ребят и понял, как тебе нужен друг рядом. И самое главное – что мне хватило ума ничего не высказать Коле.
Грустно только от одного: чтобы все это осознать, мне пришлось уехать.
Со вторника Лева остался на неделю один – троюродный брат из другого города, которого он видел всего дважды, женился, и было странно ехать на свадьбу к почти незнакомому человеку. Впервые Лева был на даче без семьи, и это придавало ему ощущение собственной взрослости. Больше всего он хотел пожить с Варей бытовой жизнью: самой обычной, но такой предвкушаемой ими. Хотел заснуть и проснуться рядом с ней и так, чтобы кроме них в доме не было никого.
Варя пришла утром, как только заметила в окне уезжающую в сторону города машину. Она сразу же взялась готовить; до этого она много раз кормила Леву, но завтраком – никогда. Варя испекла блины, и они ели их, воруя варенье друг у друга из тарелки. Липкие капли с малиновыми косточками впечатались в стол. Убравшись, они поехали на море и плавали наперегонки, а потом долго валялись на полотенце. Устав лежать, Варя села на корточки и стала водить указательным пальцем по Левиной спине, рисуя буквы.
После обратной дороги было лень готовить, и Лева предложил достать лапшу в пакетике – ее иногда втихаря ел дедушка и прятал в ящик со своими удочками. От плавания и такой еды их разморило, и они проснулись через пару часов. Включили какой-то новый сериал, название которого не запомнили, и принесли с кухни пачку чипсов. Несколько раз пытались выключить телевизор и встать с дивана, но в итоге посмотрели целых четыре серии.
Уже начало темнеть. По комнате разливался приглушенный свет торшера. Все окна были открыты, и в них проскальзывал еле дребезжащий ветер. Лева включил The Pointer Sisters, и стоило музыке заиграть, как он побежал в кладовку и притащил из нее набор престранных вещей. Варе он дал панаму с сеткой от комаров и ярко-зеленое боа с блестками, а сам нацепил очки для плавания и полотенце с верблюдами и надписью «Egypt».
Вскочив ногами на диван, он начал танцевать и потянулся к Варе, чтобы она залезла к нему. Они громко подпевали словам, подпрыгивали на мягких подушках и размахивали руками из стороны в сторону. Казалось, они только встретились и не было никаких обид или недосказанностей – будто все вернулось в самое начало.
Этот день они могли провести совершенно иначе. У них был дом, из которого уехали родители, но желание близости уступило место надежде снова поймать беззаботность первого лета и уцепиться за нее. Не снимая своих костюмов, они пошли к участку Вари и всю дорогу продолжали танцевать и петь. За заборами на них ворчали собаки.
Разойдясь по домам, они не стали ничего записывать в дневники – им не хотелось осмысливать этот день. Он просто был звонким пятном этого лета, дуновением теплого ветра, замершим ненадолго на плечах бархатной пыльцой.
Следующей ночью Варя должна была ускользнуть из дома. На улице еще с вечера лил дождь – пришлось лезть в шкаф под лестницей за резиновыми сапогами и делать это тихо, чтобы не разбудить бабушку. Хлюпая по лужам и натянув рукава толстовки на сжатые кулаки, Варя шла и не понимала, почему шаги были такими маленькими – будто кто-то заставлял ее идти против воли. Капюшон насквозь промок, и передние пряди волос прилипли ко лбу.
Они уже не раз занимались любовью в городе, но после один из них всегда уезжал к себе – до возвращения родителей с работы. Сегодня наконец-то можно было никуда не спешить. Лева переживал – ему хотелось сделать все правильно. Он испек торт, рецепт которого нашел в интернете, и достал бутылку вина. Ее отсутствие потом придется объяснить родителям, но сейчас его это совершенно не волновало. Включив фоном Ютуб, он сел на диван и вытер о джинсы вспотевшие ладони.
Варя поставила на коврик сапоги, к подошве которых прилипла трава. Лева услышал звуки в прихожей и вышел из комнаты.
– Ты чего без плаща?
– Не знаю, как-то не подумала.
– Тебе дать футболку?
Он уже занес одну ногу над лестницей, чтобы подняться в свою комнату, но Варя его остановила:
– Не ходи, спасибо. Я просто сниму толстовку.
Она убрала волосы за уши и незаметно дотронулась рукой до спины – майка была слегка сырой.
В комнате было тепло. Пахло воском от свечей, обугленными спичками и спелыми яблоками.
Как и в предыдущий вечер, горел мягкий свет и играла музыка, только уже медленная, еле различимая.
– Ты что, испек торт?
– Ну, попробовал. Не уверен, съедобно ли это. – Лева держал руки в карманах.
– Выглядит красиво.
Торт оказался вкусным. Лева открыл бутылку вина, и они чокнулись за то, чтобы оставшиеся дни лета выдались хорошими.
– Мне кажется, что-то похожее говорят у нас дома, когда приезжают друзья родителей, – Варя вытерла рукой капли над губой.
– Да, прозвучало как-то слишком по-взрослому. Нам бы еще из хрустальных бокалов пить.
