– Не двигайтесь, а то пальну! Зачем вы здесь? Хотели устроить ведьме побег?
– Эта девушка не ведьма. А побег устроили не мы.
– Не вы? А кто?
– Не знаю. Кто-то другой. Послушай, даже если девка в чём-то виновата, уж никак не в ереси. Она просто подвернулась под руку, а вы…
– Кто такой Лис?
– Сам бы хотел знать.
– Caray! – рассердился Гонсалес. – Я тебя убью сейчас! Я слышал, ты с ним говорил как с другом, а теперь говоришь, что не знаешь его?
– Стой! – Золтан выставил ладони. – Не стреляй. Я его знаю, правда. Но не знаю, кто он! Я могу только догадываться. Мы знакомы десять лет. Он горец из Валахии, его зовут Жуга, но ты, наверное, и так это знаешь, ты же переписывал бумаги.
– Верно, знаю, – подтвердил испанец. – Как он уцелел? Я стрелял серебряной пулей и попал в него. Ручаюсь, что попал. Как могло быть, что он выжил? Он кто? Колдун? Одержимый? Зачем он нас преследует?
– По мне так это вы гоняетесь за ним.
– Отвечай, picaro![89]
– Он травник. Знахарь.
– Чернокнижник?
– Просто книжник.
– Не ври мне! Если верить слухам, он вообще не человек.
– Про Иисуса тоже говорили, будто он не человек!
– Не богохульствуй!
– Я не богохульствую! – Золтан топнул ногой. – Но как мне объяснить за минуту… Он барака. Избранный. Ты понимаешь, юнкер?
– Понимаю, не дурак, сам из Толедо. Хочешь сказать, что он проповедует? Что он – пророк-ересиарх?
– Нет, конечно! Он – сосредоточие какой-то силы, мощи. Может, потому он и ушёл в леса, чтоб не было соблазна выплеснуть её. И может, всё б исправилось, но тут явились вы. Теперь они в беде, и травник, и девчонка. А они нужны друг другу!
– Мне-то что за дело до того, что они в беде?
Золтан потряс кулаками.
– Всем до этого нет дела! Может, весь мир покатится к чертям, если им в ближайшие недели не удастся найти друг друга, а всем до этого нет дела! Парень, я расскажу тебе всё, что знаю про него, если ты в самом деле этого хочешь, но это рассказ не на один час! Какого чёрта! Не делай из нас дураков. Опусти аркебузу!
– Я всё равно тебе не верю, – ответил Мануэль. – Всё это пустая болтовня, dermwindeken[90], ты просто хочешь выиграть время. Этот ваш рыжий brujo – просто одержимый бесами цирюльник, а вовсе не святой отшельник, каким ты его пытаешься выставить. А вы – еретики и сатанисты, гёзы и приспешники Оранского! Здесь какой-то заговор, быть может, promensiamento[91], ты выгораживаешь своего дружка и девку, а на самом деле…
– Господин, берегитесь! – предостерегающе вскричал Иоганн.
– Нечего беречься, – ледяным тоном ответил Золтан. – У него фитиль погас.
Мануэль захлопнул рот и спустил курок, но Хагг был прав: фитиль коснулся полки безо всякого эффекта. То ли порох отсырел, то ли высыпался от резких движений, но, скорее всего, просто фитиль был короток: он догорел до губок серпентина и погас.
Не медля ни секунды, маленький испанец отшвырнул рогатку и аркебузу и выхватил из ножен меч. Хагг, уже рванувшийся вперёд, застыл на месте.
– Разрази меня гром… – тихо сказал он. – Иоганн…
– Заходите справа, герр Золтан, – разминая пальцы, сказал Шольц, мягким шагом огибая стол. – Мы с ним справимся.
Мануэль пятился к двери, держа обоих на расстоянии длины клинка. Меч слабо мерцал в сумерках. На изображении танцующей лисы проскакивали искры.
– Нет! – ответил Хагг, удерживая друга за рукав. Взгляд его неотрывно следил за клинком. – Нет, Дважды-в-день, мы не будем его убивать.
– Что с вами? Почему? Ведь он же…
– Да посмотри же на клинок, тупица!
Простой, знакомый Золтану до мелочей меч травника исчез: Мануэль вынул из ножен espadas roperos – длинный толедский клинок с долами по всей длине, с испанской чашей и «ослиной пяткой».
– О Аллах! Посмотри: он слушается его! Этот парень должен нас понять. Да что я говорю, он уже всё понял, просто не хочет верить, нам нужно только время, хоть немного времени… Мануэль, постой, выслушай меня. Жуга – совсем не тот, кем ты его считаешь.
Мануэль, казалось, ничего не слышал и не замечал.
– Молчи, проклятый сарацин! – Он был уже почти у дверей. – Я всё слышал. У дьявола сто языков, но ты меня не обманешь…
– Ты делаешь ошибку! Никто тебя не обманывает. Думаешь, ты завладел мечом? Ничего подобного, это меч завладел тобой! Держу пари, ты баловался магией… ага, ты вздрогнул! Стало быть, я прав. Мануэль… послушай меня, Мануэль. Высшие силы могут проявлять себя по-разному, пути Господни неисповедимы. Когда в двери стучится Судьба, надо отворять, а не прятаться. Дай нам время, я всё расскажу тебе, и ты решишь, на чьей ты стороне!
Гонсалес несколько мгновений колебался, потом решил действовать.
– Ко мне! – вскричал он. – Эй, все сюда! На помощь, альгвазилы! Братия, на помощь!
