Такие телеги в ходу там, где много родится хлеба; в северных губерниях, где урожаями не могут хвастаться, там для свозки снопов с поля употребляются телеги-одноколки (то есть на двух колесах) и с той особенностью, что для удобства при свалке они делаются покатыми взад, где тащатся по земле жерди (волоки). В разных местах называются они разно: андрецами, одрецами (от слова одр), одером и одрянкой. Подобно тому приспособляются особые телеги, также одноколки, для свозки навозу с деревенских дворов на поля. Чтобы легче сбрасывать его на пашне железными вилами, сзади телеги устраиваются дверцы.
Чтобы заставить себя торопиться работать, крестьяне кладут срок на конец августа, и 28-го числа этого месяца называют скирдницей: хлеб к этому дню должен быть сложен в скирды — долгие и большие клади с подстилкой (от сырости) оплетенного на кольях хвороста, чтобы не подпревало и не солодело зерно на осенних дождях и в мокроте. Длинными скирдами складывают снопы, впрочем, только в хлебородных местах.
Вот и ладонь, действительно гладкая, как ладонь на руке, совсем готова, хоть бы и молотить начать. Южное солнышко это позволяет; на северном солнце хлеб скорее зреет, потому что солнце дольше светит, но не совсем дозревает, потому что солнце несильно печет. Надобна ему помощь. Помогает огонь, огневой жар. Следует снопы досушивать, чтобы зерно легче отскакивало от колоса, иначе его не выбьешь. Для такой сушки отеляются на краях деревень особые места, называемые гумнами, а на них строятся особые здания — овины. Овины известны в разных местах под разными именами: зовут их осеть, евня, клуня, шыш. От овина досушенный хлеб будет называться потом в торговле овинным, тогда как дозрелый на солнце в черноземных землях Малороссии и за Окой, в Великой России, слывет, как уже сказано нами, под именем сыромолотного.
Вот и сам овин глядит на ладонь одним своим глазом — верхним окном или четырехугольной дырой, называемой садилом. Под окном укреплены жерди в виде балкона. Овин двухэтажный. Верхний от нижнего отделяется деревянным полом, но таким, который весь решетчатый, очень неплотный, с промежутками: наложены тонкие и кривые бревна, называемые колосниками или колосницами. В нижнем этаже яма в земле; в яму складываются дрова и разводится огонь. Жар от него должен проходить в верхний этаж сквозь решетчатый пол, по которому наверху раскиданы развязанные снопы. Один берет из суслона снопы руками, передает другому. Этот в окно-садило принимает снопы и сажает их на пол или, проще сказать, на колосницы. Принявши несколько снопов, развязывают и раскидывают их. Работа распределена самое малое на три руки, как говорят в деревнях:
— Ты, Исай, наверх ступай; ты, Денис, иди на низ, а ты, Гаврила, подержись за молотило!
Жар подсушивает снопы, да, на беду, нередко и поджигает. Овин сгорает, как свечка, как порох: надо хлопотать об одном лишь, чтобы не загорелись соседи, не занялась вся деревня. И это бывает нередко.
Оглянитесь в деревнях осенью: то и дело горят будто свечки; это сгорают овины, и очень нередко потом ходят по соседним деревням оборванные толпы с немытыми лицами, закопченные погорельцы, просят Христа ради на погорелое место, а место это — целая деревня. Чтобы не летели искры, в верхнем ярусе овина прилаживают около стены доски или лавочки, называемые запажинами. В других местах эти овины, которые помнят царя Гороха и войну грибов с опенками, бросили; вместо них молотят и сушат хлеб в ригах — молотильных сараях с овином, крытых токах с сушилом. Рига больше овина: в нее накладывают 5 тысяч снопов, в овине помещается самое большое 500. Первый овин обыкновенно называют именинником; именины эти в лесных северных губерниях полагаются 24 сентября, на Феклу-заревницу.
