Мне это показалось интересным. Ее речь отдавала радикализмом.
— Значит, вы бы не стали делать реверанс только потому, что он лорд? — уточнила я.
— Нет. Думаю, я пожала бы ему руку. Вежливость обязательна всегда. Разумеется, все зависит от того, что это за лорд и чем он мог заслужить мое почтение. Впрочем, боюсь, я обязана вести себя почтительно с епископом, потому что он влияет на положение моего отца. Так что это за лорд? И как вышло, что ты с ним встретишься?
— Мисс, это не тот человек, которому вы станете делать реверанс. Думаю, и я теперь не стану. Возможно, даже и руки не пожму.
— Но где ты с ним встретишься?
И я ей все рассказала. Рассказала о поединке на День подарков, о призе и о ставках. Рассказала о том, что мы с Джемом оба будем драться за деньги, чтобы удержать «Чемпион» на плаву и позаботиться о Билле.
Услышав о призе, сестра Уоррен ахнула:
— Двадцать гиней! Боже правый!
— Но я еще должна победить, мисс, — напомнила я. — Говорят, женщина, с которой я буду драться, страшнее горгульи.
— И ты не боишься, Энни?
— Нет, не боюсь. — На самом деле я боялась, но решила умолчать об этом.
Она призадумалась, а потом заявила:
— Я хотела бы прийти и посмотреть, как ты дерешься.
— Не советую, мисс. Там соберется большая толпа, и в конце боя поднимется суматоха — так всегда бывает.
Мисс Эстер снова задумалась и сказала:
— Я не одобряю насилие, Энни. Но должна сказать, что восхищена тобой. Женщине нелегко в этом мире. Не думаю, что смогла бы заработать двадцать гиней, разве что вышла бы замуж за какого-нибудь болвана, одобренного моим отцом.
К нам подошла мисс Джудит. Дети тем временем пили чай и ели хлеб, расположившись на длинных скамьях. Угощение было одной из причин, почему они все ходили в школу.
Мисс Эстер повернулась к сестре и сообщила:
— Джудит, на День подарков Энни собирается продемонстрировать свое умение в благородном искусстве кулачного боя.
Мисс Джудит уставилась на меня.
— Как… волнующе. Надеюсь, ты не пострадаешь, Энни.
— Не беспокойтесь, мисс. Я знаю, что делаю.
Похоже, она не очень-то мне поверила, но все же улыбнулась и произнесла:
— «И сказал Авенир Иоаву: Пусть встанут юноши и поиграют перед нами. И Иоав сказал: Пусть встанут»[12]. Это из книги Самуила, Энни.
Мисс Эстер рассмеялась:
— Разве и в Послании к Коринфянам не упоминается о боксе, Джудит? Вспомни: «Бьюсь не так, чтобы только бить воздух»[13].
— Думаю, да. Заглядывай почаще в Библию, Энни. Там есть и другие строки о спорте. Но больше всего я боюсь, что тебя арестуют, Энни. Кажется, публичные кулачные бои сейчас вне закона и для мужчин, и для женщин.
— Вы правы, мисс, — ответила я. — Но мы заплатили всем бобби в Типтоне, поэтому с ними проблем не будет.
— И на кону приз в двадцать гиней, Джудит. Энни разбогатеет.
— Господи!.. — воскликнула мисс Джудит. — Полагаю, мы забудем упомянуть об этом преподобному, Эстер?
— Разумеется, — ответила ей сестра.
Я и не вспоминала об этом разговоре, когда возвращалась в «Чемпион». Неделя перед Рождеством выдалась тихой, а когда я выбралась на Спон-Лейн, пошел снег. Вдоль улицы и в прилегающих районах шло строительство стандартных домов, которые заводы собирались сдавать внаем своим рабочим. На вид это были обычные грязные маленькие лачуги. Мне не хотелось жить в такой после свадьбы с Джемом.
Когда я вернулась домой, в пабе царила суматоха. Трое констеблей громко созывали добровольцев, чтобы сообща отправиться обыскивать пустошь.
Как выяснилось, Черный Плащ совершил очередное нападение. Он ранил констебля, который патрулировал дорогу верхом и наткнулся на преступника, когда тот грабил троих приказчиков, возвращавшихся в Билстон с арендной платой.
— На этот раз троих, — подчеркнул констебль Перкинс. — Заполучил целых три кошеля. Наш парень, Клейтон Сэмсон, заметил свет фонарей и застал грабителя с пистолетами наголо перед тремя приказчиками, стоявшими перед ним на коленях. Сэмсон получил пулю в плечо, но сумел вернуться и поднять тревогу. Нам нужны люди, чтобы отыскать налетчика на пустоши. Еще и часа не прошло, поэтому мы сможем выследить его по следам на снегу. Я отправил одного парня в Дадли, чтобы он поднял драгун в казармах. Теперь мы сможем выкурить преступника.
Билл подал голос со своего обычного места у камина:
— Оставь парня в покое, Джек! В конце концов, он всего лишь взял награбленное.
— Он подстрелил констебля, Билл! — возразил констебль Перкинс. — Злодея повесят, если мы его поймаем.
Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся, краснолицый сэр Эндрю Уилсон-Маккензи в роскошном красном мундире, при шпорах и с кнутом в руке.
