Кукушка — страница 91 из 126

Мефрау Марта, до того глядевшая ему в лицо, вздрогнула и отвела глаза, а он вдруг сызнова почуял зверский голод — ночные превращения давали себя знать. Травник и хозяйка удалились за занавеску, а Рутгеру принесли здоровенную миску солёной лапши в молоке и большой кусок полупрожаренного мяса, края которого свешивались с тарелки, — Рутгер с трудом подавил желание схватить его руками. Шумно сглотнув, он поставил корзину и взялся за ложку. Девочка и парень за стойкой с любопытством глядели, как он расправляется сперва с супом, потом с жарким.

В последнее время слух у Рутгера значительно обострился — даже в человеческом облике он слышал гораздо лучше, чем другие люди, и всё равно на кухне говорили слишком тихо, только изредка до наёмника доносилась пара слов вроде: «...совсем ещё девчонка...», «...надо присмотреть...» и «...как-нибудь пристроить...». Рутгер догадался, что речь шла о Сусанне. К тому времени когда Жуга показался из-за занавески, он уже покончил с обедом и теперь сидел в молчаливой задумчивости, крутил перед собою ложку и хмуро разглядывал ряды пивных и винных бочек вдоль стены.

— Всё. Теперь домой, — с облегчением объявил Жуга. — Кажется, она согласна.

— Откуда ты её знаешь?

— Мы давние знакомые, — уклончиво ответил травник. — Пошли.

Перевалило за полдень. С моря подул ветерок, стало немного прохладнее. Назад шли торопливо, срезая дорогу через переулки. Оба рынка обошли стороной.

— Я ничего не понимаю, — наконец признался Рутгер. — Кто ты всё-таки такой, а? Одни тебя страшатся как огня, другие преследуют, третьи на тебя чуть ли не молятся, а гильдия воров тебя боится даже трогать. Кто ты? Чернокнижник?

— Я травник. Знахарь.

— Ха! Думаешь, я поверю? Да тебя тут каждая собака знает, но молчит! Никакой ты не травник — это всё из книжек, это всё ерунда. В чём твоя сила?

— Долго объяснять, — ответил Жуга, — да и не нужно. Скажем так: когда-то, в прошлом, я многим наступил на больную мозоль...

Он умолк.

— Ну? А потом? — подначил его Рутгер. — Договаривай!

— А потом я срезал им эту самую мозоль. Так что у людей есть повод помнить и плохое и хорошее. Достаточно?

Рутгер растерялся.

— В общем, да... — признал он. — Что ты собираешься делать?

— Нужно время. Ещё немного времени. Но мне очень трудно сдерживать...

— В смысле — сдерживать? Это ты о чём?

— О Силе. Ты не поймёшь.

— Почему не пойму? — возразил наёмник. — Может, как раз очень даже пойму! Мне рассказывала Зерги. Она даже сказала, что у меня есть талант к магии.

— Талант к магии? — Травник с интересом присмотрелся к Рутгеру. — Может быть, может быть... Впрочем, не знаю. Надо будет испытать тебя ножом, когда всё кончится. Ты знаешь, что не каждый способен колдовать?

— Ну.

— Знаешь, что Сила копится и расходуется?

— Ну.

— Знаешь, что ею можно творить добрые дела, а можно — недобрые?

— Ну.

— Заладил: «ну» да «ну»... Баранки гну. Так вот. Так получилось, что во мне сейчас скопилось столько этой самой Силы, что я и сам есть Сила.

— Так это же замечательно!

— Дурак ты, Рутгер... Впрочем, ладно, это мы обсуждать сейчас не будем. Важно другое: чтоб использовать такую прорву, дать ей выход, нужен кто-нибудь другой. Не я.

— Почему?

— Потому, что я с таким потоком не справлюсь, ибо я и есть поток. Меня не будет, если, так скажем, рухнет плотина. Сила ворвётся в мир, и, пока она не рассеется, все, у кого есть даже самые слабенькие способности к колдовству, натворят таких дел... Кругом война, ненависть, злоба. До конца света, думаю, не дойдёт, но кошмар будет ещё тот...