В овине или риге на жару хлеб окончательно дозреет: колос подсохнет, потеряет клейкость и может зерно выпустить, если опять не осыреет и не намокнет. Около овинов молотят хлеб на открытом воздухе. Для этого выждут ясный день, станут вынимать снопы из овина, станут расстилать по длине ладони двумя рядами: колосьями или бородой снопа внутрь, комлями или гузлом к покатости ладони, к краям, или берегам, ее. Затем, благословясь, за молотьбу, для чего уже и инструмент нехитрый давно готов: вырезана в лесу палка такой длины, чтобы от земли подпирала бороду, приходилась до подбородка. Это рукоятка, ручка. К ней привешена другая палка в аршин длиной и укреплена на кожаном ремешке гвоздочками. Это собственно колотило, или тяпало. Весь дешевый инструмент на севере называется молотилом, на юге, за Москвой — цепом, Орудие готово. Теперь ему нужен помощник — сноровка и уменье, да и большая сила и крепкое здоровье: весьма немногие выдерживают эту работу без расстройства его. Работник каждую минуту должен поднять цеп вверх и опустить его вниз 37 раз. Если работать 10 часов, надо нахлопать 22 тысячи ударов очень тяжелым орудием. Только этого и добился вековой опыт, пока не вступилась наука, и ученые люди не выдумали машин, для того чтобы сберегать человеческую силу и время, которое может с пользою пригодиться на другое. Придумали молотильные катки и навалили их на спину животных — пусть эти таскают за человека. Выдумали молотилки — целые машины многоразличных систем устройства, и дешевые, и дорогие, с участием людских рук и с помощью водяных паров. Устроили для них мастерские, но продают только богатым людям, господам хозяевам: крестьянам не купить, а потому эти и остаются при своем горбе и на старом труде. Пожалеть их можно, но не винить же их за бедность и необразование! Да и что ж им делать? Не шуба мужика греет и кормит, отвечают они, а этот самый цеп.
Стало быть, бери молотило и приноравливайся к товарищам: обивай в такт, сперва около колосьев слегка, а потом около перевясла, то есть у тальи снопа и у гузла, для того чтобы и коротенькая солома не ушла от ударов. Пробил один ряд с одного конца до другого, перевороти на другую сторону и опять обивай, а если хлеб сыр, то молоти до восьми раз. При первом отбое получаются зерна самые лучшие. Снопы развязывают и отворачивают. Это первый посад. Солому сгребают граблями с длинными зубьями, вытряхивают зерна и сносят охапками или связывают снопиками.
Измолоченное зерно сгребли граблями на горбок тока во всю его длину гребешком, если мало зерна, и сложили его ворохом или кучей к сторонке, если много. Затем второй посад: опять пошло хлопотать молотило: Потату-потаты, такату-такаты, а яички ворохом несутся, — как верно сказано в народной загадке про молотьбу хлеба. Или так: Летят гуськи, дубовы носки, — говорят гуськи: чекоты, чекоты, чекотушечки.