«Проклятый мальчишка! – Золтан смежил веки. – Как же мне его убедить?! Меч, меч… Малый – оружейник, он верит этому клинку. Я тоже когда-то держал его в руках, совсем недолго, но он слушался меня, когда мы были под землёй… Этот меч почти живой, не может быть, чтобы он меня не помнил! Должен помнить! А иначе остаётся только убивать. Но если меч выбрал нового хранителя, у нас нет шансов… нет шансов… Хриз! О Хриз! Ксиал, клинок вечерних сумерек! Именем твоим и именами мастеров, тебя создавших: Родарина, Севелона, я взываю к тебе! Ты же помнишь травника, а значит, помнишь и меня! Сейчас твоё время, будь на нашей стороне, помоги нам! СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!»
Он так и не открыл глаз, даже запрокинул голову от напряжения, оскалился и мысленно почти кричал, а потому не слышал возгласа Мануэля, только Иоганна. Открыл глаза… и сам не смог сдержать вздоха изумления.
Маленький испанец всё стоял в дверном проёме в стойке фехтовальщика, освещённый светом факела, и держал руки вытянутыми перед собой, только в руках его вместо меча была изысканно-простая чаша дымчатого серебра, источающая слабое сияние. Рисунка было не видать – то ли он был с противоположной стороны, то ли упрятался на дне.
Такого Золтан ожидать никак не мог. У него язык отнялся, он не знал, что и сказать, так и стоял столпом.
Испанец первым нарушил затянувшееся молчание.
– Sangue de Cristo! – задыхаясь в экстазе, простонал он. – Истинная кровь! Sangreal! Sangreal!
Ноги его подломились, и Мануэль опустился на колени, благоговейно держа реликвию перед собою.
– Ave! Ave! Как я был слеп! Miserere me! Я не достоин, Господи! Я не достоин!
– Аллах всемилостивейший! – потрясённо выдохнул Хагг, начиная понимать, в чём дело. – Ты девственник?
Судя по тому, как зарделись щёки маленького испанца, догадка Золтана была верна. Мануэль – чахлый, недоразвитый толедский мальчик, неудачливый на поле брани, обделённый счастьем на любовном ложе, но при этом грамотный и сведущий в легендах и преданиях; он сразу сопоставил чашу Иосифа Аримафейского и меч царя Давида, уготованный рыцарю-девственнику, – реликвии, единые во многих лицах, предмет искания и таинства.
Иначе говоря – Святой Грааль.
Сказать по чести, Золтан растерялся. Через открытое окно с монастырского подворья доносились тревожные возгласы и топот ног. Выбора не было. «Аллах, прости мне это прегрешение! В конце концов, возможно, парень в чём-то даже прав: у каждого свой Грааль».
Хагг бросил взгляд на Иоганна, который тоже то ли притворно, то ли всерьёз стоял на коленях, и напустил на себя суровый, подобающий моменту вид.
– Ты не должен никому об этом говорить, – торжественно и несколько не в меру торопливо произнёс он. – Слышишь, Мануэль Гонсалес? Никому. Ты приобщился к тайне. К величайшей тайне! Понимаешь это?
– О, я понимаю! Понимаю! – истово закивал тот. – Tantum ergo sacramentum![92] Вот на что ты намекал мне! Тот травник. Да, о да! Он был ЕГО хранителем! Ave, евхаристия, салам, о благородный сарацинский воин! Я понимаю. И молчу.
– Молчи и далее, – продолжил Хагг. – Никто не должен знать о том, что ОН в твоих руках. И думай о НЁМ как о мече.
Мануэль кивнул, воздел чашу кверху, опустил веки и зашептал молитву. Металл потёк, мгновенье, другое – и в руках его снова был меч. Мануэль открыл глаза, поцеловал рукоять, встал с колен и вложил клинок в ножны.
– Я готов, – сказал он, глядя Золтану в глаза. – Что нужно делать?
Было восемь вечера, когда Яльмар Эльдьяурсон, известный также под именем Олав Страшный, вышел из кривого переулка возле монастыря миноритов на набережную Каменотёсов и направился к большому кнорру, ошвартованному возле каменного пирса. Норвежец шёл быстро, не оглядываясь и не обращая внимания на ветер, развевавший его плащ. Двое его спутников – темноволосый гигант со сломанным носом и второй, такой же высокий, огненнобородый, со шрамом на лице, едва за ним поспевали. Сыпал дождь, мостовая была мокра. Не сбавляя шага, Яльмар сошёл по сходням и ступил на палубу. Корабль качало. Мореходы, непосредственно до этого грузившие товар, проверявшие такелаж и занятые другими неспешными делами, замерли в молчании, ожидая слов предводителя.
– Всем спать, – скомандовал тот. – Кончайте приготовления и отдыхайте, пока можно. Ульф, Харальд, останетесь на вахте. Через три часа начнётся отлив, мы отплываем с ним.
– Куда такая спешка? – недовольно высказался кто-то. – Что ты разузнал такого, из-за чего нам опять всю ночь грести?
– Нильс, это опять ты? – мрачно ответил Яльмар, высмотрев среди команды бунтаря. – Я уже сказал, что я тебя не держу. Можешь уходить прямо сейчас, если ты недоволен, твою долю я выплачу, а если хочешь, можешь взять товаром. Но не смей мне указывать!
– Да нет, я так… а всё ж…
– Тогда замолкни и лезь под одеяло, а то я оставлю на вахте тебя! Эй! Кто ещё хочет высказаться? Никто? Так слушайте меня! Идут дожди, течение сильное, ветер попутный. До середины ночи, если повезёт, дойдём до Текселя, там встанем на стоянку у Яичных Дюн или на Белых Песках. Там простоим день или два – зависит от погоды. Заодно запасёмся провизией. Всё равно здесь негде жечь костры, а в гостиницах слишком много соблазнов. Всем понятно?