«Это тебе букет. Я сейчас тебя поцелую, и мы никогда не расстанемся».
Я прикоснулся к твоим губам и почувствовал вкус конфет – ты постоянно ешь их по дороге с моря, разгрызая на маленькие хрусталики. Теперь мятные леденцы – это ты.
Целоваться очень приятно.
К вечеру лезут в голову всякие мысли. Честно ли, что я тебя поцеловал? Я ведь до сих пор ничего не сказал про ремонт. Каждый раз проговариваю про себя, вроде бы решаюсь, даю словам потихоньку подняться по невидимым ступенькам, но на самом верху эти ступеньки будто ломаются, и все, что я готовился произнести, падает вниз. Сегодня пятница, а послезавтра уже уезжать. Представляю, как ты разозлишься, будешь долго смотреть в одну точку, а потом встанешь и уйдешь в свою комнату. Нельзя было так тянуть, но мне и самому от этой мысли жутко тяжело, а что будет с тобой…
До сегодняшнего дня я целовалась всего однажды – в прошлом году на дискотеке в школе. Мне всегда казалось, это со мной что-то не так, если я никому не нравлюсь, потому что мои одноклассницы уже хоть с кем-то да встречались. Лет в двенадцать я решила, что дело в моем большом носе и неприятном голосе. Иногда я об этом слишком много думала и сама себе становилась противна. Мне так хотелось, чтобы в меня кто-нибудь влюбился, – я несколько раз загадывала это под куранты, но ничего не сбывалось. А теперь даже не вспоминаю, как тяжело было тебя ждать, и кажется, ты на всю жизнь.
Когда тебя нет рядом, постоянно закрываю глаза и вспоминаю наш поцелуй. У тебя мягкие губы, и твой нос смешно упирается в мой. Щекотно.
Я пришел к вам сегодня после обеда, когда все дремали в доме. Снял шлепки, тихонько поднялся по лестнице на второй этаж. Обычно я так делал, чтобы никого не разбудить, но в этот раз мне просто было жутко страшно и хотелось как можно дольше оставаться незамеченным.
Как бы я ни боялся, а вот уже и балкон. Ты лежала на плетеном диване, спрятав лицо в подушку. Я сел рядом и стал слушать, как смешно ты дышала, притворяясь спящей. Наверное, зажмурила глаза за секунду до того, как я оказался рядом.
Нужно было срочно признаваться, но мне хотелось хоть ненадолго замереть, чтобы решиться. Я уткнулся головой в руку, которую ты подогнула под себя, и почувствовал, как она аккуратно придвинулась ко мне – теплая, с зажатым кулачком, а из него торчал бело-зеленый фантик. Ты опять ела мятную конфету. Я все про тебя знал, и мне от этого так захотелось пощекотать тебя, что я уже прикоснулся к норке возле шеи, но ты меня раскусила, чуть приоткрыла глаза и перевернулась на бок, освобождая для меня половину дивана. Я лег рядом, подогнул непомещающиеся ноги и прижался ухом к твоей груди. Ты нагрела мне место, да еще и солнце светило прямо в спину – разрушать этот момент было просто невыносимо.
А потом все рухнуло. Как я – поступают только дураки.
Лева слышал, как учащенно билось Варино сердце, будто подгоняя его. Досчитав до двадцатого удара, он выпалил:
– Меня увозят завтра на две недели в Москву.
Варя привстала, лицо у нее было заспанным и растерянным.
– Почему?
– Родители будут делать ремонт, и мне нужно следить за рабочими.
– Но это же какая-то ерунда. Зачем за ними следить?
– Не знаю. Спорили уже раз двадцать, но родители уперлись, что без этого никак.
– И когда они тебе сказали?
Диван был старым, в некоторых местах уже повылезали прутья. Лева держался рукой за один из них и со злостью вжимал его в большой палец.
– На прошлой неделе.
– Ты серьезно?
– Прости, я очень не хотел расстраивать тебя раньше времени.
– Действительно, намного лучше сказать за день до отъезда! Можно было еще уехать, а потом написать в Телеграме. Почему ты не сделал так, например? – Ее злость нарастала.
– Я, честно, сам не понимаю, как так получилось. Я каждый день думал, что расскажу, но все дни были такие хорошие, и я просто боялся их испортить.
– Ну а теперь они будут еще лучше! Давай ты вернешься, и я тоже куда-нибудь уеду. И ничего тебе не скажу.
– Не надо, пожалуйста.
Дома жарили шашлыки. Лева сидел на лавке, смотрел на родителей и впервые чувствовал себя чужим рядом с ними.
Неужели ты не мог сказать раньше? Почему нельзя было меня к этому подготовить? Было бы больно по чуть-чуть каждый день, а теперь вот так сразу и сильно.
Я это все уже видела, когда бабушка с дедушкой ругались, а потом по нескольку дней молчали. Знаешь, что они делали? Бабушка варила суп на всех, а дед его не ел и жарил себе на обед яичницу. И на ужин мог ее тоже жарить, если мама задерживалась на работе и ужином занималась бабушка. Это же глупость! Неужели у нас будет так же? Нужно пересилить себя и нормально с тобой поговорить, но я не могу. Захожу в Телеграм, пишу что-то и сразу стираю.
