– Послушай, – поспешил добавить Патрик, прежде чем Педерсен успел положить трубку. – У меня к тебе еще одна просьба. Можешь считать, что это Эрика просит тебя об одолжении.
Педерсен сухо рассмеялся:
– В таких случаях я обычно говорю «нет», даже если речь идет о пустяковой услуге. Тем более что сейчас мы утопаем в работе. Но если за этим стоит Эрика, я должен по крайней мере поинтересоваться, в чем дело.
– Ты ведь хочешь попасть в ее следующую книгу?
– Разумеется, это мой единственный шанс на бессмертие, – серьезно ответил Педерсен. – Так о чем просит твоя знаменитая жена?
Патрик вкратце изложил историю Лолы.
– То есть об этом будет следующая книга Эрики?
– Похоже на то. Она ведет свое расследование и только что вернулась из Стокгольма, где ей удалось получить доступ к материалам дела. Скажем прямо, полицейские не особенно напрягались с Лолой. Полагаю, сыграла роль трансфобия, несмотря на то что, кроме Лолы, погиб маленький ребенок, ее дочь.
– Человеческая ограниченность не перестает меня удивлять, – мрачно заметил Педерсен. – Но позволь угадать: твоя жена хочет, чтобы я посмотрел отчет о вскрытии?
Патрик сказал «да» и немного смутился. Между тем Педерсен мог ответить «нет» в любой момент. И не мучился бы при этом угрызениями совести.
– Разумеется, я помогу. Можешь переслать отчет по электронной почте?
– Ты получишь его через десять минут, – Патрик старательно сохранял ровный тон, между тем как его переполняло чувство благодарности.
– И немедленно позвони Фариде.
– Конечно.
Положив трубку, Патрик некоторое время смотрел на свои каракули в блокноте. Потом подчеркнул фразу «гибель Рольфа» несколькими жирными чертами. Это не должно иметь никакого значения. И все-таки что-то подсказывало ему, что болезнь тоже вписывалась в общую картину. Оставалось понять как.
Стокгольм, 1980 год
– Так когда я смогу прочитать?
Лола пристально посмотрела на Рольфа, продолжая краем глаза наблюдать за Пютте, которая качалась на качелях на детской площадке в Васапаркене.
– Я видел твои стихи. Почему ты скрываешь от меня прозу?
Рольф радостно помахал Пютте, и та помахала в ответ.
– И потом, нам с Эстер очень понравилось жить с твоей девочкой. Несмотря на все печальные обстоятельства. Ты знаешь, что, если нужна помощь, тебе достаточно сказать об этом. В нашем доме ты всегда желанная гостья.
– Обещаю исправиться.
Лола тоже помахала Пютте и сдержала порыв броситься к ней и остановить качели. «Не нужно мешать девочке летать» – так говорила Моника.
– Наверное, ты не вполне мне доверяешь, если не даешь читать свои вещи… – Лицо Рольфа приняло обиженное выражение.
Лола положила руку ему на плечо. Солнце припекало, и струйки пота стекали по пояснице. Лола с наслаждением подставила лицо солнцу. Она любила солнце и загар на своей коже. Летом каждый день сидела на балконе, держа под подбородком алюминиевый поднос, чтобы помочь солнцу. Его лучи полезны для здоровья. Чем больше, тем лучше.
– Я никому не доверяю больше, чем тебе, – ответила Лола, все так же глядя вверх. – И ты знаешь об этом, Рольф. Нет никого, чье мнение значило бы для меня больше, чем твое. Но именно поэтому я не хочу, чтобы ты читал эту вещь по частям. Хочу сразу показать все, когда будет готово. – Она повернулась к нему и постучала длинным красным ногтем по толстой синей тетради. – Уже скоро. История подходит к концу. И если и дальше все пойдет так же хорошо, это должно быть красиво, странно и ни на что не похоже.
– Звучит многообещающе, – Рольф улыбнулся той теплой улыбкой, которая ей так нравилась. – Ты не думаешь показать это Элизабет? Я знаю, что она просматривала кое-что из твоих коротких текстов и ей понравилось. Скажу прямо, у нее руки чешутся поработать с тобой как с автором.
– Конечно, я отнесу это Элизабет. Кому же еще? То есть Элизабет будет вторым человеком после тебя, который это прочитает. Но до того текст принадлежит только мне. – Лола опять постучала по синей обложке.
– Я тебя понимаю, – сказал Рольф. – И в том, что касается твоей семьи, тоже. Здесь мы товарищи по несчастью. Когда я в последний раз встречался со своим отцом, выбил ему передние зубы. Так мне надоело получать взбучку.
– А мои раны внутри, – отозвалась Лола; солнце как будто больше не согревало ее. – Меня пытали холодом. Никто ни разу не поднял на меня руку, но я выросла в холоде, какой трудно себе представить. И все было правильно, идеально, как будто отполировано. Только я с самого начала была чужой, потому что я не то, чем меня там считали.
Над ними пролетела птица, и это пробудило в Лоле старые воспоминания.
