– Меня подставили. Я ни в чем не виноват.
– Это еще предстоит выяснить.
Патрик поднялся со стула. Йоста последовал его примеру.
В камеру Рикард возвращался все в таком же мрачном настроении. Последнее, что видели полицейские, прежде чем запереть дверь, – Рикард на койке, глядящий в пустоту перед собой.
Патрик и Йоста молча возвращались по коридору. Собственные гулкие шаги – вот и все, что они слышали.
– Что ты обо всем этом думаешь? – наконец спросил Йоста.
Патрик не знал, что ответить. Факты противоречили профессиональной интуиции, на стороне которой был, ко всему прочему, многолетний опыт. Он глубоко вздохнул.
– Я не знаю. Сейчас позвоню Фариде, так что ты, пожалуйста, возвращайся.
Он вошел к себе в кабинет и снял трубку. Когда так много вопросов, нужно как можно больше ответов. Некоторые из них Хедстрём надеялся получить от Фариде.
Вивиан потянулась и потерла глаза. Она искала несколько часов, перевернула вверх дном всю студию и совершенно потеряла счет часам. Несколько раз прилегла вздремнуть на кушетку, но бо́льшую часть времени рылась в шкафах и ящиках.
Студия выглядела как после кражи со взломом. Весь пол усеян бумагами. И ничего похожего ни на те конверты, ни на пропавший снимок под названием «Вина».
Только теперь Вивиан поняла, что сама не знает, что ищет. Как может выглядеть эта «Вина»? Она нашла заметки Рольфа о выставке в целом и о том, что он хотел сказать фотографиями Лолы, но «Вина» упоминалась только в одном месте. Почему Рольф скрывал это от нее и какие у него еще были секреты? Может, это они и привели его к смерти?
Вивиан уныло огляделась. Что, если есть еще тайники, в другом месте? Но она знала Рольфа. Ему нравилось держать свои вещи под рукой. Он никогда не доверился бы складской компании, тем более в таком вопросе. Если он что-то и прятал, оно здесь.
Вивиан опустилась на колени посреди комнаты. Студия располагалась на уровне земли, в двух шагах от дома, где они жили. Высокие окна пропускали достаточно света. Это помещение нашла Вивиан – и сразу поняла, что оно понравится Рольфу. Особенно пол. Широкие деревянные половицы, за многие десятилетия отполированные до серой патины. Когда Рольф шел в студию, они скрипели, и это стало своеобразным саундтреком к его работе. Потому что, хоть Рольф и предпочитал снимать на природе или в городе, много работал и здесь ради хлеба насущного. Звезды эстрады и кино, политики, члены королевской семьи – все они хотели остаться в истории запечатленными камерой Рольфа.
Вивиан провела ладонью по серой доске. Взгляд зацепился за подозрительный предмет в дальнем углу. Она прищурилась. Подошла ближе, пока не разглядела то, на что отреагировали ее глаза.
Одна из досок отличалась по цвету от остальных и выглядела новее. Вивиан слегка надавила на нее. Доска поддалась, но как будто была прибита к полу гвоздями.
Вивиан огляделась в поисках подходящего инструмента, увидела кухонный нож в куче бумаг на полу и осторожно ввела его в щель рядом с половицей. Все оказалось не так страшно. Шляпки торчали скорее для вида, и ни один гвоздь не был вбит в опору под доской.
Под полом студии обнаружился тайник. Вивиан прищурилась, но ничего не могла разглядеть в такой темноте. Она включила фонарик на телефоне и увидела что-то вроде бака – слишком большого, чтобы его можно было вытащить через образовавшееся отверстие. Для этого пришлось бы вынимать и соседние доски. Зато с папками, которые лежали в баке, проблем не возникло. Их было не так много, и Вивиан легко достала всю кипу.
Она разложила их веером на полу. Папки без этикеток; в первой же сверху лежал один из конвертов, о которых Вивиан рассказывала Мартину. Она узнала почерк. Письмо в конверте, как она и ожидала, содержало информацию о «Бланш». Авантюры Уле с молодыми женщинами – все это было здесь.
Вивиан вздрогнула, когда обнаружила, что содержимое следующей папки составляют любовные письма. Почерк неровный, ничего не разберешь. Но это были письма Элизабет к Рольфу. Между тем, судя по датам, он уже был женат на Эстер.
Неровные, скачущие буквы. Слова любви, тоски, сомнения, надежды и отчаяния. Они подумывали о совместной жизни, об этом было в некоторых письмах. Но чаще все сводилось к тому, что счастье невозможно. Оба не решались разрушить то, что имели, оставить семьи, детей, супругов.
Вивиан нашла и подтверждение тому, о чем давно подозревала, – что Рикард был сыном Рольфа. Она никогда не говорила об этом. Удивлялась только, что, кроме нее, никто ничего, похоже, не замечает.
Последним в папке лежало прощальное письмо от Элизабет, датированное 1978 годом. Они решили прекратить любовную связь, но сделать все возможное, чтобы остаться друзьями. И это удалось, судя по тому, что Вивиан наблюдала все эти годы. А ведь редко кому такое удается.
В оставшихся папках хранились негативы. Они рассыпались, стоило только перевернуть обложку. Вивиан поднимала их, разглядывала на свет. Все того же периода, что и фотографии с последней выставки. Лола за барной стойкой. Лола с Пютте, с друзьями на кухне. Сюзанна, Уле, Элизабет, Хеннинг, Эстер.
