Преподобный тяжело вздохнул:
— Тебя могли ранить. Могли арестовать. А теперь все прихожане знают, что ты там была. Не сомневаюсь, и до епископа это дойдет.
— Отец, ведь это ты вызвал солдат, верно? А тебе не приходило в голову, что для разгона толпы применят насилие и я окажусь в самом центре схватки? — горячо запротестовала его дочь.
— А что мне было делать, дитя мое, когда один из благочестивых прихожан сообщил о твоем присутствии на поле битвы? Все происходившее там было противозаконно! Насколько я понимаю, мистер Перри и его подручные даже подкупили часть полицейских в Типтоне, чтобы те закрыли глаза на поединок. — Он положил ладони на стол, устремив взор к небу, и сказал как бы самому себе: — Вот что бывает, когда нарушаешь порядок вещей, установленный Господом. Учить эту девицу… Читать с ней Вордсворта… Да, дорогая моя, я знаю о широком круге твоих занятий с мисс Энни. Она сама рассказала об этом епископу в письме. Сегодня утром я получил от него гневное послание с вопросом, почему мы используем церковные деньги на просвещение подлого люда насчет дел империи и позволяем им читать газеты? Зачем мы рассказываем им вещи, которые не принесут пользы и лишь посеют в головах ненужные желания и недовольство? Да еще и поэзия! Для оборванной безбожной цыганки! Какой толк мисс Энни Перри от поэзии? От Роберта Бёрнса? Он ведь был радикалом, пьяницей и прелюбодеем, Эстер! Разве пристало давать такие знания детям? Цель школы — привести заблудшие души к Богу через Библию. Они учатся читать, чтобы постигать Писание. Остальное уже на грани крамолы.
Эстер и Джудит тайком переглянулись.
— Полагаю, это означает, что нам следует отменить завтрашнее приглашение мисс Перри на чай? — спросила Джудит.
— Нет, отец, пожалуйста!.. — взмолилась Эстер, Преподобный на секунду задумался, а потом решительно ответил:
— Напротив. Полагаю, мне следует побеседовать с мисс Энни Перри. Хочу понять, почему ради нее мои дочери готовы ослушаться отца и подвергнуть себя риску. Конечно, если девочку не арестовали и не бросили в тюрьму вместе с ее буяном-отцом.
Далеко на пустоши Томми отвязал пояс, которым был привязан к ветке, и ловко спрыгнул на землю. Пригнувшись и все время прислушиваясь, при свете луны он осторожно прокрался к «Чемпиону Англии».
Глава двадцать четвертая
После того как Томми вернулся, постучав в окно, и проскользнул внутрь паба, никем не замеченный, хотя его повсюду искали солдаты, мы всю ночь шептались с ним при тусклом свете свечей.
Паб обыскали еще днем, сразу же после того, как разогнали толпу и разгромили ринг и палатки. Сэр Эндрю чувствовал, что Томми как-то связан со мной. Он сурово оглядел меня, прибыв в сопровождении капитана и пары констеблей, и объявил, что отчетливо видел рядом Черного Плаща, когда я дралась с Молли Стич.
— Я узнал его по ленте и цыганской внешности, — пояснил он, пристально глядя мне в глаза.
Билл набросился на лорда и констеблей:
— Вы не имеете права вваливаться сюда с обыском! Не смейте обращаться с нами как с преступниками! Я верноподданный ее величества, сэр, и ни у вас, ни у этих негодяев нет ни причин, ни доказательств…
— Но ведь вы со своими друзьями, мистер Перри, и есть преступники, — возразил сэр Эндрю. — Организация и проведение незаконных боксерских поединков и подстрекательство к азартным играм на ставках преследуются по закону. Прямо сейчас мой друг мистер Фармер, магистрат, составляет документы, обвиняющие вас и вашего ирландского приятеля…
— Ха! Мне казалось, вам самому нравилось смотреть на бой и выпивать с его светлостью, — перебила я, пересекая зал, чтобы усадить Билла обратно в кресло у камина.
— Мне очень даже нравилось, хотя жаль, что ты не добила эту бабу. Твой бой считается недействительным, букмекеры не выплатили выигрыши, а ты не получила свой приз.
— Выходит, вы потеряли деньги, сэр Эндрю?
Он поежился от этой неловкой мысли.
— Ваш недостаток мастерства причинил мне некоторое неудобство, мисс Перри.
— Что ж, тогда я утешена.
Солдаты и констебли нашли саквояж Пэдди и конфисковали деньги как незаконный доход. Забрали всё: плату за вход, выигрыш по ставкам Пэдди на Джема и двадцать гиней призовых, полученных моим женихом. Пэдди сидел за стойкой и рыдал, читая показанный ему капитаном ордер на конфискацию.
Когда стражи порядка ушли, я поднялась к себе и осмотрелась: седельные сумки Томми были на месте, как и один из пистолетов, завернутый в мои нижние юбки.
В зале все хранили молчание. Джейни принесла последний оставшийся бочонок пива, открыла его, налила кружку и передала ее Биллу.
Он сидел у огня и качал головой:
— Нам конец. Осталось всего несколько шиллингов за пиво и фрикадельки, а потом мы окажемся в работном доме. Надо бы обойти всех, кого я поил бесплатно эти годы: пожалуй, они должны мне за эль целое состояние.
