– Можно и пива, – кивнул Яльмар. – Но мы, вообще, не за этим.
– Понятно. Только торговля нынче неважная, – посетовал хозяин «Клёпаного гроба». – Морские гёзы собирают флот в помощь Молчаливому, кузни дымят день и ночь, все загружаются порохом, пулями и стрелами. Немногие вернутся, поэтому всем плевать на припасы. Если вы не привезли вино или порох, ждите убытков: другой товар здесь мало кому нужен. Меня зовут Хейре. Хейре Сваммердам. Я здесь хозяин.
– Яльмар Эльдьяурссон, – последовал ответ. – Я не торговец.
– Хм. – Кабатчик выпустил ещё один клуб дыма и с интересом подался вперёд. Вид рослых мрачноватых скандинавов за спиной у Яльмара, похоже, не вызывал у него никаких эмоций. – В таком случае чем я могу вам помочь? – осведомился он.
– Я разыскиваю девочку, – сказал варяг.
– Хм… девочку? – повторил кабатчик. – Тогда вам в квартал красных фонарей, на улицу Бомкамп или на канал Регге, в заведение мадам Лали, или ещё куда в этом роде. Там есть девочки на все вкусы… – тут он смерил взглядом варяга и добавил, не без скрытого ехидства: – …и размеры. В моей таверне вы ничего такого не найдёте.
Льдистые глаза варяга блеснули, хотя лицо осталось бесстрастным.
– Ты не так меня понял, менеер Сваммердам, – ответил он. – Я не ищу гулящих девок – этого добра кругом хватает. Я ищу свою дочь. Маленькую девочку. – Он показал рукой. – Ей восемь или девять лет. Я знаю, что сейчас война и в округе пропасть беспризорных детей. Разрази меня гром, я даже не знаю, как она выглядит! Наверняка она похожа на меня, у неё синие глаза и светлые волосы, которые вьются, как вились у моей Алоизы… Впрочем, это не важно. Я знаю другое: её увёл из дома шарлатан, циркач, какой-то италийский кукольник с длинной бородой – персона, судя по всему, приметная, к тому же странствует на тележке. В последний раз, когда люди его видели, с ним были мальчишка-помощник, какой-то рифмоплёт и банда бродячих музыкантов, и он собирался ехать в эту сторону, уж не знаю зачем. Я гнал свой кнорр три дня вдоль побережья, чтобы их опередить, мы только раз причалили набрать воды и отдохнуть, и вот я здесь. Я вижу, ты моряк, менеер Сваммердам, или был им, и к тебе заходят многие. И, может быть, менеер Сваммердам, ты видел этого человека или слышал что-нибудь о бородатом кукольнике с девочкой и мальчиком?
Хозяин таверны выпустил очередной клуб дыма и покачал головой:
– Нет, господин варяг, я их не видел. И не слышал о таких. А вы уверены, что они ехали именно сюда?
– Уверен.
– Я не видел их.
Варяг кивнул и повернулся, вознамерившись уйти, но задержался, услышав за спиной лаконичное: «Стойте!» Остановились и его спутники.
– Стойте, – повторил кабатчик и вышел из-за стойки, на которую всё это время опирался. При этом раздался пронзительный скрип, и стало ясно (а потом и видно), что у него деревянная нога. – Вы, наверное, хотите идти расспрашивать людей, так? Послушайте моего совета. – Он вынул трубку изо рта, выдохнул дым и продолжил: – Я тоже очень не люблю, когда крадут детей, всё равно, будь то цыгане, циркачи или comprachicos. У меня у самого три дочки (хотя, видит Христос, лучше бы их было поменьше), и я люблю их, как любил свою покойницу жену. Я вдвое старше вас, но мы с вами родственные души. Так вот что я вам скажу. Моя таверна не из лучших, но моё имя – Хейре Сваммердам, меня здесь знает каждая собака, и если уж мне об этом человеке ничего не известно, он вряд ли вообще тут появлялся, этот ваш кукольник. Если вы начнёте ходить по кабакам и спрашивать, всё может кончиться тем, что он приедет и узнает, что его искали. Узнает и заляжет на дно, как морской кот, и вы не найдёте его, пока на него не наступите. А сейчас вы обежите десять таверн, а в одиннадцатой станете на якорь, потому что пыль, морская соль и пустые расспросы высушат вам глотку. И там вы будете сидеть и пить, и ваше серебро и золото осядет в карманах у Самсона ван дер Воуде или у Брама Бастенакена. А у меня три дочери, и мне надо их растить и выдавать замуж. Вот что я вам предлагаю: оставайтесь у меня. Можете послать двоих-троих ребят, пусть посидят, посмотрят, только никому не говорят, зачем они сидят и смотрят, а сами оставайтесь у меня. А остальных отошлите назад на корабль. Я пошлю одну дочь на рыбный рынок, а другую – на зеленной, будто бы справиться о ценах, и они там спросят и узнают, что и как. Это не вызовет подозрений, ведь женщины любят поболтать. Это обойдётся вам в два золотых, но что такое два несчастных золотых для такого отважного морехода, как вы?
Пару мгновений Яльмар созерцал коренастого одноногого кабатчика, потом расхохотался и хлопнул его по плечу, едва не сбив при этом с ног (верней, с ноги).
– Клянусь Оди… то есть что я говорю! – Христос свидетель, ты прав, я так и сделаю, коль ты не обманешь, – воскликнул он. – А у тебя голова варит! Небось не первый раз проворачиваешь такие делишки?