Есть три ребёнка. Верней, они почти уж и не дети. Их я и ищу. Среди них есть девочка, которая сильней меня. Но женщина не копит Силу, только преобразует готовую, как мельница, которая не заставляет воду течь, а лишь вбирает силу падающей воды.

— И где она? И для чего другие двое?

— Долго объяснять. Где они — скоро узнаем. А пока нужно как можно дольше сдерживать плотину. Изо всех сил. Сдерживать плотину и стравливать воду. Совсем по чуть-чуть.

— Во как... — изумился Рутгер. — И как ты думаешь это делать?

— Как всегда, — двусмысленно ответил Жуга.

Наёмник вдруг рассвирепел.

— Ну а на кой тогда Зерги с тобою связалась? — закричал он, тряся корзиной так, что из неё посыпалась снедь. — Зачем мне болтаться при тебе? Зачем ты мне вообще всё это говоришь?! А?

Прохожие шарахнулись в стороны, но Жуга, казалось, не обратил на весь этот шум никакого внимания — вместо этого присел и принялся собирать в подол рясы выпавшие на мостовую яблоки, хлеб и сыр. Пара яблок досталась ушлым мальчишкам. Жуга не стал их гнать.

— Когда всё случится, — спокойно сказал он, — просто будьте рядом. Пусть Зерги зачерпнёт, сколько сможет. Ей не хватило сил для полного заклятия. Возможности её невелики, но, думаю, вы сможете обратно стать людьми. Быть может, повезёт ещё кому-то, это мелочи. Главное, чтоб это был не Андерсон или кто-то вроде него.

— А кто такой Андерсон?

— Понятия не имею, — признался Жуга. — На, положи обратно.

Некоторое время они шли молча. Вдали показались крыши северной окраины, в том числе и дома травника, точнее — дома загадочной Герты, где они остановились.

— А что будет с тобою? — спросил Рутгер.

Травник, щурясь, посмотрел вверх, на солнце.

— Я умру, — просто сказал он. — И давай не будем больше об этом.

Скупая простота и холод двух последних фраз настолько поразили Рутгера, что он до самого крыльца не произнёс ни слова.

Пока их не было, Сусанна распахнула окна наверху и вывесила наружу все тюфяки. Дом, как и прежде, встретил их запахами плесени и угольного дыма, но уже не такими сильными, как раньше. Сразу же поставили готовиться обед. Сусанна не сидела без дела и успела здорово проголодаться. Пока она возилась у плиты, Жуга и Рутгер прибрались в кладовке и в комнатах; они вынесли мусор, а напоследок изловили водовоза и купили несколько вёдер воды. Поздний обед стал ранним ужином. Когда с едой было покончено и все расселись у камина наверху, за окнами уже стало темнеть. Рутгер сидел на ковре и мрачно прислушивался к бою городских часов.

— Восемь, — сказал он и вздохнул. — Скоро начнётся. Час или полтора я ещё посижу, потом уйду вниз, пожалуй. Вам не надо это видеть.

Жуга кивнул.

— Итак, — сказал он, беря тетрадь и погружаясь в кресло, — у меня хорошие новости. Я подыскал тебе место, Сусанна.

— Место? — Она встрепенулась, словно воробышек.

— Да. Это на другом конце города, в корчме «Пляшущий лис». Хозяйка там — женщина добрая, я давно её знаю, она меня знает тоже... Но ты всё равно не очень-то ленись. Будешь помогать ей по хозяйству. Дальше видно будет.

Девочка выглядела растерянно.

— А как же... — пробормотала она. — Как же я... А вы как же?

— У нас дела, — отрезал Жуга. — И дела такие, что маленькая девочка не сможет нам помочь. Так что поверь и не спорь. На неделе я отведу тебя туда. Посмотришь, пообвыкнешь. Тебе понравится.

