Мне удалось вывернуться, прежде чем Молли прижала меня к канатам, и я быстро отступила, создавая между нами дистанцию, встала в стойку и удержала соперницу на расстоянии прямым ударом. Поддержка толпы теперь разделилась поровну между обеими сторонами, и мне захотелось оглядеться и отыскать Томми, но я не решилась отвести глаза от Молли. Она возвышалась в центре ринга, словно дерево, раскинув руки-ветки, и пыталась ударить меня всякий раз, едва я приближалась, словно это была обычная драка в пивной. Какой-то парень из толпы протянул Стич стакан и крикнул:
— Не хочешь бренди, Молли?
— Лучше бы пива, мальчик! — откликнулась она, и со всех сторон раздались смешки и улюлюканье.
Я сосредоточилась, восстановила четкость и плавность движений и начала приплясывать вокруг соперницы, нанося быстрые удары. Она медленно поворачивалась, чтобы держать меня в поле зрения и предугадывать мои движения: мы словно исполняли замысловатый танец. В глубине души шевелилась обида: эта женщина причинила мне настоящую боль, а я до сих пор не сталкивалась с теми, кто мог действительно причинить мне боль, а тем более уложить на помост.
Я достала ее быстрым ударом в лицо и дважды по почкам, но Молли, казалось, ничего не заметила, продолжая поглядывать в толпу, улыбаться и отвечать на выкрики. Если я подходила слишком близко, она пыталась бить, но ни разу не попала, и я начала невольно прикидывать, сколько времени понадобится, чтобы ее измотать или вырубить.
Что ж, бой грозил затянуться, потому что таким образом мы танцевали следующие три раунда, и с каждым разом толпа становилась все враждебнее и язвительнее, особенно по отношению ко мне. Стич считали героиней, раз уж она продержалась столько раундов, а я выглядела неудачницей, потому что не смогла сразу уложить ее боковым ударом. «Когда же мы увидим твой коронный прием, Энни? — орали вокруг. — Покажи нам хук!»
Уворачиваясь от удара Молли, я тоже мельком огляделась. Краснолицый сэр Эндрю, разгоряченный кларетом, что-то кричал. Рядом лорд Ледбери и его дружки медленно аплодировали мне. Чуть в стороне, в упор глядя на них, стоял Томми.
В пятом раунде мне удалось влепить Молли хороший удар, и она отшатнулась, пытаясь поднять руки в защитную стойку, а я подскочила и ткнула противницу в живот. По правде сказать, я уже начинала уставать и мечтала добить жирную корову, но это было не так-то просто: кулак попросту увяз в ее огромном, как пивная бочка, и мягком, точно пуховая подушка, брюхе.
Когда после удара в живот Стич отступила, я снова сблизилась и ударила ее апперкотом под подбородок.
Однако в этот раз она не отступила, а нанесла ответный удар, снова попав мне по голове. На секунду у меня зазвенело в ушах и закружилась голова, но, пока соперница на нетвердых ногах пыталась отойти, не поднимая рук, я выпрямилась и размашистым хуком слева врезала ей в лицо.
Огромная голова Молли качнулась, и толпа взорвалась восторженными криками. Именно этого удара и ждали зрители; отовсюду неслось: «Энни!.. Энни!.. Энни!..»
Когда я отскочила, Стич сделала, пошатываясь, несколько шагов, а потом накренилась и медленно повалилась вперед.
Я обернулась посмотреть на толпу. Люди кидали в воздух шапки, а мистер Тиндейл стоял над Молли Стич и считал:
— Два… три… четыре…
Повернув голову, я увидела Томми: он стоял на цыпочках, вскинув руки в воздух, словно в молитве. А рядом с ним сэр Эндрю смотрел не на меня — он смотрел на запястье Томми, пожирая глазами повязанную мамой красную ленту.
Однако я ничего не могла поделать, потому что Молли Стич на счет «семь» поднялась, как будто и не пропустила удар. Тряхнув головой, она заявила:
— У меня все отлично, начальник… Даже не почувствовала…
Теперь толпа ревела: «Молли! Молли! Молли!», а я снова оглянулась на брата. Теперь они с сэром Эндрю смотрели друг на друга в упор. Вдруг Томми развернулся и нырнул в толпу, а сэр Эндрю, вскинув руку, что-то прокричал его светлости.
Тут Молли Стич хлопнула меня по плечу:
— Ну что, готова, цыганочка?
— Без счета… Продолжайте! — крикнул мистер Тиндейл.
Я была так ошеломлена зрелищем спасающегося бегством Томми и указывающего ему вслед сэра Эндрю, что не успела увернуться, когда Молли сильно ткнула меня в лицо и рявкнула:
— Ну давай, сука… Я тебя уделаю!
Боль привела меня в чувство, и я обрушила серию ударов по лицу соперницы, прежде чем колокольчик возвестил об окончании раунда. Губы у Стич лопнули, и мне в глаза брызнула кровь, а я обрушилась на ненавистную противницу, чувствуя, как кулаки пробивают ее мясистые щеки, сотрясая череп.
Поднялся оглушительный гвалт, все вокруг кружилось и дрожало в какофонии криков, рева и свистков.
Потом оказалось, что Молли сидит в центре ринга, разбрызгивая кровь по черной земле, а вокруг толпятся люди, раздаются свистки, мелькают полицейские мундиры и красные тужурки солдат, сверкают на солнце штыки, кто-то кричит мне в лицо и тянет за руки. Глухо ударил мушкетный выстрел, снова понеслись истошные вопли. Меня тащили прочь с ринга, вокруг которого разбегающаяся толпа сорвала канаты и повалила стойки, втоптав их в землю.