– Всё упирается в карман, – с усмешкою ответил Сваммердам и похлопал себя по этому самому карману. – Вы мне всех посетителей распугали, должен же я поиметь с вас какую-то выручку! А кто б я был, когда б не чуял, где можно поживиться? Никак не Хейре Сваммердам. Лет двадцать, двадцать пять тому назад я был самым удачливым контрабандистом на всём побережье, а моя фелюга – самой быстрой лоханью в округе, если не считать таможенных люггеров. Ни одна чиновничья тварь не могла поймать меня за руку. Если б не проклятый порох, я бы плавал до сих пор. С местными я ладил. Но когда шесть лет назад береговая служба отошла испанцам, всё переменилось. Нынче гёзы прогнали их к чертям, а тогда у них на куттере был фальконет, они не понимали по-фламандски и без разговоров начинали палить во всё, что движется, а я не успел спустить парус, и мне оторвало ногу шальным ядром. Цирюльник спас мне жизнь, но оторванное не пришьёшь.
– Да. Незавидная судьба, – согласился Яльмар, усаживаясь за стол. Шепнул пару слов стоявшему рядом Сигурду, тот кивнул и остался, остальные удалились.
– Я не жалуюсь, – пожал плечами старый мореход. – Наверное, это был знак свыше, что пора завязывать. Да и денег в аккурат хватило, чтоб купить таверну и осесть. Так что же, будете вы есть? У меня есть жаркое из молодого козлёнка и угри. Хорошие угри, без запаха тины.
– Неси!
– А пить что? Пиво? А то есть ещё вино и женевер[97], – посоветовал кабатчик. – Вино дрянное, потому как местное, а вот женевер весьма хорош. Рекомендую. Мой приятель Аге Груневельд, сын мамаши Венте, гонит вполне приличный спирт. Только в последнее время сырья нехватка – зерно вздорожало. Он пробовал гнать самогон из чего-нибудь другого, даже из земляного масла, только плохо получилось – гореть горит, а пить противно. Он перегнал пять бочек, плюнул и забросил. Стоят в подвале. Может, пригодятся для чего. Не нужно вам?
– Нет уж, не надо, хватит с нас пива. А впрочем, так и быть, уговорил: тащи свой женевер! И чего-нибудь закусить. Если нам понравится, будем приходить сюда харчиться всей командой. Благо ходить недалеко.
– А если не понравится?
– В лоб дам, – добродушно бросил Яльмар. – И твой гроб очень быстро тебе пригодится.
– Понял, – так же добродушно отозвался Хейре Сваммердам.
Он удалился, вскоре вернувшись с двумя большими кружками, полными пива, блюдом козлятины, поджаренной с сыром и капустой, и с зеленой кубической бутылкой, полной опасного бесцветного зелья, пахнущего сивухой. Яльмар взял бутылку, критически посмотрел её на свет, отколупнул сургуч, выбил пробку, зажал ладонью горлышко, встряхнул несколько раз, отхлебнул и закашлялся. Жидкость впивалась в горло, как колючка, потом сразу начинала бродить в желудке в поисках выхода. Глаза варяга вылезли из орбит.
– Забористая штука! – выдохнул он, передавая бутылку Сигурду, чтобы тот тоже мог причаститься. – Давненько я такого не пивал. Отнесём её ребятам. Ночи холодные.
И они принялись за закуску.
Так они сидели довольно долго, разговаривая с кабатчиком о том о сём. Ближе к вечеру явилась старшая дочь с корзинкой угрей и покачала головой в ответ на молчаливый взгляд отца, потом пришла средняя и тоже покачала головой: никто из горожан не слышал ни о кукольнике, ни о бродячих музыкантах, а если слышали, молчали.
– Что ж, раз так, мы пойдём, – сказал Яльмар.
– Придите завтра, – посоветовал кабатчик. – Когда кого-то ищешь, то полезнее сидеть на месте, нежели ходить.
– Да неужели? – Яльмар поднял бровь.
– Истинная правда, не будь я Хейре Сваммердам. Судите сами: ежели сидишь, всегда есть шанс, что тот, кого вы ищете, однажды пройдёт мимо вас. А если вы и он всё время будете бродить, то далеко не факт, что вы встретитесь.
– Разумно, – признал Сигурд, впервые за весь день открывший рот, чтобы что-то сказать.
На кнорре всё было без перемен. Прилив поднял корабль и потащил вперёд, на берег, но дружина предусмотрительно завела два якоря, и кнорр качался на плаву. С борта перебросили на берег два связанных весла, по которым Яльмар и Сигурд забрались на палубу. Темнело. В небе засияли толстый серп месяца и звёздочка Венеры. Город осветился окнами, на судах зажгли фонари. Как раз при появлении Яльмара Харальд тоже затеплил масляный фонарь и теперь прилаживал его на крючок.
– Какие новости? – спросил он, обернувшись. Вся дружина молча ждала ответа.
– Стоим тут, – лаконично бросил Яльмар.
– Сколько?
– Сколько потребуется.
Он ждал роптания и недовольных возгласов, однако никто не стал ворчать – стоять в порту всегда приятнее и проще, чем грести неведомо куда. Пока мореходы закусывали и разворачивали меха и одеяла, Яльмар молча прошёл на корму и там остановился, созерцая гавань, серебрящуюся лунными бликами. Помои, трюмная вода, отбросы превратили дельту Мааса в большую сточную канаву, но сейчас, под вечер, это было не так заметно. Работа не прекращалась ни на минуту. Со всех сторон тянуло рыбой, жжёной ворванью, мочой и дымом от кузнечного угля. Яльмар стоял и смотрел, как снуют взад-вперёд люди и лодки, как идёт погрузка, и не сразу заметил, что сзади к нему подошёл Сигурд.