Рольф с камерой всегда вне поля зрения. Теперь, когда Вивиан все знала, она видела любовь Рольфа к Элизабет по множеству едва уловимых признаков. То, как он ее фотографировал, как направлял объектив на лицо в свете лампы на кухне Лолы. Вивиан не могла не сочувствовать Рольфу. Нелегко отказаться от любви, пожертвовать счастьем, когда это единственно правильный выход. Но не жалость, а ревность сейчас разрывала ее сердце. Рольф никогда не любил Вивиан так, как Эстер. Не говоря об Элизабет.
Последняя папка была самой легкой и тонкой. Вивиан потянула скреплявшую ее резинку и открыла. Один-единственный негатив. И фотография меньшего формата, на обратной стороне которой написано одно-единственное слово – «Вина».
Вивиан нашла пропавшую работу с экспозиции – точнее, ее копию. Вопрос, что теперь с ней делать? Если она вообще хочет с ней что-то делать…
Патрик схватил телефон, как только увидел, кто звонит.
– Я работала, – сказала Фариде.
– Да, я слышал об этом. Но Педерсен сказал, что у вас есть кое-что для меня…
Фариде вздохнула:
– И да, и нет. Я получила несколько предварительных уведомлений, остальные жду. Могу переслать то, что имею.
– Хорошо, давайте.
– Начнем с волокон на пистолете для вбивания гвоздей. Шелк. Черный. Больше об этом пока ничего. Но если будет образец ткани, думаю, в лаборатории смогут сличить.
– Хорошо, – повторил Патрик и сделал отметку в блокноте.
Здесь было то же, что и с Педерсеном. Фариде, конечно, пришлет отчет по почте, но у Патрика уже выработалась привычка вести записи во время разговора.
Он прикрыл глаза и вспомнил, во что был одет Рикард в день золотой свадьбы. Черный смокинг. Почти все мужчина были в смокингах или темных костюмах.
– Нужно передать им черный смокинг, в котором Рикард был в ночь убийства.
– Отлично, – сухо похвалила Фариде. – Теперь о рубашке Рикарда. На ней кровь жертв. Всех троих, а рисунок брызг соответствует выстрелам, произведенным с близкого расстояния. Мы взяли образцы ДНК с внутренней стороны ткани. Там только ДНК Рикарда.
– То есть все указывает на то, что в ночь убийства эту рубашку надевал только он?
– Да.
– Следы продуктов выстрела на руках Рикарда?
– На рубашке, но не на руках. Он ведь мог быть в перчатках. Не совсем логично, если учесть, что Рикард бросил в ванной окровавленную рубашку, но ведь, насколько я понимаю, Рикард был пьян. Я достаточно насмотрелась на то, что вытворяют пьяные преступники. У алкоголя своя логика.
Вне сомнения, Фариде знала, что говорит. Оставался еще один фрагмент, которому нужно было определить место в общей картине.
– Что вы скажете о пулях? – спросил Патрик. – Педерсен говорил, они в прекрасном состоянии.
– Да, ни на одной нет сколь-нибудь серьезных повреждений. Есть следы от нарезов ствола. Думаю, в лаборатории их смогут сопоставить с орудием убийства, если мы таковое найдем. Пули уже введены в систему поиска совпадений с другими уголовными делами, но пройдет не меньше недели, прежде чем будут результаты.
– Я дважды перепроверил у наших экспертов по оружию. Это «Вальтер ППК», калибр семь шестьдесят пять, как вы и говорили.
– Выглядит не особенно вдохновляюще, – заметила Фариде, при этом, судя по голосу, чрезвычайно довольная собой. – Один из самых распространенных пистолетов. Но, как я уже сказала, если он будет найден, у нас есть пули для сличения.
– Честно говоря, не очень-то я в это верю, – возразил Патрик. – На месте убийцы я, конечно, выбросил бы пистолет в море. У нас были водолазы, они искали. Но вы ведь знаете, какая в этих местах вода…
– Темная и мутная, – подхватила Фариде. – Не говоря уже о глубине. Здесь я с вами соглашусь. Но надежда умирает последней, верно?
– Это так, – вздохнул Патрик, глядя в свои заметки.
Он написал заглавными буквами слово «ОРУЖИЕ» и подчеркнул.
– Что-нибудь еще?
– Нет, к сожалению. Это все, чем я располагаю на данный момент. Не знаю, дала ли вам какие-нибудь зацепки, но в дальнейшем это может послужить хорошим доказательством против преступника. Рикард Бауэр – идеальный кандидат, не так ли?
– Пожалуй. Все указывает на него. У Рикарда и мотив, и возможности. Не говоря о вещественных уликах. Но…
– Вас что-то смущает, – догадалась Фариде. – Вы не чувствуете удовлетворения.
Патрик замолчал, как будто задумался.
– Пожалуй, это лучшие слова для описания моего состояния. Я не чувствую удовлетворения.
– Ну так работайте дальше. Если обнаружатся совпадения по пулям, я позвоню.
– Не сомневаюсь в этом, – сухо отозвался Патрик и завершил разговор.
Первое, что он должен был сделать после этого – отправить на экспертизу черный смокинг Рикарда. Значит, опять нужно на остров. Хедстрём сорвал с офисного кресла куртку и вышел в коридор за Йостой. Вот кто всегда рад прокатиться на лодке.