Часть 3
После второго лета город ощущался иначе. Лева нуждался в нем – там был Слава и Славины друзья, с которыми он очень сблизился за следующий год. Он виделся с ними и раньше, но всегда стеснялся вклиниваться в разговоры и прятался в телефон. А этой осенью как-то ненадолго забежал к Славе, когда его родители уехали отдыхать, и остался там до следующего дня. С того момента их везде начали звать вдвоем. В компании в основном были ребята из Славиной театральной школы. Некоторые из них приводили девушек, и не всегда одних и тех же. Они собирались у кого-нибудь дома, смотрели фестивальное кино, иногда что-то пили и много разговаривали. У всех были четкие планы на будущее, в которых они не сомневались. Варя старалась избегать этих встреч – она чувствовала себя лишней и даже не имеющей права там находиться. Она пыталась быть вежливой и всем улыбаться, хотя давалось ей это с большим трудом – обычно Варя молча сидела на диване и ждала, когда можно будет встать и направиться к двери. Лева переживал из-за этого – они уходили первыми, но ему все чаще хотелось задержаться. И с каждым разом он все сильнее надеялся, что Варя решит остаться дома и он пойдет к друзьям без нее.
Для Вари город становился все более враждебным. Она обижалась на Леву за его желание быть с друзьями и при этом отказывалась ходить к ним вместе. Дома она растягивала уроки до позднего вечера, чтобы не давать себе времени остановиться и подумать, почему эти встречи давались ей с таким трудом. Все паузы были заполнены посторонними звуками и чьим-то присутствием – интервью на Ютубе, музыкой или сериалами. Даже в ванну она шла с айпадом, чтобы не быть в тишине. В середине марта Варя начала считать дни до летних каникул.
Мы ехали сегодня на дачу, и из окна было видно, как в тихой глади воды тонуло пылающее солнце. Я опустила стекло, высунула руку и стала щупать воздух. Миллионы частичек будто обволокли ладонь и сделали ее невесомой. Пахло теплым свежим хлебом, лежавшим в багажнике, и мокрым после еле моросящего дождя асфальтом. Июнь – как будто возвращение домой. Мне кажется, вся жизнь только здесь, и я этого боюсь.
Варя приехала в пятницу вечером. У Левиных родителей возникли какие-то дела в городе, и ему пришлось ждать субботы. Утром Лева сходил в кино со Славой на ретроспективу Миядзаки. По дороге обратно он шел в наушниках и пел, не заботясь о том, что подумают люди вокруг, – ему просто было хорошо: они с Варей не виделись целую неделю, и сегодня ожидание должно было прекратиться. Он предвкушал длинное лето – последнее перед поступлением в университет, и Варю – легкую, дурачащуюся, подпускающую к себе – такую, какой она была только на даче и по которой он скучал в Москве. У подъезда Лева увидел родителей, загружавших вещи в машину, и обрадовался, что не нужно тратить время и заходить домой. Он залез на заднее сиденье, прислонил голову к стеклу и, закрыв глаза, стал представлять, какими будут последние школьные каникулы.
У меня было такое прекрасное настроение утром – казалось, будто этот день ведет в самое важное для меня место, но потом родители начали ругаться. Папа забыл дома мамину книгу и вспомнил об этом, когда мы проехали уже километров двадцать. Маму это очень расстроило – она сказала, что он забывает только о вещах, важных для нее, а про свои всегда помнит, но папе было словно все равно. Он только хотел, чтобы она скорее замолчала и успокоилась, и бросил ей: «Нормальные люди читают на телефоне – и ты почитаешь, не сломаешься». Это было так грубо, что она просто не выдержала. Вся ее боль, накопившаяся за этот год, вырвалась наружу, и мама даже не закричала, а взмолилась: «Я хочу свою книгу! Неужели у меня даже этого не может быть?» Она сидела в слезах, а у него ничего не дрогнуло. Он стал разворачиваться, и в водительском зеркале я прочел по губам, как он беззвучно назвал ее сукой. Мою маму! Я знаю, что, когда меня нет рядом, они говорят и более грубые вещи, но присутствовать при этом…
Когда у подъезда мама вышла из машины, мы остались вдвоем. Я со злостью смотрел на его уже успевшую где-то загореть шею и прокручивал в голове миллион вариантов – как я проклинаю его, говорю, что он мне больше не отец, выпихиваю из машины и даже бью. Наверное, он почувствовал мой взгляд, и поэтому обернулся.
– Что?
В его лице не было ни капли сожаления, в нем вообще ничего не было. Он выглядел настолько чужим, что я решил сказать как есть:
– Я ненавижу тебя за все, что ты с ней делаешь.
Избегая моих глаз, он кивнул и произнес:
– Понятно.
И все. Он просто снова повернулся ко мне спиной и включил радио. Всю дорогу мы трое молчали.
