репреть и вместе с навозом перейти в брожение. Надо бы их выворотить, но в сохе нет той силы, и она, вместо того чтобы оказывать нужную помощь, только ломается и приносит тем новые убытки в хозяйстве. Стоит на такое поле, по которому соха только праздно прогулялась, а борона вспушила и угладила уродливую пахоту, прыснуть проливным дождем — беда готова. Солнышко начнет сушить так, что на всем поле образуется кора в 1/2 вершка толщиной, которая и закупоривает от плодотворного воздуха плодородную землю так же точно, как плотно пригнанная в горлышко бутылки крепкая пробка. Кореет поле, и земля лежит без всякого напару во всякое лето, предшествующее неурожайным, голодным годам. Едучи мимо крестьянских полей знойным днем после проливного дождя и во время пахоты, взгляните на поле: если оно усеяно твердыми дернистыми глыбами, раскиданными сплошными массами с сухими черепками между ними, — несчастье над таким полем висит уже въяве: на будущее лето и беда придет. Эта беда замечена во многих местах и прямо указывает на — то, что пора перейти к улучшенным способам хозяйства и оставить стародавние, завещанные еще предками нашими — славянами. В ученых хозяйствах землю удобряют еще примесью костяного порошка (из которого, как известно, добывается фосфор и для скоропалительных домашних спичек, и для правильного и прямого роста хлебных колосьев). Удобряют ученые поля свои кормовыми травами: клевером, тимофеевкой и другими; когда взойдут — их запахивают, чтобы сгнили в земле и отдали ей свою кормовую питательную силу. Многое и другое придумано людьми, чтобы увеличить теплоту, влагу и растительную силу земляных пластов, но всего не перескажешь. Стелется по полю рожь колосистая. Затем в 137 теплых дней (10° по Реомюру) поспевает озимая рожь и на стольких же градусах тепла вызревает озимая пшеница, но дозревает медленнее, не раньше 149 дней. Для овса и яровой ржи требуется тепло посильнее: в 13 (и 100 дней достаточно для этой ржи, а 110 для овса). Отсюда видно, что у нас в России, на севере, хлеба должны поспевать в кратчайший срок, и созревание их обеспечивается светлыми и теплыми июньскими ночами. Все-таки, несмотря на то, рожь наша требует еще искусственного дозревания: для этого сушат ржаные колосья в снопах на овинах, на огне. За границей такую рожь всегда узнают, потому что видят ее зерна сморщенными. Видят, однако, и такие пшеничные зерна, которые превосходят все европейские, и не досушенными на искусственном огне, а дошедшими до зрелости на ярком солнечном припеке по южным степям, так называемые сыромолотные. Солома на колосьях стала съеживаться, на полпальца ниже она даже сделалась белою. Вынуть зерно из колоса — зерно на зубу хрустит: значит, хлеб поспел — подошло время уборки. Если же появилась кое-где головня — изгарина, вместо белого мучнистого зерна как бы угольная пыль, то есть хлебная ржавчина, то уборкой хлеба надо уже и очень поспешить! Перестоит хлеб на корню — зерно начнет осыпаться, станет казаться стеклянным. Торопись, хозяин, на радости: выноси из клети серпы, излаживай грабли и вилы да поскорей вычиняй телегу. Погадай и на добрую погоду, на ясные дни, чтобы успеть убрать хлеб с поля. На хорошую и худую погоду и животные, и насекомые хорошо и часто очень верно указывают. Перед дождем, например, ласточки всегда очень низко летают, а разве делают так зря, не подумавши? Перед дождем насекомые, которыми эта птичка питается, опускаются из влажных верхних слоев воздуха, приготовляющих дождь, в нижние слои к земле, где он еще сух и тепел. Дождю радуется рыба, весьма часто выпрыгивая из воды, а домашние животные беспокоятся: гуси и утки бегут в воду, полощутся, хлопают крыльями, громко кричат. Лошади трутся об загороди и стены, храпят, фыркают, трясут головами и, поднимая их кверху, нюхают воздух. Петух ночью поет не вовремя, путается, куры кудахтают, а наседка, куриная мать, скликает цыплят под себя; цыплята и без нее начинают прятаться. Ворона купается, галки чешутся, голуби прячутся, выползают земляные черви. Баба видела, как молоко при удое пенится, у нее соль волгнет (сыреет); в спине ломота, в ушах звон, нос залегает. Собака мало ест, много спит, кошка лижет хвост и прячет голову, свинья визжит и вся скотина старается улечься под крышами и навесами. Их беспокоят насекомые, вообще очень чуткие к переменам погоды. Перед дождем и комар, и мухи кусают больнее. Особенно в предсказателях прославился домашний паук-крестовик, который любит ткать паутину во всех кутных углах крестьянской избы. Его влажное толстое брюхо чувствительно к переменам в воздухе, а нежные длинные ноги ощущают сырость и влажность. Будет дождь, когда крестовики совсем не приготовляют свежей ткани, забираются в паутину и садятся головою в угол, в самый кромешный кут. Быть грозе, когда они начинают рвать паутину, а сами залезают наверх и еще глубже забираются в щели, так что и ног не видать. Перед хорошей и продолжительной погодой после дождя они осматривают свои сети и поправляют их. Зимой перед холодом бегают взад и вперед, ищут готовых паутин, чтобы отбить и завладеть ими, или начинают ткать новые сети и ночью приготовляют несколько сетей одна над другой. Перед ветреным и дождливым днем паук залезает в угол еще накануне. Стало быть, надо подождать с уборкой хлеба: в сильный ветер и во всякий дождь убирать неудобно и вредно.
