Nix et nox. Море и ночь. Две составляющих пиратской вольницы.
Голландский флот – разрозненные суда, бывшие торговцы, китобои, рыбаки, объединённые в один кулак, шхуны, корветы, бриги и барки – они несутся, они скользят, накренив паруса до воды, быстрые, как облака под северным небом. Кнорр Яльмара нагнал их на второй день, потратив сутки на то, чтобы загрузиться порохом и пулями и принять на борт два десятка вооружённых гёзов, да и то пришлось идти на вёслах. Появление его на горизонте под трёхцветным флагом – белым, синим и оранжевым – было встречено приветственными криками на всех кораблях, и «Сокол» отсалютовал ему из пушки холостым выстрелом.
И они шли весь день на запад, вдоль голландского побережья. И гёзы говорили, глядя на норвежцев: «Смотрите, смотрите: даже этот ворон летит с нами на битву, чтобы заклевать испанского стервятника!»
И другие отвечали им: «Если бог с нами, то кто против нас?»
Потом были только ночь и море. Ночь была темна, а море неспокойно. Всё покрыл туман, седые тучи спрятали луну. Эскадра легла в дрейф и замерла в ожидании. Ни единого огонька не горело на мачтах и палубах, даже трубки были погашены. И гёзы видели перед собой только тусклое небо, мрачные тучи, оседлавшие светящиеся волны, и – совсем близко – красные звёздочки. То были фонари эскадры из Лиссабона, командир которой не знал, что Флессинген уже в руках восставших. Два десятка кораблей, гружённых пряностями, сахаром, парчою, золотом и ртутью; они шли, переваливаясь на волнах. И гёзы набросились на них, как лисы на кур, все суда, какие были: «Сокол», «Лебедь», «Иоганна» и «Согласие», «Гёз», «Анна-Мария» и «Эгмонт», и «Горн», и «Вильгельм Молчаливый», и все прочие, и преследовали их до Миддельбурга, где завязался кровопролитный бой. И португальские корабли были очищены от груза, вылущены, как скорлупа ореха, и брошены носиться по волнам без мачт и парусов и догорать на взморье. Часть кораблей гёзов после этого вернулась отвезти добычу во Флессинген, другая направилась на помощь Лейдену.
– Они всё ещё держатся, и это удивительно, – говорил Энтенс де Мантеда. – Наши братья-реформаты сопротивляются, голодают, но не сдаются и надеются на нас. Мы не должны оставлять их в беде.
И снова вперёд, день и ночь, не останавливаясь, пока есть попутный ветер, мчались корабли, под завязку нагруженные порохом, оружием, съестным припасом и вооружёнными людьми, и на третий день с палуб уже можно было разглядеть шпили осаждённого города. Но подходов не было, и устье Рейна было перекрыто; испанские пушки били в упор с укреплённых позиций. Попытка прорваться едва не кончилась для гёзов плачевно: испанцы потопили один корабль, повредили ещё два, остальным пришлось отступить. Ширь и простор – два верных союзника восставших – не могли помочь им в узком пространстве рек и заливов. Эскадра откатилась назад и замерла на рейде. Канониры держали наготове кучи ядер и картечных бомб, пушки были заряжены и укрыты парусиной, непрестанно горели фитили.
Вечером в каюте «Сокола» капитаны кораблей держали военный совет. Яльмар Эльдьяурссон тоже был здесь. Шла зыбь, корабль качало, волны с тихим шорохом плескались в борта. Фонарь под потолком отбрасывал мечущиеся жёлтые блики на лица собравшихся и карту на столе.
Большинство ратовало за то, чтобы уходить.
– Мы полощем якоря уже два дня, а ничего не происходит! – возмущался капитан корвета «Пчела» Винсент ван Кестерен. – Чего мы ждём? Со дня на день сюда явится испанская эскадра, и тогда останется только поворачивать и идти обратно на острова. Так почему не сделать это сразу?
– Если мы и дальше собираемся стоять и ждать, то этим и кончится, – сказал адмирал Буазо. – Мы сейчас собрались не за этим. Есть другие предложения?
– А что нам остаётся? Даже если к нам подойдёт подкрепление и мы разобьём испанцев на воде, это мало поможет нам на суше. Давайте глядеть правде в глаза: Лейден обречён. Из нашей затеи ничего не вышло.
– Капитан Винсент прав: надо возвращаться, – поддержал его Джон Бадд, шкипер английского барка «Святой Георг». – Гром и молния! Мы ничего не добьёмся, если будем торчать тут у всех на виду, надувать щёки и таращить глаза! Этим испанских дьяволов не испугаешь. Надо набирать людей, высаживать десант и атаковать сразу с двух сторон. Тогда, быть может, что-то и получится.
– Это займёт слишком много времени, – возразил де Мантеда. – Чтобы собрать достаточно серьёзные силы, принцу потребуется два или три месяца. Лейдену столько не продержаться.
– Гарлем продержался.
– Гарлем пал. И вспомните, как всё произошло: была зима, Гарлемское озеро замёрзло, и наши корабли не смогли прийти на помощь осаждённому городу, а те, которые пришли, вмёрзли в лёд и были сожжены. И надобно учесть, что каждый день к городу по прекрасно охраняемым путям шли сани с хлебом и порохом. А Лейден полностью отрезан от мира! Если мы не успеем до холодов, эта зима станет для лейденцев последней.
Воцарилась тишина. Сквозь плеск волн и посвист ветра было слышно, как перекрикиваются вахтенные на кораблях.
– Я скажу, – встал Яльмар, и все взоры устремились на него.