Лежу весь день в комнате и не хочу ничего делать. Искусала от злости ногти – пальцы теперь некрасивые и болят. Бабушка зовет есть, а у меня даже спуститься нет сил. Не хватало еще и с ней поссориться.
Мне без тебя ужасно тяжело. Звоню, а ты совсем не хочешь разговаривать. Переписываться тоже не получается. Когда вижу надпись «…typing», блокирую телефон и иду на кухню попить воды или что-нибудь съесть, чтобы не сойти с ума. Возвращаюсь, а там никаких уведомлений. Или еще хуже – пишет кто-то, но не ты. Иногда кажется, все уже закончилось, а я просто не могу себе признаться в этом. Но ведь не так? Не может все рассыпаться из-за одной глупости…
Сижу целыми днями в квартире. Рабочие сверлят, стучат и ругаются. Я бы тоже так хотел поругаться! Чтобы ты сердилась, пародировала меня, размахивала руками, а потом складывала ладони в замок за спиной, не зная, куда их деть. И чтобы у тебя щурился левый глаз и я понимал: это он мне подмигивает и мы скоро помиримся. Я столько всего про тебя знаю, ну не можем же мы расстаться!
Знаешь, это бесчеловечно. Сначала я злилась только на тебя, но теперь еще и на твоих родителей – почему нельзя оставить рабочих в квартире без присмотра? Что у вас там такого ценного?
Я уже и забыла, как это – быть без тебя. До нашей встречи я, кажется, только купалась и придумывала, куда плывут облака.
Хочу поиграть с папой в бадминтон, но и его нет – нужно ждать до послезавтра.
Поразительно, ведь еще месяц назад тебя не было и я нормально жила, а теперь как будто меня у меня забрали.
Не понимаю, зачем я здесь нужен. Мне кажется, мама с папой специально притащили меня в Москву, чтобы я не торчал у тебя с утра до вечера. А разве это плохо? Они надо мной еще и смеются, будто мы поссорились из-за ерунды.
Вспомнил про соседа Виталика, который взял деньги у твоего папы и пропал. Нарисовал и отправил тебе забавную картинку, на которой Виталик на эти деньги ест картошку фри в Турции у бассейна, а ты в ответ написала: «Очень смешно». Ну ладно бы точка, но еще и с большой буквы!
Родители возвращались с работы к ужину. За столом Лева почти всегда молчал, смотрел в угол и водил вилкой по тарелке.
– Перестань это делать, пожалуйста, – сухо произнесла мама в один из вечеров.
– Вы какой-то детский сад разводите. Ну сказал не вчера, а сегодня – какая разница? Зачем из этого трагедию делать?
Лева посмотрел на отца.
– Пап, но ведь это не твои чувства, а наши. Если Варе больно, я не могу это отменить.
– Ты знаешь, если бы мы с мамой обращали внимание на такие мелочи, мы бы уже давно развелись.
– Правда, сынок. Надо как-то попроще к этим вещам относиться.
Лева стоял у раковины и мыл посуду. Ему было ужасно одиноко. У его родителей были не самые лучшие отношения – они часто ссорились, переходили на крик, почти всегда ездили в отпуск не вместе, а с друзьями. Но в тот вечер они будто объединились, чтобы защититься и дать сыну понять: «Мы женаты почти двадцать лет, и ты понятия не имеешь, каково это».
Поставив на полку последнюю тарелку, Лева сказал:
– Я не понимаю, неужели у вас такого не было?
Не дожидаясь ответа, ушел к себе.
У Вари на даче был друг Коля. Они познакомились еще в детстве и с тех пор ходили по очереди друг к другу в гости, играли в гонки на приставке, ели всякую ерунду, от которой болели зубы, и делились секретами. Коля был старше на два года и чувствовал себя Вариным взрослым братом: подтрунивал над ней, но по-доброму – любя и оберегая.
Когда появился Лева, Варе стало страшно – вдруг их с Колей дружба его насторожит. На следующее утро после встречи с Левой она зашла к Коле. Он смотрел что-то на ноутбуке и ел хлопья с молоком. На столе было несколько кружек с остатками чая, яблоко, надкусанное с двух сторон, джойстик и раскрытая книга, лежащая страницами вниз.
– Здоро́во, мелкий! Ты где вчера была?
Варя подошла к креслу, на которое было накинуто шерстяное одеяло. Обычно она забиралась в него с ногами, но в этот раз присела на краешек и сложила руки на коленях.
– Только не смейся.
– Да еще чего!
– Мне кажется, я влюбилась.
– Опааааа! – Коля закрыл крышку ноутбука. – Видимо, в меня, потому что в нашей глуши влюбиться больше не в кого. – Довольный собой, он потянулся за яблоком и сделал третий укус.
– Ну естественно.
– И что же мне теперь с этим делать?
– Не знаю. Можешь начать детям имена подбирать на будущее.
– Так я их давно выбрал.
– Все, угомонись. – Варя встала с кресла и пересела за стол. – Это Лева. Помнишь третий участок за поворотом, который продали два года назад?
– Да это же какой-то задрот с книжками!
– Ты нормальный человек? – Варя не обиделась, потому что ни секунды не сомневалась в Леве. Она просто сказала первую попавшуюся фразу, которую часто использовала в ответ на Колины шутки.