ть в толк, что вы затеяли, но это дурно пахнет. Я вам не мальчик. Баста! Когда хотят поймать рыбу, не хватают её за хвост. Говорите, для чего вам это, прямо здесь, сейчас. А там уже решим, по-прежнему мы с вами или разбегаемся… Святые угодники, Зерги, да подними ты арбалет!
– Ещё чего! – ответила та.
– Понятно, – сказал Андерсон. – Понятно… Ну с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? – Он ухмыльнулся. – Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять. Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает… О, кстати: вот и он!
Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался – повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновенье Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.
– Сука, – выдохнула она. – Гадина, мразь дворянская…
Она закашлялась. Из-под её сжатых пальцев начала сочиться кровь.
– Лежать! – сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. – Лежать, собака! Схватишься за нож – убью на месте. Понял?
Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка, манера речи – всё стало другим. «Двоедушник» – вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.
– Что ж, хорошо, – продолжил Андерсон. – Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду – встанешь и начнёшь ходить. Понял?
Рутгер снова кивнул. Его мутило.
– Твари, – выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. – Если бы не вы… Нет, на кого хайло раззявили! Всё, – он решительно взмахнул рукой, – расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот. – Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. – Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, – он кивнул на Зерги, – достойные похороны.
Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь. Перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю – капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся на земле – ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся и нащупал в рукаве свой «коготь» – бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch», – подумалось ему. – «Последнее желание». Он закусил губу, сжал пальцы, потянул…
И замер, встретив взгляд голландца.
– Даже не думай, Рутгер, – сказал Ян Андерсон. – Даже не думай.
И дал кобыле шпоры.
Матиас ничего не видел. То есть не сказать, что абсолютно ничего – какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновенья причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться, только слушал. Брань очень скоро перешла в резню и потасовку. Кончилось всё скверно – Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.
– Всё, расстались! – услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. – Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.
Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то с шумом, грузно влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал – он сжался и сидел как мышь, моля всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать…
– Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.
Послышался удаляющийся конский топот, после – тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.
– Зерги, – тихо позвал наёмник. – Зерги, ты жива?
Кто-то завозился в грязи. Послышался кашель.
– Гадство, – выдохнула арбалетчица. – Вот же гадство…
И снова закашлялась. Плюнула.
– О-ох…
– Дай взглянуть. Убери руки. Ох, господи… Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.
Послышался треск разрываемой материи.
– Без толку, – отозвался женский голос. – Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака…
– Не говори так.
– Говори, не говори – один чёрт. By Got, как больно… Два удара, быстрый, как гадюка… Всё, беляк, кончилась я. Ох…
– Сейчас, сейчас, – повторял Рутгер. – Вот так… вот так…
Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.
– Кровь… – сказала девушка. – На тебе кровь. Ты тоже ранен?
– Это вскользь – неглубоко, до кости… Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.
– Арбалет…
– Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся… Стой! Не надо! Ах ты, чёрт, повязки разъезжаются…
– Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, всё спуталось… Dam, ну и смазала же я, ох, смазала…
Она опять закашлялась.
– Я найду его, – сдавленно сказал наёмник. – Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!
– Может быть… – безразлично отозвалась девушка. – Как мерзко… не хочу…
И снова стало тихо, в этот раз на целую минуту. «Кончено», – решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.
– Рутгер, – позвала она.
– Что?
– Рутгер…
– Что?
– Поцелуй меня.
Повисло неловкое, растерянное молчание. Дождь шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.
– Тебе… не противно? – снова спросила девушка.
– Ты что несёшь! – поперхнулся Рутгер. – Не сходи с ума. Я… Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.
Не было ни звука, ни движения. Что-то сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.
– Дура я, дура, – выругалась Зерги. – Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая… какие у тебя глаза, какие глаза… Прощай, Рутгер. Выпей за меня.
– Ты же волшебница! – протестующе выкрикнул наёмник. – Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!
– Я… – Она гулко сглотнула. – Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, нет.
– Лис? Ты думаешь, он вернётся?
– Для чего? После такого… Нет. И не мечтай.
Она помолчала.
– Рутгер…
– Что?
– Я наврала тебе. Как девка наврала, айе. У тебя есть талант.
– Какой талант? – не понял тот.
– Магический. Ты… можешь. Надо только научиться.
– Поздно. Да и не у кого.
– Всё равно. Я хочу, чтобы ты знал. Фс-с, руки мёрзнут… холодно рукам.
– Погоди минутку, одеяло принесу. Dam! Проклятый дождь!
– Постой, – остановила его Зерги. – Рутгер, если бы был способ… ты бы мог… ради меня…
– Всё, что угодно, Зерги, – заверил Рутгер. – Я сделаю что угодно!
– Есть одно заклятие… – Зерги говорила всё быстрей, прерывисто дышала, часто кашляла. – Случайно… в книгах у Веридиса рылась, нашла… Это поможет. Но не так, как хочется.
Мгновение Рутгер колебался. Но только мгновение.
– Я умру? – спросил он.
– Не совсем. Если получится, мы оба будем жить.
– И… кем мы станем?
– Иногда собой. А иногда никем. Боже… Чёрт… Время уходит, Рутгер! Ты готов?
– Готов, – твёрдо произнёс наёмник. – Что надо делать?
– Сперва смешать кровь.
– И только? – усмехнулся тот. – Чего проще!
– Не перебивай… Сходи за молоком. Добавишь нашей крови, дашь мне выпить, выпьешь сам… Иди!
Зашлёпали шаги. Рутгер почти бежал, во всяком разе, двигался так быстро, как только позволяла рана в боку. Потом шаги вернулись.
– Принёс, – услышал Матиас. – Что дальше?
– Дай руку… Где ты? Я не вижу.
– Здесь. Я здесь. Вот. Говори, что дальше!
– Имя… мне понадобится имя. Тебя по-настоящему зовут Рутгер?
– Да. Да, Зерги… Зерги? Открой глаза! Чёрт… Зерги! Очнись!
– М-м… – Она застонала. – Не Зерги я. Альбина. Меня зовут Альбина. Не зря же я придумала те белые болты…[81] Дай мне.
– Тебе нельзя пить!
– Можно.
Два раза звякнула дужка котелка, после чего опять раздался её голос:
– Повторяй за мной: «Огнём и кровью… кровью и огнём… я связываю свою жизнь…» Да повторяй же!
– Огнём и кровью, – запинаясь, начал говорить наёмник, – кровью и огнём…
Матиас слушал в оба уха, только человеческие слова скоро кончились: после пары клятв и обещаний Зерги, а за ней и Рутгер перешли на какой-то собачий язык, шипящий и гортанный, полный харкающих звуков. Рутгер еле выговаривал слова. Матиас ничего подобного прежде не слышал и решил, что это язык какой-то восточный или даже вовсе не язык. Однако длилось всё недолго. Не прошло пяти минут, как Зерги выдохнула: «Всё!» – и оба враз умолкли.