— Хини, чертов папист! — вопили зрители. — Грязный ирландский папист!.. Билли, не хочешь пива?.. Может, накатишь? Злее будешь!.. Ну и здоровый же ты цыганский урод, Громила!.. Да я тебя и сам свалю! Я вас обоих свалю!..
Противники молча смотрели перед собой, не глядя друг на друга, а толстяк зачитывал правила Джека Бротона, по которым предстояло драться:
— Эти джентльмены воздержатся от укусов, пинков или выкалывания глаз, они не будут пользоваться коленями или ногами для причинения вреда друг другу, и исход состязания будет решен исключительно ударами кулаков… Раунд завершится, когда один из бойцов упадет, однако упавшему будет дано время восстановить равновесие без помехи со стороны противника. Секундантам разрешается обмывать и очищать раны между раундами, но время, отведенное на это, не должно превышать одной минуты… Поединок завершится, когда…
Тут его оглушительный голос и рокот толпы внезапно стихли у меня в голове, и я посмотрела на Громилу. Мне виделось, что его окутывает голубое сияние, и я различала каждый вдох и выдох Билла. Он выглядел величественным и благородным, словно породистый жеребец перед скачками, и не было ни страха, ни сомнения в его сияющих, точно маленькие твердые алмазы, глазах, пока он обводил взглядом толпу, раскрыв рот и демонстрируя пеньки зубов. А потом Билл вдруг уставился на меня, сидевшую впереди всех, и широко улыбнулся.
Глава четвертая
В шестом раунде Билл Перри опустил руки и остановился.
Грудь сдавило, мешанина звуков вокруг слилась в тонкий пронзительный вой в голове, словно заработала какая-то чудовищная машина. Ему казалось, что эта машина вот-вот начнет рассыпаться на куски и разлетающиеся железные болты и стальные шайбы пробьют зияющие дыры в его черепе; особенно угрожающую нотку придавал гулу размеренный стук сердца, отдающийся в ушах.
Биллу очень хотелось пива. Да и двадцати гиней в любом случае с лихвой хватало, чтобы купить пивную. В свое время он получал и больше, но и терял больше. А теперь ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
Хини, лысая голова которого уже была расчерчена потеками потемневшей крови, поднырнул, выставив руки перед собой, чтобы прикрыться от грозного прямого удара правой Громилы, а потом резко выпрямился и метнул крупный левый кулак прямо под огромную каменную челюсть противника. Хини выгнул спину, доводя удар до конца, и Билл едва не оторвался от земли. Голова у него запрокинулась, из уголков сомкнутых губ потекли струйки крови.
Кэп выскочил на ринг, едва Билл рухнул на пыльную землю. Громилу впервые отправили в нокаут. Мужчина в цилиндре начал отсчет, к которому постепенно присоединилась толпа, взорвавшаяся одновременно радостными криками и воплями отчаяния, когда прозвучало: «Десять!», а Билл Перри даже не шелохнулся.
Кэп обтер лицо подопечного мокрой тряпицей, аккуратно похлопал его по щеке. Вокруг ширился гул толпы, с радостными криками устремившейся к букмекерам. Сквозь топот сапог и шуршание круток Кэп шептал в мокрое от крови и пота ухо:
— Билли, малыш… Билли… Давай, парень!
Ринг был просто битком набит людьми: мужчины размахивали расписками, пытаясь прорваться к букмекерам, подручные отталкивали их назад, дамы визжали. Вопли и топот дерущихся пыльным облаком реяли над огромной головой Билла Перри. Под весом тела она, казалось, вросла в растрескавшуюся рыжую землю, словно появившийся за ночь из ниоткуда жуткий, растрескавшийся гриб-дождевик.
Кэп потянул Громилу за плечи и приподнял. Тело Билли накренилось вперед, и он оказался в сидячем положении, а Кэп подхватил и аккуратно придержал голову, мотавшуюся из стороны в сторону, словно мельничный жернов, вот-вот готовый соскочить с оси.
— Вот… Я тебе пива припас, Билли, — пробормотал Кэп с паникой в голосе, роясь в мешке. Вытащив оттуда бутыль, он с трудом откупорил ее одной рукой, поддерживая другой качающуюся голову Громилы.
Они оба все еще сидели на земле, когда Кэп увидел перед носом пару глянцевых туфель с изысканными серебряными пряжками и ноги в серых шелковых чулках. Он поднял голову. Сверху вниз на них с Биллом смотрели лорд Ледбери и пара его щеголей приятелей.
— Я тебе весьма обязан, Перри, — произнес его светлость, разглядывая поверх головы Билла водоворот людских тел и окружающие его тучи пыли. — Ты неплохо держался для своих лет. Впечатляет. — Лорд кивнул одному из своих спутников. и на землю возле Громилы с тихим звоном упал кожаный кошелек. — Мы получили компенсацию за индийских рабов, Перри, и сейчас не стеснены в средствах. Поэтому тебе повезло. Здесь еще пять гиней сверху. Я восхищен твоим стилем, решительностью и упорством. Не хотелось бы мне самому вот так встретиться с этим папистом. — Лорд Ледбери посмотрел на Громилу сверху вниз с легкой печальной улыбкой.