– Говори, Яльмар Эльдьяурссон, – кивнул де Мантеда, предварительно испросив разрешения взглядом у адмирала Буазо. Тот кивнул. – Говори.
Яльмар заложил ладони за пояс и обвёл взглядом всех присутствующих.
– Послушайте меня, – сказал он. – Я не силён в болтовне, и я не знаю, можно ли ждать помощи от вашего Оранжевого принца. Но мне ясно одно: пока вы тут, городу вы ничем не поможете. У нас два выхода: первый – уйти, второй – атаковать.
– Атаковать мы не можем, – напомнил ему Буазо.
– Можно бросить корабли и высадиться.
– Что?! – вскричал ван Кестерен. – Высадиться и бросить корабли на произвол судьбы? Наши прекрасные боевые корабли! Только этого не хватало! Не для того их строили и вооружали, чтобы теперь бросать!
– Если вы хотите вызволить людей, придётся чем-то жертвовать, – резонно возразил варяг. – И пусть лучше это будут корабли, чем головы. Что да, то да: часть кораблей придётся отослать за помощью. Но надо воевать. Можно сгрузить пушки, припасы, высадить людей и захватить часть побережья.
– Пусть так, – кивнул адмирал. – Мы захватим плацдарм. Что дальше? Дальше что?
Яльмар дёрнул себя за бороду и оглядел собравшихся.
– Есть сага про князя русичей. Его звали Хельг. Хельг Предсказатель. Когда он попал в такое положение, то поставил свои ладьи на колёса и на них подошёл к крепостным стенам. Так он взял Константинов град. Почему нам не сделать так же?
Де Мантеда с грустью покачал головой:
– Наши суда – не новгородские ладьи. Твой кнорр, может, и получится вытащить на сушу, вкопать и превратить в крепость, даже поставить на катки. Но у наших кораблей круглые днища, их выбросит на мель и разобьёт волнами. А если снять пушки, суда останутся без оружия и станут добычей испанских собак. Мы не можем быть одновременно здесь и там.
– Вы мужчины или нет? – рассердился Яльмар. – У вас десять отговорок, почему не надо делать это или то, вместо одной причины, чтобы начать и делать! Раз так, поставьте на нос каждого корабля по десять человек, и пусть они поливают из вёдер водой впереди корабля, может, тогда ваши круглые посудины поплывут по суше. А иначе у вас ничего не получится. Я сказал.
Как ни были собравшиеся мрачны и подавлены, шутка вызвала улыбки и смешки.
– Позвольте мне сказать, – вдруг раздалось из угла, и взоры присутствующих обратились туда. Там, на табуретке, отставив в сторону деревянную ногу, сидел и покуривал трубку старик Сваммердам. Яльмар нанял его в качестве лоцмана и не прогадал – тот знал все мели, течения и преобладающие ветра и оказался поистине незаменим, когда надо было обойти испанцев с тылу или подыскать за островом местечко для засады. Старые фрисландцы помнили его, молодые слышали о нём, и те, и другие захаживали в его кабак. «Говори», «Говори, Сваммердам», – послышалось с разных сторон.
– С позволения герра командующего, я останусь сидеть, – сказал тот. – Сегодня качает, а моя нога уже не та, что раньше… Что я хочу сказать. Господин варяг не так уж и неправ: его история с ладьями поучительна. Раз суда не ходят посуху, надо раздобыть для них воды. Конечно, никакие матросы с вёдрами не помогут. Но вспомните окрестности Лейдена: что окружает этот город?
– Польдеры, – ответил де Мантеда. – В смысле – ватты.
– А ватты – это прибрежные земли. И их от моря отгораживает – что?
– Дамбы… – ошеломлённым тоном произнёс кто-то.
– Именно! Дамбы! – согласился Сваммердам, обвёл всех торжествующим взглядом, затянулся и выдохнул клуб дыма. – А в дамбах есть шлюзы, и это так же верно, как то, что меня зовут Хейре Сваммердам.
Все запереглядывались.
– Якорь мне в печёнку, – высказался за всех Джон Бадд, – а старик-то прав! Сломать эти шлюзы ко всем чертям – вот и будет нам вода! И плыви куда хочешь, хоть в гавань, хоть под стены города, хоть к морскому дьяволу.
– Это бред! – воскликнул датчанин Брам Розенбом – лысый как коленка капитан корвета «Юбберген». – Вспомните Питера, мальчишку из Спаарндама, который заткнул пальцем дыру в дамбе. Так он умер оттого, что просидел всю ночь и замёрз, только чтобы не затопило Гарлем. А вы хотите сами сломать дамбы!
– Ба! – рявкнул ван Кестерен. – Да Питер был дурачком! Что это за дамба, дырку в которой можно заткнуть пальцем? Это детская запруда, мельничный рабатс. Не знаешь, так молчи.
– Всё равно! В Гарлеме тряслись от одной мысли, что их могут затопить.
– Опомнись! Гарлем пал!
– Господа, господа, перестаньте, – примирительно сказал Хейре Сваммердам. – Город городу рознь. Что гибельно для Гарлема, то может быть спасительно для Лейдена. Если нам повезёт и будет дуть зюйд-вест, воды нагонит много. Вспомните наводнение в пятьсот шестнадцатом, когда во Фрисландии прорвало внутренние дамбы и бургунды прятались на чердаках и сеновалах! А? Разве нет? Я слышал, в Роттердаме, где ставка Оранжевого, уже разрушают дамбы, и это делается с дозволения принца. Вот только от Роттердама до Лейдена далече.