Эрика прокашлялась. Она всегда нервничала, когда в подобных случаях приходилось объяснять цель визита. Никогда не знаешь, на что нарвешься. Бывали и проклятья, и приступы истерического плача.
– Я пишу книги об убийствах и расследованиях. Одна хорошая знакомая рассказала мне о Лоле и ее дочери.
– Лола… – Биргитта будто смаковала это имя. – Много лет прошло с тех пор, как я в последний раз о ней слышала.
Эрика решила, что пора переходить к делу:
– Насколько я понимаю, ваша дочь была матерью дочери Лолы. Согласно документам, она умерла в тот же день, когда родилась девочка.
– Да, бедняжка… Да помилует ее Господь.
Биргитта потрогала скатерть на журнальном столике с надписью: «Если кто не рожден свыше, не может увидеть Царства Божия».
– Это слова из Евангелия от Иоанна. Вы приняли Бога в своем сердце?
Эрика смутилась:
– Ну, знаете… я человек не церковный…
– Но у вас есть вера?
– Ну… детская вера, полагаю.
Отношения Эрики с церковью оставались сложными. Во Фьельбаке и окрестностях сохранялись остатки неумолимо строгой религиозной жизни, которая долгое время держала людей в своих тисках, внушая чувство вины, стыда и страх перед Божьим гневом.
– Это хорошо… Детская вера – это хорошо. – Биргитта замолчала и посмотрела в окно.
– Мы говорили о Монике, – напомнила Эрика.
По звукам, доносящимся с кухни, она предположила, что внук Биргитты действительно делает там уроки. Удивительно, что у женщины далеко за восемьдесят такой маленький внук, но он, конечно, мог быть и правнуком, что было бы логичнее.
– Моника была дикой уже в детстве, – сказала Биргитта. – Никогда не делала того, что ей говорили. Всегда наоборот. Все хорошее девочки получили от папы. Тяга к беспорядку и разрушению – это от меня.
Эрика удивленно посмотрела на старушку. «Беспорядок» и «разрушение» – эти слова меньше всего подходили женщине в тщательно выглаженной юбке и аккуратной блузке с высоким воротником.
Судя по загадочной улыбке, Биргитта заметила этот взгляд.
– Причина моей любви к порядку – хаос прошлой жизни. Я побывала в бездне, прежде чем нашла Иисуса. Я уделяла так мало внимания своим девочкам… Их отец умер, когда они были маленькие, а я оказалась слишком молода и глупа для такого ответственного дела. Мне не должны были позволить растить их.
Биргитта не сводила глаз с Эрики.
– Моим дочерям пришлось рано приобщиться к самостоятельной жизни, и они вдоволь хлебнули того, к чему не должны были приближаться. Особенно тяжело пришлось старшей, Монике. Помимо себя, ей приходилось заботиться и об Ингеле. Все шло одно к одному. Первая выпивка, потом наркотики… Дальше им понадобились деньги. Кражи, проституция… Чем я могла помочь, когда и сама увязла? Я опомнилась только через десять лет после смерти Моники, когда уже не было ни ее, ни внучки.
Ее рука, перебиравшая край скатерти, дрожала.
– Вы или ваш внук когда-нибудь встречались с Лолой?
– Да. Однажды в парке Лола подвела ко мне свою девочку. Думаю, малышке было около года. Но я тогда была не в том состоянии, и у Лолы хватило мудрости не связываться со мной.
– Она не рассказывала, что случилось с Моникой?
– Моника умерла при родах от потери крови. Что-то там пошло не так…
– Лола что-нибудь говорила о том, как долго они были вместе?
– Нет, я мало что знала об их отношениях. И я была не в том состоянии, чтобы расспрашивать. Помню только, что он… то есть она говорила, что они с Моникой души-близнецы. Мне очень понравились эти ее слова, и они до сих пор со мной. Все эти годы для меня было большим утешением, что Моника успела встретиться со своей душой-близнецом, прежде чем вернулась домой, к Богу.
Эрика долго сомневалась, прежде чем задать следующий вопрос:
– А вас не смущало, что Лола… Ну, учитывая…
Она оглядела кресты и фигурки Иисуса и устыдилась своей бестактности. Но Биргитта как будто не обиделась.
– Я познакомилась с Лолой до того, как нашла своего Бога и Спасителя. Тогда меня не смущало даже общество тех, кто меня тогда окружал. Но вы, наверное, имеете в виду, как я смотрела на это позже… Вполне резонный вопрос. Вы должны понимать, что мой Бог – прощающий Бог. Он простил даже мои грехи, а их много. И Он – Творец, то есть создал нас такими, какими хочет нас видеть. Для всех и каждого у Него есть место. У каждого из нас своя цель.
Эрика улыбнулась. Такой взгляд на Бога ей нравился.
– Бабушка? – В дверях появился мужчина за тридцать с детской азбукой в руках. – Бабушка, вот что я написал.
Он широко улыбнулся, показывая книгу. Биргитта захлопала в ладоши:
– Какой ты талантливый, Виктор!
– Да, я талантливый, – согласился довольный Виктор и вернулся на кухню.
Биргитта проводила его взглядом и повернулась к Эрике:
– Виктор – сын Ингелы. У него синдром Дауна, как вы, наверное, заметили. Он живет со мной с детства. Ингела… она не могла с этим справиться. А для меня Виктор – самая большая радость в жизни. Он и Иисус.