Он уселся поудобнее, раскрыл свою тетрадь и некоторое время смотрел в неё. Нахмурился, пролистнул несколько страниц. Потом ещё, ещё... И вдруг со стоном уронил её на колени. Заглянул опять. Лицо его вытянулось. Яд и пламя! — выругался он.

Рутгер и Сусанна тревожно вскинулись: «Что? Что?!»

— Я... кажется... — Травник осёкся, обвёл их беспомощным взглядом и опустил глаза. Растерянно провёл рукой по волосам, нащупал тонзуру, вздрогнул и помахал пятернёй, словно обжёгся.

— Да что случилось-то? — не выдержав, рявкнул Рутгер.

Жуга сглотнул, потом всё-таки нашёл силы закончить фразу:

— Кажется, я больше не умею читать.

* * *

В середине ночи вахтенный с Яльмарова кнорра заслышал скрип уключин и увидел свет фонаря. Оказалось, это шлюпка. Яльмар вылез из палатки в одних волосатых штанах, пронаблюдал, как шлюпка ткнулась носом в берег и на песок спрыгнул плечистый малый в кожаной куртке и широких штанах моряка. Спрыгнул и без всякого страха направился к кострам варягов.

— ЩИТ И ДРУГ, — сказал он вместо приветствия. — Кто капитан?

— Это мой корабль, — ответил Яльмар. — Друзья знают меня под именем Яльмар Эльдьяурсон, врагам я известен как Олав Страшный. А кто ты?

— Меня зовут Бертель, — представился он, — Бертель Энтенс де Мантеда. (Варяг кивнул в ответ.) Я состою на службе у Эдзара, графа Фрисландского, и прибыл, чтоб узнать, зачем вы здесь, на чьей вы стороне и что намерены делать.

— А сам граф разве чей-то друг или враг? — спросил Яльмар. — Я не слышал, чтобы он кого-то поддерживал.

— Граф — друг штатгальтера, — помедлив, ответил де Мантеда. — Он не выказывает этого, но укрывает его корабли. Он вынужден быть осторожным: со всех сторон стоят войска герцога. Итак?..

— Я не шпион и никому не служу, — ответил Яльмар с некоторым высокомерием. — Мы прибыли для торговли и уплатили пошлину. Что касается моих забот, то они мои, и только мои. Мне не нужна помощь, и я не люблю, когда кто-то встаёт у меня на пути.

— Нам не хватает кораблей, — сказал фрисландец. — Суда идут со всех сторон — из Остенде, Брюгге, Бланкенберге, Кнокке, все полные вооружённых гёзов. Но людей всё больше. Нам придётся отсылать часть кораблей назад, чтобы забрать оставшихся. А каждый бриг, каждый корвет — это плавучая крепость, на них по восьми, десяти, двадцати чугунных пушек. Если ты согласишься присоединиться к нам, хотя б на время, чтоб перевезти людей, этим пушкам не придётся мотаться туда-сюда, как маркитанским лодкам, а мы были бы тебе благодарны и заплатили золотом. Мы ценим каждый парус, каждое весло.

— Я не нуждаюсь в деньгах.

— Пойми, варяг, наша страна в беде, — продолжал увещевать его Бертель. — Быть может, ты не понимаешь всего, но я вижу, что ты честный человек. Я попробую объяснить.

Мы — мирный народ, народ торговцев, ремесленников, пахарей, шахтёров и моряков. Мы жили на перекрёстке между Северным морем, графством Эмден, рекою Эме, Вестфалией, Юлих-Клеве и Льежем, епископством Кёльнским и Трирским, Лотарингией и Францией. У нас было двести городов, множество посёлков, имеющих права города, деревень, хуторов. Мы имели привилегии, купленные за большие деньги у обедневших государей. Теперь всё это отнято. Каменщик строит дома для пожара, ремесленник работает для вора. Сто тысяч семей — лучшие люди страны, из-за королевских указов унесли на северо-запад, в Англию, ремёсла и богатства нашей родины! Сто восемнадцать тысяч человек попали в застенки и скончались в мучениях! Повсюду смерть. Мы ходим по могилам.