– Один раз, – подтвердил голландец.
– Это ты её ужалил?
– Я.
Травник сделал странный, очень быстрый жест – будто повернул в руках большую невидимую сферу, после сжал ладони, вновь развёл и посмотрел на них, сначала на одну, потом на другую. Поднял взгляд.
– Так вот в чём дело, – медленно проговорил он. – Ты – босоркун. Двоедушник! Немудрено, что я тебя не помню. Хм. – Жуга потряс руками. – Давно я не встречал вашего брата… Правда, что с того? Думаешь, нашёл девчонку, так теперь сможешь удержать меня при себе?
– Думаю, смогу, – кивнул господин Андерсон и вынул кинжал. Потрогал пальцем лезвие. – Ты видел, что творится с этой девочкой, и пришёл. Ведь ты не хочешь, чтобы это повторилось? А? Не хочешь? Вот и славно! А меня ты не станешь убивать.
– Почему это не стану? – хмуро поинтересовался травник.
– Потому, что ты для себя так решил. – Толстяк поднял взгляд и расплылся в торжествующей улыбке. – Я прав?
Жуга промолчал. Молчали и все остальные в амбаре. Девушка у ног травника подобралась и села. Её всё ещё колотила мелкая прерывистая дрожь.
– Для чего я тебе нужен? – резко и отрывисто спросил Жуга, обращаясь к Андерсону. – Что ты задумал? Кто ты, наконец, на самом деле, ты, кто со мной говорит?
– Я тот, – ответил Андерсон, – кто будет Летописцем.
– Ах, вот оно что! – горько сказал Жуга. – Хочешь стать новым Иоанном… Не выйдет. Не знаю, кто ты и откуда взялся, но у тебя ничего не получится.
– Получится, – заверил его Андерсон. – Ещё как получится.
– Нет. – Травник покачал головой. – Этого я не позволю. Я не дам тебе такого шанса.
Андерсон ухмыльнулся в ответ и погладил клинок.
– Тебе не справиться со мной. Убить меня не так-то просто. Да ведь ты и не станешь убивать?
– Ни в коем разе, – с достоинством ответил рыжий знахарь. – Справлюсь так.
Дальнейшего не ожидал никто. Лис прыгнул – далеко, молниеносно, только не к Матиасу и Андерсону, и не к Рутгеру и Зерги, а куда-то между ними. Толстый Андерсон вскочил с клинком на изготовку, отбивая выпад – чувствовались школа и сноровка, – но атаки не последовало.
Вместо этого Жуга ударил улей. Просто так, без всякой магии.
Белый посох оказался сделан из какого-то замечательно прочного дерева, он выдержал, и более того: удар наотмашь развалил колоду пополам, не помогли ни штыри, ни обвязка. Соты выпали, как потроха, в огонь и грязь – пустые, тёмные после зимы. Пчёлы вырвались на волю, словно только этого и ждали, злые и безумные, как тысяча чертей. Все завопили, в амбаре мгновенно сделалось тесно. Лошади метались, дико ржали и лягали загородку. Рутгер бросился к выходу, натолкнулся на Матиаса, и оба повалились на пол. Жуга не медлил ни секунды и вторым ударом опрокинул котелок на угли. Зашипело. Молоко перемешалось с мёдом, в нос ударило вонючей сластью, а костёр погас. Прежде чем кто-то смог опомниться и что-то предпринять, Жуга скакнул назад что твой кузнечик, только посох стукнул в пол. Даже в рясе, в полутьме, среди рассыпанных вещей он двигался легко и грациозно, как лисица. Нагнулся, подхватил орущую девчонку (благо весила она не больше, чем овечка), с нею на плечах шмыгнул за дверь и был таков.
В амбаре разразился ад. Гнедая Рутгера порвала постромки и заметалась в замкнутом пространстве, молотя копытами и не даваясь в руки. Пчёлы были всюду и везде. Матиас прыгал и вопил как резаный, Ян Андерсон ругался и махал плащом, Рутгер с бранью высаживал дверь, которую травник подпёр снаружи. Только Зерги не теряла головы: она бросилась к ближайшему окну, подставила чурбак, залезла, подтянулась и теперь протискивалась, самым непотребным образом являя взорам тыл и поминая всех чертей. Вскоре её дёргающиеся ноги в сапогах исчезли из виду, арбалетчица спрыгнула, обежала амбар и вышибла подпорку. Створка распахнулась, Рутгер при очередном ударе вылетел под дождь и шлёпнулся в грязь. Холодная вода легла на раны, как бальзам. Почуяв свежий воздух, следом бросилась гнедая; наёмник едва успел прикрыть голову. По счастью, копыта его миновали. Протерев глаза и отплевавшись, он успел увидеть, как Зерги прикрылась рукавом и снова заскочила внутрь, не иначе спасать свою лошадь.
Вертя руками, как ветряк о двух ногах, наружу с воплем выбежал Матиас. Лицо его распухло, как подушка, он ничего не видел. Вслепую пробежав десятка два шагов, он столкнулся с навозной кучей, рухнул в неё и задрыгал ногами.
Зерги возникла в воротах, волоча сразу двух коней – своего солового германца и серую в яблоках кобылу Андерсона. Звери бились и храпели, рвали удилами губы; фигурка девушки в зелёном дёргалась меж ними на поводьях, словно ниточная кукла. Рутгеру стало стыдно, он покраснел, вскочил и бросился на помощь. Всё это время пчёлы с гулом вились в воздухе, но, слава богу, больше не кусали, или это дождь поумерил их пыл. Вдвоём они управились с конями, отвели их на другой конец загона, где росла большая яблоня, кое-как успокоили и привязали к дереву. Изловили и гнедую.