Я хотел поговорить с мамой, как только приедем, но она сказала, что очень устала и будет спать. Отец куда-то незаметно делся, а я быстро пообедал с бабушкой и дедом и пошел к тебе. Ты лежала в плетеном кресле, закинув одну ногу на другую, грызла яблоко и читала книгу. На веранде, как всегда, играла музыка. После этой жуткой дороги я словно оказался в другом мире. Я так нуждался в тепле – мне хотелось спрятаться тебе под платье и прижаться лицом к груди, но в выходные делать это опасно. Поэтому я тихонько подполз, сел возле кресла, думая, что ты не видишь меня за книгой, и на моем затылке сразу же оказалась твоя рука. Не убирай ее никогда, пожалуйста.
Когда я вернулся домой, мама с отцом вместе смотрели телевизор. Ничего не понимаю – неужели так будет всегда? Я так и не смог поговорить с ней сегодня.
За неделю до возвращения на дачу Лева с Варей гуляли по Москве. Вокруг уже вовсю цвела сирень, и Лева сорвал две маленькие веточки. Одну он положил Варе за ухо, а вторую себе в карман рубашки. Голые коленки, освободившиеся от противной зимы, обдувал теплый ветер. Они шли по солнечной стороне переулка, держась за руки, и обсуждали, какие фильмы хотят посмотреть за лето.
– Так… – Варя прикусила губу, вспоминая свой список. – «Фотоувеличение» Антониони.
– Точно! Я его тоже видел в какой-то подборке и сохранил себе, – Лева листал заметку в телефоне. – Еще нужно посмотреть «Девять дней одного года».
– Это где Баталов?
– Да. Я на него как-то попал по телевизору, но давно и ничего тогда не понял.
– Давай. А помнишь, мы смотрели трейлер «Сувенира» с дочкой Тильды Суинтон?
– Где она играет студентку и учится на режиссера? Кстати, насчет этого! Я вроде бы определился с университетами, куда буду подавать. Ты что-нибудь решила?
На последних словах Варя почувствовала, как по ней словно пустили ток. Она одернула ладонь, сделав вид, что у нее зачесался висок, и вернула ее через несколько секунд.
– Пока нет.
Лева ничего не заметил.
– Мы подумаем с тобой вместе?
– Да, только на даче, ладно? Не хочу сейчас. Расскажи, что ты решил?
Никогда прежде Варе не было не по себе рядом с Левой.
Весь вечер она пролежала дома. Ей казалось, своим одергиванием она оттолкнула Леву, и от этого Варя испытывала пугающее одиночество. Она была уверена – если рассказать близким об этом случае, они обязательно будут сочувствовать Леве, а ее назовут злой. Она надеялась, что за ночь это пройдет, но на следующий день проснулась с той же тревогой и отвращением к себе. Ей нужно было защитить Леву от своего состояния, и она придумала несуществующие дела, чтобы они не виделись неделю. Это был первый раз, когда она соврала Леве.
Сработало! Я настолько соскучилась за неделю, что теперь, ложась спать, не могу дождаться утра – лишь бы скорее к тебе. В тот раз я очень испугалась: в городе мы и так будто отдаляемся друг от друга, а тут еще и моя злость. Надеюсь, это больше не повторится.
Шла вторая неделя каникул, и было обеденное время. Лева сидел на полу веранды и собирал новые стулья, которые привезли из Москвы. Варя крутилась рядом – накрывала на стол, втихаря хватая еду с тарелок. Когда она в очередной раз проходила мимо, Лева протянул руку и поймал ее за щиколотку:
– А со мной поделиться?
Варя остановилась. Она стала быстро пережевывать горбушку с лицом ребенка, которого застукали за воровством чего-то запретного:
– Прости, я все съела.
– Ты знаешь, что бывает с жадинами? – От солнца у Левы щурился левый глаз.
– С ними никто не дружит?
– Хуже! Их никто не целует!
– Но кто делится горбушкой?!
Лева расхохотался:
– Ты всегда выигрываешь!
Он притянул ее к себе, и она оказалась у него на коленях. Они целовались, пока Варя не услышала приближающиеся шаги:
– Стоп!
Когда кто-то был рядом, приходилось вести себя не так, как хотелось.
Как всегда в будние дни, они обедали втроем с бабушкой. На столе была тарелка с сыром, и Лева потянулся за последним ломтиком. Вдруг Варя застыла и крепко стиснула ложку в правой руке. Она почти не дышала и только переводила взгляд с одного цветка, вышитого на скатерти, на другой. Лева краем глаза уловил напряжение, слегка повернул голову и увидел ее лицо – оно было совершенно чужим. Он не хотел задавать вопросов при бабушке, поэтому аккуратно дотронулся до Вариного плеча и почувствовал, как по нему прошла легкая волна. Через минуту Варя вскочила, сказав, что у нее болит живот, и ушла.
Лева растерялся, но подумал, что нужно дать ей немного времени. Он пришел в комнату через двадцать минут. Окна были зашторены, и Варя лежала в темноте на кровати, прижав ноги к груди. Он лег рядом и спросил, что случилось, но она только повторила слова про живот, а потом крепко сжала Леву, будто совсем скоро он куда-то уезжал, и долго не отпускала. Лева почувствовал, что плед под его щекой был слегка влажным, но Варя почему-то молчала. Они вместе уснули, а когда проснулись, Варя начала смеяться и рассказывать, что во сне Лева разговаривал и спрашивал, почему на море не продают воду из холодильника. Все сгладилось.