– Когда была маленькой, я читала сказку о двух птицах. Им в гнездо кто-то подбросил яйцо, и они решили высидеть его как свое собственное. – Лола сделала паузу и посмотрела на Рольфа. – Но из яйца вылупился не птенец, а маленький аллигатор. И он рос, рос, пока не стал настолько большим, что больше не умещался в гнезде. Тогда приемные родители решили научить его летать. Это единственное, что они могли придумать для ребенка. Они вытолкнули аллигатора из гнезда, и он изо всех сил захлопал в воздухе лапами. Но вместо того чтобы полететь, упал в пруд под деревом, где нашел дом, по которому тосковал с первых минут жизни. В той сказке все закончилось хорошо. Пернатые родители аллигатора были очень рады за него. Вот только в моей сказке такого счастливого конца не получилось…
Рольф погладил ее по загорелой щеке.
– Это печально. Но теперь у тебя есть мы и Пютте.
Он сразу оживился, когда Пютте подбежала к ним.
– Можно я куплю мороженое в киоске?
– Вот, держи!
Рольф достал бумажник и протянул девочке пять крон. Счастливая Пютте вприпрыжку побежала к киоску. Лола знала, что она простоит там целую вечность, пялясь на разноцветные обертки, и в конце концов остановится на грушевом. Не только из-за вкуса, который всегда нравился Пютте, но и оранжевой фольги с картинкой.
– Ты ее балуешь.
– Позволь мне это удовольствие, – отозвался Рольф, улыбаясь до ушей.
– Иногда она до жути похожа на мою бабушку, – заметила Лола. – Единственного человека в семье, который видел во мне того, кто я есть. Пютте названа в ее честь.
– Но я думал… – Рольф не мог скрыть изумления.
– Что она не моя, – с улыбкой закончила за него Лола. – Вполне разумное предположение. Да, я предпочитаю мужчин. Но Моника… Я люблю ее больше, чем кого-либо. И она любила меня и не ждала от меня ничего другого, кроме взаимности. И я подумала, почему бы не дать этому шанс… – Лола тряхнула головой. – Я есть то, что я есть, и не могла любить Монику так, как ей того хотелось бы. Тем не менее Пютте каким-то образом появилась на свет. Другого кандидата в отцы нет, потому что в то время Моника… не работала. И мы были так счастливы, когда это произошло! Представляю, как Моника теперь гордилась бы Пютте…
Когда девочка вернулась с грушевым мороженым в руке, которое уже стекало по запястью, Лола положила синюю тетрадь в сумочку, чтобы не испачкать ее.
– Сестра хочет забрать Пютте, – в задумчивости продолжала она. – Они с мужем, похоже, не могут иметь детей, и в глазах сестры это недостаток, который непременно нужно исправить. Но в их безупречном мире Пютте стала бы частью интерьера, а не уникальной личностью.
Лола замолчала, когда девочка приблизилась настолько, что могла слышать. Мороженого уже не было, только палочка. И картинка.
– Смотри, здесь был еж.
Пютте нетерпеливо протягивала кусочек блестящей бумажки, перепачканный мороженым. Лола достала из сумки носовой платок, плюнула на него и, как ни в чем не бывало, принялась вытирать у дочери вокруг рта.
– Ну папа…
Но Лола не успокоилась, пока все не вытерла. Взяла из рук Пютте палочку и, держа между большим и указательным пальцами, протянула Рольфу.
– Вот, выброси.
После чего так же тщательно обтерла руки Пютте. И картинку с ежиком.
– Можно теперь я пойду играть? – Девочка мечтательно посмотрела на детей, которые бегали по парку.
– Конечно, – ответила Лола.
– В субботу все будут? – спросил Рольф.
– Да, все мы и Сигге.
– Ах да, ее парень…
– Ну уж нет, с этим лучше подождать… – Лола опять подставила лицо солнцу. – Бедный мальчик. Мама Сигге бог знает где, а бабушка с ним не справляется. И ничего другого не желает, как только избавиться от него.
– Пютте повезло, что у нее есть отец.
Издалека доносился звонкий смех Пютте, поднимавшийся как будто к самому синему небу.
– Эй! – послышался радостный голос Анны. – Это здесь можно заказать пиццу «Гавайи»?
Эрика, как вихрь, ринулась в прихожую.
– Так ты знала? – закричала она сестре. – Ты все видела и не остановила их?
– Не остановила? – переспросила Анна. – Я помогла Кристине выбрать подходящий розовый оттенок для оконных рам. Она склонялась к терракоте, между тем как я видела, что абрикосовый будет уместнее.
– Если б только не держала на руках самую милую племянницу в мире… Сейчас же отдай ребенка и иди любуйся на свою работу.
Анна передала ей Флисан. А как только вошла на кухню, рассмеялась так, что потекли слезы.
– Но я же не знала, как это будет выглядеть! Боже мой, я сейчас умру…
Она вытерла слезы, но продолжала захлебываться смехом.
– Спасибо. Кажется, я умру тоже. Какой сюрприз ждал меня по возвращении из Стокгольма, подумать только… Путешествие в восьмидесятые! Хорошо хоть гобеленов не навесили.
– На самом деле, у нас было несколько образцов тканых обоев…
– Заткнись! – Эрика толкнула развеселившуюся сестру.
– Вы столько лет обсуждаете ремонт кухни, – продолжала Анна. – Вот я и решила, что это может стать хорошим пинком под зад.
Эрика фыркнула, усадила Флисан в детское кресло и приготовила всем кофе.
– Похоже, ты права. Процесс сократился по крайней мере на два года. Примерно столько нам потребовалось бы, чтобы приступить от слов к делу. Но теперь выбор сделан. Эта стена должна быть снесена. – Она с ужасом посмотрела на пицца-арку.