— Мне только что сообщили о происшествии, констебль Перкинс! — громогласно объявил он. — Идем, идем! Надо поспешить! Эй, вы там!.. За этого негодяя объявлена награда в двадцать фунтов. Со мной двое слуг, у нас есть фонари и дубины, а для вас у меня припасены пистолеты. Вам не придется безоружными встречаться лицом к лицу с опасностью!
Увидев в «Чемпионе» сэра Эндрю и услышав его распоряжения, многие шахтеры решили присоединиться к облаве. Некоторые согласились с видимой неохотой, но было понятно, что участие в поимке Черного Плаща им не повредит.
Пока я протирала стаканы за стойкой, сэр Эндрю в спешке вытолкал своих работников наружу и перед самым выходом обернулся ко мне:
— А вы к нам не присоединитесь, юная дама? Говорят, вы бесстрашны.
— Нет, не присоединюсь, сэр, — ответила я. — Мне надо присматривать за пивной.
Билл крикнул из своего кресла:
— Удачи вам, сэр! Вы наверняка поймаете злодея.
Шахтеры набились в экипаж сэра Эндрю, и отряд выдвинулся по улице, которая вела к пустоши. Сам сэр Эндрю ехал во главе процессии верхом на прекрасном черном скакуне, высоко подняв кнут в руке, словно генерал, ведущий свои войска в бой. Констебли следовали за ним на своих двоих. Постепенно свет фонарей и крики затерялись в снежной круговерти.
Мне даже стало жаль бедолагу: если его поймают, парню не позавидуешь.
Глава девятнадцатая
Джейни и Энни проводили Билла до кровати. Громила, как обычно случалось в последнее время, был достаточно пьян, чтобы ему требовалась помощь на лестнице, ведущей к его комнате, но все же не настолько, чтобы не сопротивляться и не требовать от всех, чтобы они приветствовали портрет королевы и пели гимн. Он все больше напоминал больного ребенка, которому нужно помогать одеваться, раздеваться и умываться. Джейни повела Билла в спальню, и Энни услышала из-за двери, как скрипнула кровать под тяжестью его тела и как Джейни сказала:
— Билл, дай-ка я помогу тебе снять штаны.
Энни заперла входную дверь, задула лампы и свечи, вытерла барную стойку и сунула пивные кружки в ведро с водой, чтобы они отмокли за ночь. Потом досыпала угля в камин на ночь и поднялась наверх, в свою спальню.
В кровати она читала при свече Библию. Снаружи завывал ветер, в окошко стучал снег, и девушка подумала о людях, отправившихся обыскивать пустошь всего за пару дней до Рождества.
В Книге Исаии она прочитала: «Составь совет, постанови решение; осени нас среди полудня, как ночью, тенью твоею, укрой изгнанных, не выдай скитающихся. Пусть поживут у тебя мои изгнанные Моавитяне; будь им покровом от грабителя…»[14], и на этом ее сморил сон.
Разбудил ее глухой стук, доносившийся снизу. Свеча уже догорела, и Энни лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в темноту своей комнаты. Затем раздался удар, треск и звон, будто кто-то опрокинул ведро с кружками. Денежный ящик с несколькими шиллингами, полученными в тот вечер за пиво, лежал под барной стойкой. Он был заперт, но завсегдатаи паба знали, где хранится выручка. Энни окончательно проснулась и, встав с постели, приоткрыла дверь. Внизу было тихо.
А потом она услышала протяжный скрип кожаного сапога: кто-то крался по коридору к барной стойке. У Энни не было ни подсвечника, ни лампы, но она тихонько выбралась на лестницу. Снова раздался скрип сапога и легкий шорох открываемой двери, которая вела к бару. У Энни не оставалось сомнений: к ним вломились и теперь негодяй собирается добраться до денежного ящика. Она осторожно и бесшумно начала спускаться по ступенькам и пожалела, что под рукой нет дубинки, чтобы оглушить грабителя. Из коридора ей было видно, что происходит в баре. На фоне белого от снега окна вырисовывался силуэт: высокий мужчина в треуголке и коротком черном плаще.
Девушка вздрогнула, увидев знаменитого налетчика, и приготовилась обороняться, если тот вздумает напасть.
Он медленно повернул голову в ее сторону и произнес:
— Здравствуй, Энни. Извини за ведро…
Лица она не видела, но сразу узнала голос и прошептала:
— Томми…
Брат снял шляпу и развел руки, и она вбежала в зал и обняла его. От него пахло холодной грязью и снегом. Прижав ее голову к своей груди, Томми сказал:
— За мной гонятся, Энни. Я и есть Черный Плащ. — С этими словами он опустил на каменный пол тяжелый мешок.
Энни отпрянула. От тоски у нее сдавило грудь и к глазам подступили слезы. Она повернулась за свечой со словами:
— Я должна увидеть твое лицо.
— Нет… Не зажигай свет, — попросил Томми. — Меня гнали прямо через пустошь, и мне пришлось бросить свою славную лошадку, чтобы запутать следы, но облава скоро догадается, куда я ушел. Не надо света. Меня могут проследить досюда, и тогда мы оба окажемся в адской передряге.
Энни подошла к нему, всмотрелась в лицо брата в тусклом свете, шедшем от окон, потом подняла руки и погладила его по щекам. Они были гладкие, и холодная кожа казалась совсем мальчишеской.
— Ох, Томми… Что с тобой стало? Что стало с мамой? Вот, присядь.
В полумраке он скользнул к дальнему концу бара и сел на дубовую скамью.