— Я пока прошу. Господин Андерсон...
— Я не понял, — осадил его толстяк, — ты на чьей стороне?
— На своей, — угрюмо отозвался Рутгер. — Она права. И вы, наверное, правы. Я могу убить, могу ограбить, припугнуть... но не играться в кошки-мышки! Не могу взять в толк, что вы затеяли, но это дурно пахнет. Я вам не мальчик. Баста! Когда хотят поймать рыбу, не хватают её за хвост. Говорите, для чего вам это, прямо здесь, сейчас. А там решим, по-прежнему мы с вами или разбегаемся... Святые угодники, Зерги, да опусти ты арбалет!
— Ещё чего! — ответила она.
— Понятно, — сказал Андерсон. — Понятно... Ну, с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы, оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? — Он ухмыльнулся. — Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять... Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, и пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает... О, кстати: вот и он!
Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался — повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять предательски упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, по-прежнему привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновение Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.
— Сука, — выдохнула она. — Гадина, мразь дворянская...
Она закашлялась. Из-под пальцев начала сочиться кровь.
— Лежать! — сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. — Лежать, собака! Схватишься за нож — убью на месте. Понял?
Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка и манера речи — всё стало другим. «Двоедушник» — вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.
— Что ж, хорошо, — продолжил Андерсон. — Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду — встанешь и начнёшь ходить. Понял?
Рутгер снова кивнул. Его мутило.
— Твари, — выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. — Если бы не вы... Нет, на кого хайло раззявили! Всё, — он решительно взмахнул рукой, — расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот... — Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. — Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, — он кивнул на Зерги, — достойные похороны.
Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь; перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю — капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся в грязи — ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся в луже и нащупал в рукаве свой «коготь» — бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch, — подумалось ему. — Последнее желание...» Он закусил губу, сжал пальцы, потянул...
И замер, встретив взгляд голландца.
— Даже не думай, Рутгер, — сказал Ян Андерсон. — Даже не думай.
И дал кобыле шпоры.
Матиас ничего не видел. То есть не сказать, чтоб абсолютно ничего — какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновения причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться и только слушал. Брань очень скоро перешла из слов в резню и потасовку. Кончилось всё скверно — Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе, толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось только гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.
— Всё, расстались! — услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.
Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то, с шумом, грузно, влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал — он сжался и сидел как мышь, моля Всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать...
— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.
Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.
— Зерги... — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.
— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство...
И снова закашлялась. Плюнула.
— О-охх...
— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи... Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.
Послышался треск разрываемой материи.
— Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака...
— Не говори так.
— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно... Два удара — быстрый, как гадюка... Всё, беляк, кончилась я. Ох...
— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так... вот так...
Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.
— Кровь... — сказала девушка. — На тебе кровь. Ты тоже ранен?
— Это вскользь — неглубоко, до кости... Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.
— Арбалет...
— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся... Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются...
— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось... Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала...
Она опять закашлялась.
— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!
— Может быть... — безразлично отозвалась она. — Как мерзко... не хочу...
И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.
— Рутгер, — позвала она.
— Что?
— Рутгер...
— Что?
— Поцелуй меня.
Повисло неловкое, какое-то растерянное молчание. Дождь сыпал, шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.
— Тебе... не противно? — снова спросила девушка.
— Ты что несёшь! — поперхнулся Рутгер. — Не сходи с ума. Я... Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.
Не было ни звука, ни движения. Что-то там сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.
— Дура я, дура, — выругалась Зерги. — Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая... какие у тебя всё-таки глаза, какие глаза... Прощай, Рутгер. Выпей за меня.
— Ты же волшебница! — протестующе выкрикнул он. — Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!
— Я... — Она гулко сглотнула. — Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, и нет. Лис? Ты думаешь, он вернётся?
— Для чего? После такого... Нет. И не мечтай.
Она помолчала.
— Рутгер...
— Что?
— Я наврала тебе тогда. Как девка, наврала, айе... У тебя есть талант.
— Какой талант? — не понял тот.
— Магический. Ты... можешь. Надо только научиться.
— Поздно. Да и не у кого.
— Всё равно. Я хочу, чтобы ты знал. Фес, руки мёрзнут... холодно рукам.
— Погоди минутку, одеяло принесу. Dam! Проклятый дождь!
— Постой, — вдруг задержала его Зерги. — Рутгер, если б был способ... ты бы мог... ради меня...
— Всё, что угодно, Зерги, — заверил Рутгер. — Я сделаю что угодно!
— Есть одно заклятие... — Зерги говорила всё быстрей, прерывисто дышала, часто кашляла. — Случайно в книгах у Веридиса... рылась тайком, нашла... Это поможет. Но не так, как хочется.
Мгновение Рутгер колебался. Но только мгновение.
— Я умру? — спросил он.
— Не совсем. Если получится, мы оба будем жить.
— И... кем мы будем?
— Не знаю. Иногда — собой. А иногда — никем. Боже... Чёрт... Время уходит, Рутгер! Ты готов?
— Готов, — твёрдо произнёс наёмник. — Что надо делать?
— Сперва — смешать кровь.
— И только? — горько усмехнулся он. — Чего уж проще!
— Не перебивай... Сходи за молоком, ещё должно остаться. Добавишь нашей крови, дашь мне выпить, выпьешь сам... Иди!
Зашлёпали шаги — Рутгер почти бежал, во всяком разе двигался так быстро, как только позволяла рана в боку. Потом шаги вернулись.
— Принёс, — услышал Матиас. — Что дальше?
— Дай руку... Где ты? Я не вижу.
— Здесь. Я здесь. Вот. Говори, что дальше!
— Имя... мне понадобится имя. Тебя по-настоящему зовут Рутгером?
— Да. Да, Зерги... Зерги? Открой глаза! Чёрт... Зерги!!! Очнись!