— Вот бы этот рог на благо людям, — мечтательно протянул Морозко. — Деда, а как этот рог добыть можно?
— Ишь, чего удумал — рог добыть! Да этот рог стерегут лучше, чем Кощей молодильные яблоки, — старик улыбнулся, потрепал Морозку по растрёпанным волосам, — поздно уже, спать пора!
Но мальчишка, словно не расслышав, что сказал ему дед, продолжал сыпать вопросами:
— А почему Кощей старый, если он молодильные яблоки стережёт? А…
— Всё!
Старик решительно погасил горевшую лучину, и вся изба погрузилась в темноту.
— Спи, давай, завтра тебя чуть свет подниму, упражняться будем!
Сызмальства заставлял Силивёрст Морозку укреплять тело. Поднимал на зорьке, когда предрассветный сон так сладок, гонял пацана вокруг избы, покуда малец не просыпался. Затем они рубили дрова, таскали воду, но не из колодца возле избы, а из родника, бьющего неподалёку в леске, на опушке которого и стояла их маленькая избушка. Да и еще много чего заставлял делать: и камни промеж ног держать, и с грузом приседать, бегать и прыгать. Когда Морозке пошёл четвёртый годок, вырезал ему Силивёрст из дерева маленький мечик и щит. С каждым проходящим годом игрушки увеличивались в размерах и в весе. От простых игр в войну с сельскими мальчишками, перешел Морозко к настоящим упражнениям. Так годок бежал за годком. Все это время боги миловали Малые Горыни: зимой Марена защищала городище от нашествия супостатов, засыпая все подходы огромными сугробами, Буран с Метелицей сбивали путников с дороги, а Ломонос с Опокой напускали на ворогов такой холод, что те, добравшись живыми до дому, благодарили своих богов что остались живы. Весной и без того плохонькая дорога превращалась в непроходимое грязное месиво. В летнюю пору лесная нечисть не давала проходу, стараясь запутать, сбить с пути прохожего, вступившего на их территорию. Осенью дожди опять размывали дорогу, а там снова приходила Зима со своими слугами. Так в мире и спокойствии пролетело еще девять лет.
На полянке супротив старой избушки, безжалостно вытаптывая сапогами едва проклюнувшуюся после долгой зимы светло- зелёную траву, кружили друг против друга двое. Одним из двоих был довольно крепкий старик с седой бородой, заткнутой за пояс, вторым — молодой парень с белыми как снег волосами. Противники были вооружены: старик держал в руке узкий изящный клинок, меч парня был тяжелым и неказистым со следами грубой ковки. Однако парень помахивал увесистым оружием легко и непринужденно. Внезапно, с прытью, которую от него трудно было ожидать, старик нанес удар. Парень словно ожидал этого удара — принял его на гарду своего меча. Затем зацепил меч противника и резким крутящим движением вырвал его из рук старца. Старик посмотрел на пустую руку, перевел взгляд на воткнувшийся в землю меч.
— Как это ты меня сегодня? Молодец Морозко! Сумел-таки одолеть! Да, стар становлюсь…
Старик хитро прищурился: не зря старался, не зря! Отличного бойца воспитал!
— Да брось, дед! — звонким голосом отозвался парень. — Ты еще крепок, а мне просто повезло!
— Не льсти мне, мальчишка! — строго прикрикнул на парня старый волхв, хотя в душе у него все ликовало. — Ты не зря потел столько времени! Вижу, вышел из тебя толк! Однако… над дыханием еще придётся поработать, над выносливостью. Не так уж и долго мы сражались, а ты вспотел, дыхание сбилось! Так что будем еще работать, будем!
— О, боги! Нет! — простонал Морозко шепотом, чтобы не сердить старика.
Он хорошо представлял себе, что кроется за этим стариковским "будем работать". Морозко неспешно выдернул торчавший из земли меч Силивёрста, очистил его от налипшей грязи, собираясь отнести оружие в избу. Вдруг он услышал истошный женский крик. Со стороны села к ним бежала женщина. Вбежав во двор, она с воем упала на колени перед стариком. Длинные волосы селянки спутались и неопрятными космами падали на лицо. Она, всхлипывая и размазывая слезы по щекам, вцепилась скрюченными пальцами в край длинной домотканой рубахи Силивёрста и запричитала:
— Не дай пропасть дитятку! Возьми что хочешь, но только помоги! Я знаю, ты можешь!
Старик попытался поднять женщину с колен, но та, обхватив его за ноги, прижалась к босым ногам волхва всем телом, продолжала выть, словно раненая волчица:
— Это я во всём виновата! Я! Не думала я, что так выйдет! Услышал он меня, забрал самое дорогое — дитя забрал!
Наконец Силивёрст, утомившись поднимать бабу с колен, гаркнул во весь голос:
— Тихо! Уймись, окаянная!
Баба от неожиданности притихла, продолжая лишь всхлипывать. С помощью Морозки Силивёрст поднял её с колен и, держа под руки, отвел в избу. Пока старик шептал ей что-то успокаивающее, Морозко залез в погреб и зачерпнул ковш холодного квасу. Только сделав несколько глотков, селянка смогла немного успокоиться и объяснить в чём дело.
— Веркой меня кличут, — утирая рукавом слезы, сказала она, — ты, старче, может, помнишь меня, я у тебя всегда всякие травки лечебные брала.
— Помню, — ответил Силиверст, — у тебя дитя малое есть. Ты вчера ему настойку от поноса брала.
— Да, брала, — женщина опять зарыдала на стариковой груди.
Слёзы текли у неё по щекам, щедро орошая белоснежную бороду Силивёрста
— Тихо, голуба. Успокойся!