Последним из амбара вышел Андерсон. Вышел мрачно и неторопливо, злобный, весь распухший и по самый нос закутанный в плащ.
– В погоню, – коротко сказал он, – живо. Седлайте коней!
Но о погоне не могло быть и речи: четвёртой лошади они лишились – пегий конь Матиаса был мёртв, пчелиный рой зажалил его до смерти. Сам Матиас тоже не мог ни идти, ни ехать, только охал, ругался и размазывал по лицу навоз и грязь.
Зерги с Рутгером переглянулись.
– Это невозможно, – твёрдо высказался наёмник. – Лошади покусанные, мокрые… мы им спины сотрём! Они не выдержат дороги, могут вообще понести. Да и ехать куда?
– А я сказал: седлайте! – рявкнул Андерсон, который уже вынес седло и теперь пытался успокоить свою лошадь. – Мы его догоним: с девчонкой на плечах он далеко не уйдёт, дорога здесь одна, мы перехватим его возле города или у леса. Что стоите? Шевелитесь, у нас не так много времени! Матиас останется и подождёт нас тут.
– Этот человек, – вмешалась арбалетчица, – не ходит по дорогам.
Голос её слегка подрагивал. Совсем чуть-чуть, но Рутгер весь напрягся, услыхав подобный тон: девица явно что-то затевала. Со счёта сбиться – столько раз наёмник слышал за последний месяц эти нотки, не сулившие хорошего. Несмотря на молодость, Рутгер уже успел постичь простую истину, что женщина есть существо непредсказуемое, тем более когда в её руках оружие.
«Далеко ль до беды», – возникла тревожная мысль.
Андерсон, однако, ничего не заметил.
– На этот раз пойдёт, – ответил он и отмахнулся от шальной пчелы.
Голландец говорил, а сам думал о чём-то своём; его толстые пальцы двигались как сами по себе – стелили потник, перекидывали седло, затягивали пряжки. Лошадь косила глазом, всхрапывала, трясла мордой, но не протестовала.
– Он выдыхается, – задумчиво проговорил Андерсон, – уже не может прыгать через Бездну. Что-то его держит… интересно что? Нет, нет, он будет двигаться пешком, как мы: топ-топ, топ-топ. Ещё немного – и мы его настигнем. Он пойдёт…
Его слова прервал упругий тонкий металлический щелчок. Голландец замер, повернулся и увидел направленный в его сторону взведённый арбалет.
– Он-то, может, и пойдёт, – сказала Зерги, глядя нанимателю в глаза поверх болта, – только вы, милсдарь, за ним не пойдёте.
Болт был белым – из старых запасов.
Взгляд Андерсона сделался жестоким и холодным.
– Вот как! – выговорил он. – Забавно… Значит, бунт? – Он оглядел по очереди Зерги, Рутгера и Матиаса Румпеля (последний ничего не понимал, только вертел головой и прислушивался). Взгляд Андерсона был таким, что Рутгер профессионально подобрался, не без оснований полагая, что́ последует за этим.
– Зовите как хотите. – Зерги поудобней ухватила арбалет, отбросила за спину скрывающий обзор капюшон, скривила губы и дунула на чёлку – мокрые волосы едва шевельнулись. – Только вам за ним идти не след. Я много повидала, господин хороший, айе, много всякого. Но что вы вытворяли с этой девкой, это и чертям в аду не снилось. Я не знаю, для чего вам нужен Лис, но задницей чую – не для хорошего. Расседлайте лошадь.
– Зерги, Зерги. – Андерсон скривился, будто это прозвище отдавало кислым. – Белая Стрела, продажная убийца… Не надо было брать тебя с собой – терпеть не могу, когда баба лезет в мужские дела. С каких это пор тебя стали волновать такие мелочи, как чужая боль и собственная совесть? Обычно у таких, как ты, всё наоборот. – Он задумчиво потёр распухший подбородок и опять поморщился. – Хотя я слышал, что тебя и этого, как его там – Жугу? – когда-то связывало нечто большее…
Зерги вспыхнула.
– А вот это не ваше дело, господин хороший, – процедила она. – Не ваше дело.
– Понимаю, – рассудительно кивнул голландец. – Понимаю. И молчу. Может, всё-таки опустишь арбалет?
– И не подумаю!
– Раз ты не убила меня сразу, значит, не хотела убивать.
– Я в спину не стреляю.
– Но теперь-то я к тебе лицом стою.
Девушка не ответила.
– Так, – сказал толстяк. – Так. И чего же ты хочешь?
Арбалетчица переступила в поисках лучшей опоры – было сыро, сыпал дождь, ноги разъезжались. Мокрая, неровно подстриженная чёлка липла ей ко лбу, спадала на глаза.
– Я к вам нанималась, чтобы охранять, а не пытать, – наконец сказала она. – Вы выманили Лиса из норы, айе. Зачем, не важно, но плевать: я даже рада, что он жив. Но коль хотите говорить с ним, говорите на равных, а не загоняйте в угол. Я не хочу, чтоб вы травили его, как зверя.
– Так-таки не хочешь?
– Не хочу, – отрезала она, – айе.
Тут Рутгер не выдержал и решил вмешаться: сделал шаг вперёд и поднял руку, прося слова.
– Погодите! Стойте! Хватит. Хватит, Зерги. Опусти арбалет.
– Кто ты такой, чтобы командовать? – огрызнулась та.
– Я пока прошу. Господин Андерсон…
– Я не понял, – осадил его толстяк, – ты на чьей стороне?
– На своей, – угрюмо отозвался Рутгер. – Она права. И вы, наверное, правы. Я могу убить, могу ограбить, припугнуть, но не играться в кошки-мышки! Не могу взя