Глава V Хлеб созрел — убирают
— Погляди-ко, жена, в кут, что там пауки наши делают? Очень что-то птицы ощипывались — видел я утром…
— Трое их там (отвечает хозяйка из своего угла про пауков): двое плетут и хлопочут шибко, словно подряд у нас на паутину-то сняли. Третий высунул голову и ноги широко расставил. Слава Богу!
— Ну да как не слава Богу: одолели дожди, передыху не дают.
— Сама, хозяин, видела: кошка лапу зализывала, корова с выгона вернулась — не пошла спать под навес, а подобрала ноги да и растянулась посередь двора. Впереди стада шла вчера рыжая корова. Солнушко в краснах садилось (алой зарей); туман не подымался, а падал…
— На небо глядеть хорошо ты надумала. Видно, и нам надо думать с ним вместе.
— Да как не думать — помочь надо сбивать, соседей просить: своей силой нам поля не осилить. Ступай-ка сам, да и я уберусь — по бабам похожу, попрошу их пособить хлебушко сжать.
— Уродил нам Господь крепкий хлебушко: матерой стоит! — согласился муж, встал с лавки, надел на голову шляпу свою с перехватом и вышел.
На улице навозные жуки поползли ему навстречу. Опять добрый знак! — подумал про себя хозяин. На поле вышел посмотреть, а там собрались вороны и галки целыми хороводами и кричат; на выгоне овцы прыгают, и так высоко и весело, что ему даже смешно стало.
— И это хорошо!
С соседом встретился (тоже выходил глядеть на поле). Сказывал встречный сосед:
— Ходил сегодня ночью в лес валежнику от скуки набрать да не попадется ли грибов. И лукошко брал. Глядел я, брат, на пни: светляки так-то важно светили.
— Вот и я, сосед, про то ж. Не придешь ли завтра пособить? Я вот бабе велю ужо изготовиться. В кабак зайду — водки куплю.
— Без дальних слов, завтра к тебе и сам приду, и всех ребят позову.
— Осталось у меня на погребу стоялое пиво, и хмелем его подправила жена…
— Так я тебе и баб своих всех приведу.
Разошлись. Пошел заказчик по избам. Входил, кланялся, просил на помочь, ни от кого не получил отказу, домой пошел.
Солнышко стало закатываться: встали в воздухе толкуны (мошки) густым столбом. Поиграют на одном месте, и вдруг их всех кто передвинет — толкутся на другом месте. По их примеру комары такой же хоровод затеяли, шершни и осы суетливо летают.
Полюбовался мужичок и на это и еще пуще укрепился на том, что быть завтра ведру (ясной солнечной погоде). Ретивее стал припасаться к угощению, поторапливал хозяйку тесто месить на пироги. Возились они долго, улеглись спать, но лишь до первого луча солнечного. Тогда вся помочь соберется в поле, помня и веруя святому правилу, что рука руку моет, зато обе чисты живут. Сегодня я помогу, завтра и мне не откажут, И сноп без перевясла (без перевязи) солома, а с миром, с товарищами и помощниками, и беда не убыток. Одному страшно, а всем уже не страшно. Если же все за одного, то и один за всех, — это то, что попросту и по-крестьянски называется круговой порукой, а в хлебном поле является бесплатною, готовною помощью, спомочью.
Собирают помочь обыкновенно в праздничный день, когда у всех больше досуга. В Белоруссии, например, в пятницу на себя работать нельзя, к пятнице надо кончать все, что ни делал, и грешно и опасно начинать, — например, запрядать новую вязку ниток, начинать шить рубаху. А придется работать на других, соберут они толоку (ту же помочь, только под иным именем) — идти можно, потому что пригласивший берет уже весь грех на себя (оттого там и помочи чаще по пятницам).
Приглашают на помочь такие хозяева, у которых достанет настолько времени, что можно изготовить обед и ужин, есть деньги купить вина, есть солод сварить пиво. Угощение пойдет как плата, вместо денег. Здесь о последних всякий и вспоминать стыдится.
Денег не берут, как же после этого не покормить тех, которые за меня силы свои истощали, для меня на работе есть захотели и трудились для того лишь, чтобы и я был сыт? В таких случаях стараются не только накормить, но и накормить послаще, повкуснее, побольше. У хозяек это первым в памяти, потому что всякая знает присловку жнецов: Ела коса кашу — пониже бери, не ела каши — ходи выше, — меньше соломы хозяину в хлебном поле, меньше сена в травяных лугах за скупость, которая все-таки в этом случае бессовестная неблагодарность. В подгородных, особенно в подмосковных, местностях, где наниматели не лучше рабочих (и все протертые и попорченные люди), не задумываются рабочие за худое угощение на помочах выговорить в глаза нанимателям такую сердито сложенную поговорку: Квас твой квас, перешиб он нас: доберется и до того, кто и затирал-то его (то есть готовил). После хорошего угощения забирают колосья чуть не под самые корешки, и после хорошего обеда, к солнечному закату, в один день все поле очищено так, как будто ходили по нем не серп и не коса, а ножницы либо бритва.