Старик погладил Веру по растрёпанным волосам, словно малого ребёнка.
— Морозко, — обратился волхв к парю, — принеси еще квасу. — Рассказывай, родная: я так понял, с дитём что-то приключилось? Если заболел ребёночек, не боись — вылечим!
— Не-а-а, — ревела баба, — не заболел! Это я всё, дура, сама его лешаку отдала-а-а!
— Как так — отдала? — удивился Силивёрст.
— А так!
Верка отёрла рукавом слёзы и продолжила:
— Муж у меня в прошлым годе сгинул — на охоту ушёл и не вернулся! Одна я средь мужниной родни осталася, вроде и сродственники, а как чужие. Тяжко мне с дитём. А тут Борька, сынишка мой, — пояснила она — приболел. И ревёт и ревёт. Измотал меня всю! И настойки я у тебя взяла, но не помогла она!
— А ты хотела, чтоб она сразу помогла, что ли? Сразу даже кошки не родятся, а тут понос! Ну, ладно, дальше то что?
Шмыгая носом, Верка продолжила:
— К вечеру свёкор со свекровкой на меня насели: " Успокаивай своего пащенка, а то из дому вместе с ним выкинем!". Тут я не сдержалась и в сердцах крикнула на Борьку: " Моченьки моей больше нет, да чтоб тебя оглашенного Лешак унес!". Вдруг в избе открылась дверь и налетевший ветер загасил лучину. Темно на дворе было. Пахнуло сыростью и прелыми листьями. Дверь с треском захлопнулась, и наступила мёртвая тишина. Кинулась я к Борькиной люльке, а там… — женщина опять зашлась в безудержном плаче. — Там горсть перепрелых прошлогодних листьев и сыночка моего н — е-е-ет!
— Да, — Силивёрст почесал мозолистой рукой затылок, — вот так дела. Морозко, неси сюда ковшик с квасом!
Старик достал с полки сосуд и чего-то добавил в квас. Морозко принюхался:
— Валериана?
— Да, — ответил волхв, перемешивая содержимое ковша, — и не только. Там и мята, и сон- трава. Пусть она успокоится, поспит. А мы с тобой подумаем, как горю помочь.
Старик протянул ковш Верке:
— На, голуба, выпей! Полегчает. И домой иди, а мы с внучком тебе поможем!
Верка вновь бухнулась старику в ноги:
— Спаситель! Работать на тебя до конца дней своих буду-у-у!!!
Он заставил бабу выпить квасу с подмешанным в него зельем. Затем проводил Верку до порога.
— Ступай, родная, а нам еще подумать надобно.
Как только Верка ушла, Силивёрст, повернувшись к Морозке, спросил:
— Ну, внучок, чего ты про леших знаешь? Проверим, внимательно ты меня слушал, али нет.
— Лешие — это низшие духи, как домовые, водяные, полевики, и прочая мелочь, — бодро начал перечислять Морозко. — Силами далеко уступают богам. Однако являются сущностями волшебными, и недооценивать их не стоит. В лесу лешему подчиняются всё: растения, звери, птицы. Лешак по праву хозяин леса. Немногим смертным доводилось встречаться с лешим лицом к лицу. Потому как облик его изменчив. Леший может быть высоким, как столетний дуб, и выглядеть точь-в-точь как старое дерево. Может быть маленьким, как белка, может явиться в виде старика с куцей бородёнкой цвета зелёной плесени или мха. Если явиться он в виде человека, то одето всё на нем будет наперекосяк: левый сапог на правой ноге, правый на левой, полы кафтана или полушубка заправлены не как у всех слева направо, а наоборот. Любимая его забава — людей запутывать, с дороги сбивать. Не любит он охотников и лесорубов, ибо он и лес — одно неразрывное целое. Причиняя вред лесу, наносишь вред и самому лешему.
Всё это Морозко оттарабанил на одном дыхании, затем, переведя дух, спросил:
— Дед, как ему вред-то причинить, я не знаю, — ты об этом ни разу не рассказывал! Не будем же мы весь лес вырубать?
— Да, — Силивёрст прошёлся по горнице, — силой мы его не возьмем. Хитростью надо! Попробуем его напугать!
— Ага, — Морозко ухмыльнулся, — он сам кого хошь напугает!
— Ну, это мы еще посмотрим!
Старик залез на полати и стал вытаскивать мох, которым законопачивал щели в избе.
— Есть тут у меня штучка одна…
Кряхтя, старик слез со скамейки и показал раскрытую ладонь. На ладони старика лежала булатная чешуйка, от которой шла неведомая губительная сила. Морозку неожиданно прохватил озноб. От безотчетного страха его пробил пот, а по телу побежали крупные мурашки. Неведомая сила чешуйки обжигала парня словно огонь.
— Ага, — старый волхв был доволен, — эта пластинка от доспехов Сварожича — огня. Случайно она мне в руки попала. Как — о том после поведаю. Сейчас у нас другая задача — лешего отыскать!
Старик снял шнурок с оберегами, нанизал на него волшебную пластику и опять надел его на шею.
— Собирай, Морозко, харч в дорогу. Выйдем сегодня!
Лес встретил путников весёлым птичьим щебетанием и зеленью всевозможных сортов и оттенков. Весна полноправной хозяйкой вступила в свои права, потеснив угрюмую Зиму дальше на север. Двое путников: молодой, легкий на ногу парень и старик, опирающийся на резной посох, шли по лесу, стараясь обходить подсыхающие лужи и грязь. Солнце клонилось к земле. Лес наполнялся сумраком, густел, п