Пэдди нашел за баром старую бутылку портвейна и разлил нам всем по стаканчику. Свою порцию он тянул с видом человека, поставившего на кон пенни и проигравшего целый мир. Все молча сидели, размышляя о том, что потеряли и чем пожертвовали. У меня под глазами расплылись багрово-фиолетовые пятна, на бровях красовались ссадины, а нижняя губа распухла и саднила. Джем, если не считать пары отметин на щеках, по-прежнему был прекрасен, как дитя.
Когда стемнело, я зажгла свечи и лампы, а потом долго стояла у задней двери «Чемпиона», разглядывая поле, на котором дралась утром. Двое оборванных шахтеров с фонарем внимательно рассматривали землю в поисках оброненных монет. Следя за покачивающимся огоньком над черной землей, я думала о Томми, убежавшем на пустошь, и надеялась, что еще увижу его, хотя не знала, удалось ли ему спастись от солдат и полицейских, шедших по следу. Я помолилась Богу, чтобы он сохранил Томми свободу и вернул мне брата, и добавила «во имя Иисуса», как делал преподобный во время службы.
Ответ на свою молитву я получила той же ночью: когда Билл, Джейни и Пэдди пошли спать, раздался тихий стук в окошко. Мы с Джемом еще сидели у камина, и я мигом бросилась к задней двери, чтобы впустить брата. Он замерз до полусмерти в старом пальто Билла и его кепке.
— Прости, Энни, — сказал Томми. — Мне следовало сидеть здесь, но я должен был тебя увидеть. Ты дерешься даже лучше Большого Тома! Я тобой горжусь!
Мы усадили бедняжку у огня, я налила ему портвейна и дала хлеба.
— Сэр Эндрю узнал тебя по ленте, Томми, — сказала я.
— Это мамина лента, — ответил он. — И я ни за что не сниму ее.
Мы понимали, что нужно поскорее увезти моего брата, доставить его в Ливерпуль и посадить на пароход в Америку. Я сходила и разбудила Кэпа, спавшего у себя на барже.
— Я готов отвезти Томми в Ливерпуль, — сказал он. — А если у вас найдется пять фунтов, мы сможем посадить его на судно до Филадельфии. Я знаю одного шкипера, который возьмет парня.
— Брату придется все время прятаться в носовой каюте, — предупредила я. — Его повсюду ищут.
— Можно посадить его на поезд, — предложил Джем. — Новый, который идет из Типтона в Манчестер, а там Томми пересядет на другой поезд.
Кэп покачал головой:
— За поездами, дилижансами и дорогами будут следить. А на баржи нынче никто внимания не обращает. У меня сейчас полтрюма загружено углем. Никто не удивится, если я завтра отчалю. Только у нас уйдет на дорогу почти неделя, и мне понадобится помощь этого парня, — он потрепал по плечу Джема, — чтобы проходить шлюзы и кидать уголь в топку.
— Я согласен, — сказал Джем. — Заодно и за Томми пригляжу.
Томми взял свой мешок и пересчитал награбленное. Десять фунтов он взял себе на проезд в Америку, два отдал Кэпу и оставил мне два фунта шиллингами и медяками.
Кэп уставился на банкноты, которые вручил ему Томми:
— Если бы мир был справедлив, эти деньги вернулись бы к гвоздарям, у которых их отняли.
— Да. Но мир несправедлив, — вздохнул Томми. — И, сколько ни отдавай, этого не исправить.
Мы просидели у камина до утра, а когда рассвело, Кэп запустил паровой двигатель и накрыл груз парусиной. Поверх угля он набросал тюков и мешков, чтобы снаружи казалось, будто трюм загружен полностью, и устроил для Томми убежище в центре посреди тюков сена. Я принесла им хлеб, чай и сыр из кладовки. Еще брат оставил себе старое пальто Билла. Вынув один из пистолетов, Томми протянул его мне со словами:
— Никогда не знаешь, когда может пригодиться пушка, Энни. Особенно в твоем деле.
В общем-то, он был прав, поэтому я снова спрятала пистолет в ящике с панталонами и нижними юбками.
Когда рассвело и баржа уже стояла под парами, мы вышли на берег канала. В утреннем свете Томми разглядел фингалы у меня под глазами, перебитый нос и ссадины на лбу, оставленные мощными кулаками Молли Стич. Обхватив ладонями мои щеки, брат ласково произнес:
— Хватит драться, Энни. Не хочу, чтобы тебе снова досталось. Я напишу тебе из Америки, и вы с Джемом сможете приехать ко мне, да и старого Билла берите с собой.
Я рассмеялась и крепко его обняла.
Джем подошел, поцеловал меня и сказал:
— Я вернусь через неделю с небольшим, Энни. И я люблю тебя сильнее, чем пристало человеку в своем уме.
Я коснулась его милого лица и произнесла строки из Бёрнса, которые лучше всего подходили для прощания с любимым:
Как роза алая любовь
Раскрылась по весне;
Как песня сладкая любовь
Ласкает сердце мне.
Твоей красой, моя любовь,
Навеки болен я;
Не разлюблю тебя, мой свет,
Хоть высохнут моря.
Хоть высохнут моря, мой свет,
И солнце всё спалит,
Не разлюблю тебя, мой свет,
Покуда жизнь бежит.