Они сидели за столом друг напротив друга и разговаривали о чем-то отвлеченном: о еде, которая была у Славы на дне рождения – Варя попросила перечислить все подробно, о соседях с участка возле моря, которые завели щенка ретривера, о том, что́ их мамы собирались делать с огромным урожаем яблок в этом году.
– Моя будет делать это жуткое пюре опять. Ты помнишь, что у нас стоит еще тонна банок с прошлого года? – Варя крутила бокал в руке, и вино переливалось от одного края к другому.
– Может, она хочет его продавать и оттачивает технику? – спросил Лева, вставая со стула, чтобы приоткрыть окно.
– Ну точно. Кстати, я тебе не рассказывала историю про это пюре?
– Не помню.
Варя дождалась, когда Лева вернется за стол.
– В общем, когда мне было лет пять, папа как-то забрал меня с танцев в субботу и повел домой. Представь: на улице зима и на мне синтепоновый комбинезон, в котором очень сложно передвигать ноги. Из-за этого я шла медленно, а он зачем-то убежал от меня вперед. Я ужасно испугалась, что он бросит меня там, и, естественно, начала плакать. Он стоял, наверное, метрах в десяти от меня. И вот он услышал, как я рыдаю, развернулся и стал, улыбаясь, повторять: «Ну, догоняй меня, давай». То есть ему казалось, что это смешно – какая-то игра, а я стояла там посреди этого мерзкого серого снега в своем душном комбинезоне и думала, что у меня больше не будет ни папы, ни мамы. Представляешь, он так и не двинулся мне навстречу – то есть мне пришлось чуть ли не ползти к нему в истерике. Не знаю, это какое-то воспитание силы воли было или что? И самое главное – мы пришли домой после этого кошмара, и я надеялась, что мне хотя бы дадут за такое мучение булочку или пряник с чаем, но вместо этого мама поставила на стол свое дурацкое пюре. И я опять разрыдалась.
Лева через стол потянулся к Варе, чтобы погладить ее ладонь. На скатерти появились складки.
– Это звучит очень больно.
Варя перехватила Левину руку и сжала ее своей.
– Так и было. – Она застыла в тишине, и только ее губы еле заметно шевелились и будто сами, без участия Вари, перебирали слова. – Думаю, в тот момент я поняла, что мне всегда нужно будет догонять людей и заслуживать их любовь. Даже если я заплачу, никто не будет подходить и брать меня на руки…
– Но я буду, ты ведь это знаешь?
Натянуто улыбнувшись, Варя посмотрела на Леву.
– Мне тоже всегда так казалось, но сейчас получается совсем иначе.
Лева тихонько кивнул.
– Прости… Я как-то потерялся в этом году.
– Да, и я.
Съежившись внутри себя, они оба собирались с силами.
– Не знаю, что меня злило больше всего. Наверное, все-таки Коля, к которому ты постоянно ходила.
– Я понимаю, что это могло тебя ранить. Но ведь у тебя полно друзей, а у меня никого. И мне нужна была поддержка.
– А я?
Разозлившись, Варя повысила голос:
– Ну ты ведь не ребенок! Это уже эгоизм – я не могу жить только тобой и ни с кем не общаться.
– Нет, я не про то. Конечно, всем нужны друзья. Но почему тебе нужна была поддержка, а я об этом не знал?
– А почему ты не спросил раньше?
– Мы будем вот так перекидывать вину друг на друга?
Варя посмотрела на Леву и поняла – он спрашивает ее не чтобы уколоть, а чтобы помочь им сдвинуться с места.
– Не будем, извини.
– Я же спрашивал, но ты ничего не рассказывала. У тебя постоянно все «было нормально». Вспомни: я пытался – и каждый раз ты меня не подпускала. Поэтому я перестал. Это неправильно, но, Варь…
– Нет, все правильно. Прости, ты ведь правда пытался. Но у меня был такой ступор. Я очень боялась говорить тебе, откуда взялось мое раздражение, с чего все началось. Ты бы решил, что я глупая…
– Варюша! Что ты себе придумала?
Наконец-то они разговаривали. Отпускали все, что их сковывало, брали вину на себя, утешали друг друга и обещали больше не утаивать переживания. В прорвавшейся уязвимости и честности появилась уверенность: теперь они знают, как надо, и уже не сойдут с этого пути. Обиды не осталось, и, освободившись от нее, они предвкушали новое время, в котором будут умнее и бережнее.
В комнате наверху каждое прикосновение возвращало их к прежним себе. Они вспоминали запах кожи, изгибы тел и то, как они откликались друг на друга. Покрываясь мурашками от счастья и свободы, они шептали «я люблю тебя», иногда перебивая один другого.
В семь утра зазвонил будильник – Варе нужно было возвращаться домой, пока не проснулась бабушка. Встав ногами на холодный пол, она подошла к окну и отодвинула штору. Было еще пасмурно, но через толстые облака в некоторых местах проглядывало солнце. Воздух был свежим и плотным.
В сером свете утра Лева взглянул на Варю и понял, что больше всего на свете боится причинить ей боль.
– Поваляйся еще немножко.
Он приподнял одеяло, и она легла рядом, обвив его руками.
– Я никуда не пойду. Хочу быть тут с тобой.
– А бабушка?
– Ничего страшного. Она же должна все понимать.
Крепко прижав Варю к себе, Лева поцеловал ее.