё время их грыз.
Себастьян посмотрел на аббата, из чистой вежливости испрашивая разрешения. Тот кивнул. После недавного переполоха его спокойствие казалось просто невероятным, все невольно им прониклись. Перешёптыванья смолкли, кто-то оглушительно чихнул и вытер нос, и наступила тишина.
– Там всё сгорело, будьте осторожнее, – рассудительно сказал аббат. – Это может быть опасным.
– Стены целы, остальное не важно, – отрезал испанец и двинулся вперёд. Он шествовал, как исполнял ритуал. Лицо его было мрачно-торжественным. Солдаты, Томас и брат келарь с факелами двинулись следом. Золтан и Иоганнес Шольц сочли возможным пойти с ними и пошли, не встретив возражений. Все прочие, включая аббата, остались ждать снаружи.
Внутри было темно и душно. В воздухе ещё клубился дым, все сразу стали кашлять. Факелы, потрескивая, распространяли свет и смоляную копоть. Отважно переступив через оба трупа, Себастьян, помедлив, всё же пропустил вперёд Хосе и Мануэля. В таком порядке члены маленького отряда миновали выход на второй этаж, прошли глухим коридором и там, у запертых дверей, остановились, глядя вниз.