Джем оттащил меня в сторону и затолкал в палатку, где Пэдди набивал монеты и банкноты в свой саквояж, причитая:
— Они вызвали солдат! Послали чертову армию, чтобы остановить бой!
— Там был наш Томми, — сказала я. — Сэр Эндрю узнал его, и брат сбежал.
— Господи… — выдохнул Джем. — Его же схватят. Тут повсюду солдаты и бобби.
Пэдди прижал коленом саквояж, чтобы умять гору денег и закрыть замок, а потом проворчал:
— Вот и трать деньги на подкуп полиции!
В палатку просунулась голова мистера Тиндейла.
— Вы должны мне пятерку, мистер Такер.
— И вы ее получите, мистер Тиндейл, — ответил Пэдди, вытаскивая банкноты из кармана и протягивая их рефери.
— На вашем месте я бы убирался отсюда поскорее, — заметил тот. — Если вас поймают, то конфискуют всю выручку.
Пэдди протянул саквояж Джему:
— Отнеси его в «Чемпион» и спрячь получше.
— А что будет с Томми? — спросила я.
— Его уже наверняка поймали, Энни. Глупый мальчишка! Зачем он только вылез?
Я все еще не смыла с рук и лица кровь Молли Стич. Было слышно, как снаружи солдаты и полиция гонят людей с поля в сторону Типтона. Я вышла и оглядела ринг, окруженный поваленными стойками. В центре темнело пятно на том месте, где истекала кровью Молли, но ее самой не было. Пивной стол опрокинули, горшок с фрикадельками разбился, а тарелки и кружки валялись по всему полю.
Со стороны пустоши доносился топот копыт.
Глава двадцать третья
Томми лежал неподвижно в ветвях дерева и прислушивался. Свет уже начал меркнуть, и больше часа ни единый звук вокруг не говорил о том, что преследователи все еще блуждают по промерзшей пустоши. Лишь вдалеке молодой цыган видел свет фонарей и слышал крики людей, топот ног и копыт.
Поняв, что сэр Эндрю узнал его, он бросился бежать подальше от поля и проскочил прямо сквозь строй солдат, маршировавших к «Чемпиону» во главе с Капитаном на гнедой кобыле. Вояки даже не заметили, как он стремительно проскользнул между двух шеренг.
Томми побежал вверх, на пустошь, проклиная потерю серой кобылы и оставленную в пивной сумку с деньгами. Топоча по засохшим папоротникам и промерзшим болотцам, петляя, чтобы запутать следы на мерзлой траве и мху, он держался подальше от прежнего убежища и после почти часовой пробежки выбрал крепкий дуб, забрался по нему к самой верхушке кроны и привязал себя поясом к ветке, чтобы можно было распластаться на ней. Томми радовался, что прихватил пальто, потому что ближе к вечеру, когда солнце начало садиться, стало холодать. Прошел почти час, прежде чем беглец услышал шум погони: топот копыт и крики далеко разносились в неподвижном холодном воздухе. Словно Капитан Джек, он лежал и прислушивался, пока шум не затих в сгущающейся темноте.
Солдат и полицию вызвал преподобный Уоррен, отправивший магистратам Билстона паническую записку о противозаконном боксерском поединке, который необходимо остановить. Священника ошеломило и выбило из колеи, когда один из прихожан рассказал о присутствии в толпе зрителей старшей из сестер Уоррен. Принесший известие богобоязненный хозяин портового магазинчика шел по Спон-Лейн и видел, как мисс Эстер и экономка преподобного подошли к полю и заплатили негодяю на входе по пенни. Торговец тут же побежал к дому викария, чтобы предупредить святого отца. Больше всего, по словам ябедника, его беспокоила безопасность молодой женщины среди беснующейся толпы на заднем дворе «Чемпиона».
Мисс Джудит притворилась, будто понятия не имела об истинной причине утренней прогулки сестры и словоохотливой Джесси. Когда отец сообщил, куда отправилась Эстер, младшая Уоррен лишь воскликнула:
— О боже! Ведь там опасно!
— Ты знала, что Эстер собирается посетить это бесовское сборище? — спросил Элайджа.
— Нет, отец. Она вполне самостоятельная женщина и не докладывает мне о каждой своей прихоти.
— И это дитя, участвовавшее в драке, эта Энни должна прийти к нам завтра на чай? Вместе с мистером Маклином?
— Насколько я понимаю, да, — сказала Джудит.
Когда вскоре после полудня Эстер вернулась домой, преподобный выразил свое осуждение молчанием, на весь день запершись у себя в комнате. Только за вечерним чаем он впервые отчитал Джесси за соучастие в событиях того утра.
— Мисс Эстер мне тоже соврала, ваше преподобие, — оправдывалась экономка. — Вот же маленькая негодница! Я ничего не знала о ее намерениях, пока мы не оказались у ворот этого ужасного места. Она очень хотела посмотреть, как дерется эта девчушка. Ужасное зрелище, надо сказать! — тараторила она, разливая чай и выставляя на стол тарелку с булочками.
Преподобный повернулся к Эстер и спросил:
— Ну, и что ты скажешь в оправдание своей лжи и неповиновения?
— Это был познавательный опыт, отец, — ответила Эстер. — Я видела, как дерется Энни и как развлекается беднота. Если бы я сказала тебе, что собираюсь туда, ты бы запретил мне идти. И не вини ни в чем бедняжку Джесси. Она стала невольной жертвой обмана, но я была рада ее присутствию, когда солдаты и констебли начали разгонять толпу. Отец, женщин с детьми избивали прикладами прямо у меня на глазах! Жестокость на ринге ничтожна в сравнении с дикостью тех, кто якобы пытался ее предотвратить!