– Сколько ему лет? – полюбопытствовала Эрика.
– Тридцать три. Некоторые с синдромом Дауна могут посещать школу и работать, как и большинство людей, но только не Виктор. Его проблемы слишком серьезны. Но он так хочет учиться, что я занимаюсь с ним дома.
Биргитта улыбнулась, и морщинки вокруг ее глаз стали глубже.
– Для меня это лишнее доказательство того, что Господь создал нас по своему образу и подобию. Никто не может любить так, как Виктор. Он создан с той же целью, что и все мы. Если не с более высокой.
Эрика сглотнула. От бесконечной любви Биргитты к внуку в горле у нее встал ком.
– Лола, да, – продолжала Биргитта. – Она была хорошим человеком, и это все, что мне нужно было о ней знать. Я только… немного завидовала, что ноги у нее красивее, чем у меня.
Эрика рассмеялась:
– Да, я видела ее фото. Лола была очень красивой.
– Погодите-ка…
Биргитта встала и вышла из комнаты. Она отсутствовала так долго, что Эрика уже подумывала уйти, когда Биргитта появилась с черной коробкой в руках.
– Могу дать вам это, если обещаете вернуть, – сказала она. – Лола передала мне их как раз перед тем, как она и Пютте вернулись домой, к Богу. Думаю, таким образом она хотела снова пригласить меня в свою жизнь. Ничего не получилось, к сожалению…
Эрика открыла коробку и ахнула. Столько фотографий, целый архив! Много пожелтевших, с белыми складками по углам. Здесь все – и Моника, и Лола, и Пютте… Руки Эрики дрожали, когда она пролистывала снимки.
– Спасибо, обещаю вернуть всё в целости и сохранности.
Когда пошли к выходу, Эрика остановилась в дверях кухни. Виктор сидел за столом, глубоко сосредоточенный, и, высунув язык, что-то писал мелком. Наконец поднял картинку с изображением обезьяны и соответствующей подписью большими буквами.
– Смотри, что я написал!
Биргитта подошла к нему, поцеловала в макушку и обняла.
– Спасибо за возможность немного поговорить о моей Монике. И о Лоле. Я надеюсь, что и вы скоро откроетесь достаточно для принятия Бога в свое сердце.
Эрика улыбнулась.
– Бог, о котором вы говорили, всегда в нем.
Патрик стоял перед двумя досками в конференц-зале, готовый открыть совещание.
– Что с Рикардом? – спросил Мельберг из своего угла.
– Именно с него я и хотел начать. Рикард задержан, но со вчерашнего допроса мы больше от него ничего не слышали. Ждем адвоката, который скоро должен быть здесь.
– Все еще ни в чем не признается? – Мельберг потянулся за песочным печеньем, которое выставила на стол Анника.
Патрик покачал головой:
– Все отрицает.
– Насколько это правдоподобно? – спросила Паула.
Хедстрём задумался, пытаясь вспомнить свои ощущения после вчерашнего допроса.
– Не знаю. Мне трудно судить о Рикарде. Он весь какой-то… фальшивый. Есть еще вариант, что он был настолько пьян, что ничего не помнит.
– Мы взяли у него образец слюны? – спросил Мартин.
– Нет, к сожалению.
Патрик кивнул в сторону доски с множеством фотографий и указал на ту, которую повесил незадолго до совещания.
– Прошлой ночью я получил от Луизы Бауэр скриншот сообщения, которое Рикард отправил ее мужу в ночь убийства:
Убирайся к дьяволу, ублюдок
– Коротко и ясно, – резюмировал Йоста. – Неужели я единственный здесь, кто это понимает? Орудие убийства не найдено, но у нас есть окровавленная рубашка и этот текст. В котором часу было отправлено сообщение?
– В три пятнадцать ночи, – ответил Патрик.
– Есть информация от медиков относительно времени смерти?
Патрик покачал головой:
– Нет пока. Мы всё еще ждем результаты анализов. Это касается как медицинских, так и криминалистических проб. В том числе тех, что были взяты с оцепленного места убийства Рольфа. Насколько мне известно, Фариде торопит лабораторию как может. Учитывая нетерпение СМИ, думаю, они скоро представят результаты.
– Хоть какая-то польза от прессы, – заметил Йоста.
Патрик промолчал, но про себя согласился с коллегой.
Мартин поднял руку со своего конца стола:
– Насколько правдоподобно, что Рикард убил Рольфа? По мне, так вполне.
– У нас нет ничего, что указывало бы на это, – ответил Патрик. – Ни мотива, ни свидетельских показаний, ни улик. С другой стороны, никаких подтверждений тому, что это сделал не Рикард.
Он оглянулся на доски. Левая заполнена фотографиями, правая пуста.
– Давайте еще раз пройдем через все, что у нас есть, без предубеждений. Я готов сыграть роль адвоката дьявола. Итак, чем мы располагаем? Убийство Рольфа, потом Петера и мальчиков. И никаких идей, ни досужих домыслов – ничего такого. Анника, ты записываешь?
– Да. Я делаю заметки и включила запись на телефоне. Давай, я пишу быстро.
Патрик повернулся к пустой доске и взял маркер.
– Как нам известно, убийство Рольфа Стенкло произошло в ночь с субботы на воскресенье. Точное время смерти сообщит судмедэксперт, но тело было холодным, когда его нашли. Следовательно, к тому времени он был мертв уже несколько часов.