Да и опять скажем словами загадки, да только другой: Бились кругом, перебились кругом, в клеть пошли — перевешались. — Кончена молотьба — цепы-молотила на стену повесили до будущего года; у молотильщиков головы болят только до завтрашнего дня — настукали. Оттого-то на такую работу всего меньше охотников, Неленивым и охотливым работникам за труды праведные — от хозяина угощение. За то, что ему хлеба достался ворошок, молотильщикам поставит он каши горшок. За молотьбой уже дела немудреные: сами хозяева своей семьей справятся. Главное дело теперь умолот смекнуть и по нему проверить, во что обошлись труды праведные, все прежние надежды, бесконечные годовые хлопоты: умолот поверяет работы и определяет им цену. Короче, по выходу зерна, по количеству его вымолота сравнительно с числом снопов судят об урожае хлеба. Расчет такой строится разными способами в разных местах России, но везде с десятины земли, хотя, впрочем, и десятина пахотной земли бывает разная: в казенной 2400 квадратных саженей (80 саженей длины и 30 саженей ширины); в косой или домашней 3200 (то есть 80 и 40), в круглой и тоже хозяйственной 3600 (то есть по 60 вдоль и поперек). В северной лесной России умолот рассчитывают с овин а в черноземной урожайной полосе с воза и с сотни снопов. Крестьянский овин строится на 300-1000 снопов, но как за меру к учету умолотов овин принимают крестьяне от 300 до 500 снопов от 1/2 до 21/2 четвертей, а господа до 800 и 1000 снопов. Умолот, то есть прирост хлеба, мужик считает мешками или осминами (по его 4 четверти) или осмина и один мешок одно и то же, и в урожайные годы получает два мешка, а в неурожайные полтора. Сеет мужик на десятину от 10 до 12 четвериков, то есть больше целой четверти, в которой, как известно, 8 четвериков; барин высевает на десятину только одну четверть, то есть меньше крестьянского. Мужик намолачивает от 6 до 8 мешков с десятины и говорит: урожай плох, потому что сам-третей вышло, то есть одну посеянную четверть назад взял да две приобрел лишку. Урожай хорош, когда сам-четверт уродился: один сам-семена и три приполону (прибыли). Впрочем, у мужика обыкновенный средний урожай сам-4, у барина, по хорошо удобренной земле, сам-5, а хороший урожай доходит до сам-6 и больше. Барин, впрочем, старательнее и вернее усчитывает себя; крестьянин этого даже не любит, считая за грех и неохотно отвечая почти всегда одними и теми же словами: Сколько Бог даст, все в сусеке (огороженном ларе амбара) будет. Однако в некоторых местах суеверные люди при начале умолота для счастья затыкают по углам гумна несколько кольев. В хлебородной полосе, в черноземных губерниях, где хлеб считают широкою мерою: возами да сотнями (а не десятками) снопов, — получают по одной четверти и больше с сотни или, что то же) с возу. Стало быть, в тех благодатных счастливых местах урожай выходит сам-10 и больше, а бывают годы и сам-15, то есть 10–15 четвертей с одной десятины. Впрочем, по пословице: Деньги водом, добрые люди родом, а урожай хлеба годом. И хвалятся урожаем, когда рожь уже в сусеки ссыпана: если хорош задался — продают хлеб на базарах раньше; плох урожай — продают позже. Однако как бы то ни было, хлеб после умолота и наглазного расчета ждет новых забот и требует дальнейшего ухода. В народе поется такая песенка (плясовая, веселая, хороводная): Понедельник — легкий день — Весь день пролежала, А во вторник снопов сорок Пшеницы нажала. Уж я в среду возила, В четверг молотила, А в пятницу веяла, А в субботу мерила, В воскресенье продала. В расчет денежки взяла. Не поторопилась ли девушка похвастаться? На словах легко сказать и в песне пропеть, — не так легко и скоро на самом деле, особенно когда убирает поле одна семья без помочи и своими одинокими руками. Станем же следить и вглядываться, что будут делать дальше. Теперь нужно отделить зерно от остей, соломы, мякины, колоса, сорных трав и пыли, словом, надо веять. Делают это ветром: из большого вороха берут зерна на совок или лопату и взбрасывают вверх против ветра дугой. Мякину, то есть измельченный и разрушенный цепами хлебный колос, как вещество более легкое, подхватывает ветер и уносит прочь от вороха. Легкое зерно ложится ближе к вороху: это охвостье. Еще ближе к куче упадает зерно средней доброты и подле самой кучи самое тяжелое, а стало быть, и лучшее, так называемое голова или чело. Охвостье надо еще подсевать на ручном грохоте с двумя ручками: зерно перемешано с семенами сорных трав и годится на корм животным. Чело идет на семена, серединка и на свое пропитание, и на продажу. Мякина вместе с соломой складывается в особое здание, которое также выстраивается на гумне: это половня — небольшой амбар, куда любят забираться сычи и совы, ночные птицы, и водятся особой породы мыши, называемые житничками. Впрочем, я поспешил. Зерно лопатой провеяно, да грохотом не подсеяно, ч