Кэп почувствовал, как голова Билла вдруг пришла в движение — к нему вернулось сознание. Перри медленно оторвал затылок от залитой кровью руки Кэпа и посмотрел вверх. Сгусток крови над припухшим и покрасневшим правым глазом почернел и поблескивал, словно мокрый уголек, на потемневшем от жира и грязи лице белели дорожки, оставленные стекавшими каплями пота. Громила смог открыть только один глаз, который загорелся ярко-голубым цветом при виде его светлости. Юноша и оба его спутника на мгновение оторопели от зрелища пробуждающегося гиганта.
Билл сплюнул на землю и ответил:
— А я весьма обязан вам, сэр. Этот ирландец — славный парень, и вы не прогадали, поставив на него.
Ледбери поклонился и вместе с приятелями двинулся сквозь уже редеющую толпу. Повозки потянулись к ярмарочным воротам. Неожиданно над полем пронесся прохладный ветерок, шелестя разбросанными расписками и поднимая облачка пыли, похожие на дымок над затухающим костром. Вскоре ринг опустел, не считая двоих: Билла, сидевшего в центре площадки на утоптанной рыжей земле, и Кэпа, который стоял возле него на коленях и обтирал ему раны тряпицей, смоченной в спирте.
— Мне уж на минуту показалось, что ты не жилец, Билли, — признался Кэп, осторожно промокая багровые ссадины возле глаз Громилы.
Лицо бойца оставалось невозмутимым, он ни разу не поморщился и не вскрикнул от жгучей боли.
— Видел ту маленькую смуглую девчонку в первом ряду? — пробормотал он.
— Я видел прекрасных дам, готовых упасть в обморок, когда ты поймал его удар в голову. Кровь так и брызнула во все стороны, — хихикнул Кэп.
— Там была маленькая цыганка, — сказал Громила.
— Забудь про нее, Билли. Идем. Мы богаты, а там в палатке наливают пиво.
Перри медленно встал, застегивая белую полотняную рубаху, которую Кэп достал из мешка. Они пересекли ринг и направились к палаткам. Толпа, наблюдавшая за поединком, теперь набилась в пивную палатку, и мужчины прихлебывали из глиняных кружек, сгрудившись в три ряда вдоль длинного дубового стола, за которым женщины в фартуках разливали пенный напиток. Повсюду стоял сладковатый запах солода. У столов снаружи, мокрых от пролитого пива, было не протолкнуться.
Когда Билл и Кэп подошли поближе, раздался дружный крик; какой-то невысокий человек в твидовом костюме и фермерской кепке поспешил навстречу гиганту, протягивая ему две кружки пива.
Билл взял одну из них огромной лапищей и осушил под ободряющие вопли, а потом отшвырнул в сторону и осушил вторую кружку, подняв правую руку в ответ на восхищенные крики толпы. Ему принесли еще пива, и он уселся на мешок возле стола в окружении поклонников. Кэп шепнул ему что-то на ухо, Билл кивнул и заворчал себе под нос, когда его товарищ быстро отошел к группе здоровяков в черных сюртуках, которые стояли ближе ко входу в палатку.
Вдоль живой изгороди рядом с палаткой тянулась цепочка разносчиков и торговцев, во весь голос расхваливающих свои товары на лотках и маленьких деревянных столиках: пироги и булочки, ленты и безделушки, копченую рыбу, обернутую в бумагу, горячую картошку и горшочки с маслом.
Посреди торговцев стоял паренек, держа на вытянутой вверх руке девочку помладше. Она сидела неподвижно и бесстрастно, словно статуя, на его высоко поднятой ладони. Рослый мальчишка в пожелтевшей рубашке и грязном жилете обращался к тем, кто пил в палатке, и к людскому потоку, тянущемуся к выходу с ярмарки. Некоторые останавливались при виде мускулистого юноши, который высоко поднимал хрупкую черноволосую девочку и кричал:
— …Предлагается для уборки и готовки, умеет чистить и обихаживать лошадей, присматривать за детьми и печь пироги, может таскать всевозможную поклажу. Она худенькая, но сильная, и в ее жилах течет старая добрая стаффордширская кровь… Говорит мало, никогда не плачет и не жалуется, хотя лишилась отца, а ее семья прозябает в нужде и ждет прибавления зимой… Ее отец погиб в результате несчастного случая, а бедная мать угасает от голода без лошади и повозки… Девочка мила, не перечлива, не насмешлива и полна христианской благодарности за хорошее обращение и проявление доброты…
Парень снова и снова перечислял достоинства девочки, медленно поворачивая ее из стороны в сторону, и золотистые лучи солнца играли у нее на лице и придавали гагатовый блеск черным волосам.
Одетый в черное священник, остановившийся послушать, пробормотал своей маленькой костлявой жене:
— Таковы обычаи этого народа.
Та передернулась, качнув шляпкой, и заявила:
— Отвратительно!
Они отвернулись и пошли дальше, а мальчик продолжал вещать:
— Ест немного. Простая каша, хлеб и чистая вода — вот и все, что ей нужно. Она из крепкой семьи. Ее отцом был Том Лавридж, некоторые из вас с ним торговали и пили пиво, и мы просим…
Сидя за столом среди гиканья, хохота и плеска пива, Билл смотрел на девчушку. Она медленно поворачивалась на солнце, и все окружающие звуки вдруг затихли. Единственным действующим глазом Громила видел только ее, неземную и ослепительную в янтарных лучах. Девочка посмотрела на него огромными темными глазами, их взгляды встретились… и на этот раз улыбнулась уже она.