Глинка добавляет, что Волосков «…был еще искусным оптиком и астрономом. Мы сами видели у него зрительные трубы его работы, из которых одна имеет семифутовую длину. „Вот в эту трубу, — говорила добродушная вдова Волоскова, — покойный муж смотрел на луну и рассказывал, что в ней видны какие-то горы и моря; а в эту трубу из темных погребов глядел он на солнце, отчего под старость лишился одного глаза“»[14].
Глинка видел его библиотеку: «Она состоит по большей части из механических, химических, астрономических и прочих ученых книг. Духовные творения занимают также несколько полок»[15].
Волосков умер в нищете, забытый современниками, не признанный властями, умер в унынии, не зная, как и где приложить к делу свои огромные способности, а под конец даже велел убрать с глаз долой свои часы; остаток дней он растратил в богословских спорах со старообрядцами.
Надо помнить, что Глинка был человеком очень далеким от вопросов изобретательства и техники. Он описал лишь то, мимо чего нельзя было пройти. А сколько замечательных изобретателей и натуралистов не попали на страницы его «Записок»!
Выдающийся историк А. П. Щапов (1830–1876) в следующих выражениях охарактеризовал судьбу этих «тружеников знания и своеобразных самостоятельных изобретений» в условиях царской, крепостной России, осторожно называя правительство и господствующие классы «обществом»:
«Никто не может отрицать той истины, что молодое рабочее поколение — податное и крепостное, воспитанное и закаленное в труде, привычное и склонное к устойчивой напряженной работе, способно вносить и в среду умственной деятельности энергию рабочей силы и труда, способно ломоносовски работать для науки. Эта истина доказывается даже тем фактом народной истории, что, несмотря на все гнетущие обстоятельства, исторические, социально-юридические, экономические и т. п., из массы молодых поколений податного и крепостного народа всегда являлись так называемые самородки или самоучки-механики, химики, физики, техники, астрономы — беспомощные труженики знания и своеобразных самостоятельных изобретений — Кулибины, Волосковы, Соболевы, Сухановы, Гребенщиковы, Чистяковы и другие… За них на обществе лежит грех убийства полезнейших талантов»[16].
В ряду этих «полезнейших талантов» Кулибин по справедливости занимает одно из самых первых и выдающихся мест.
Но его изобретения постигла та же судьба, что и изобретения многих других наших «самородков».
IНижний Новгород — родина Кулибина
Во второй половине XVIII века Нижний Новгород был крупным торговым и промышленным центром страны. Нижний держал в своих руках торговлю с Астраханью и Петербургом. Огромные водные артерии России — Волга и Ока — проносили бесчисленные суда с товарами. В Рыбинск шли расшивы с хлебом, в Астрахань — суда с пестрядью, канатами, парусиной, сплавлялся лес.
Для судов требовались канаты. В городе было больше десятка канатных и прядильных мануфактур. По ним назывались улицы: Прядильная, Канатная. Вольнонаемные рабочие выделывали канаты и веревки для казенных и частновладельческих речных и мореходных судов. Кроме канатных мануфактур, помещавшихся в верхней части города, за Ильинской решеткой, тянулись толоконные, солодовые, гончарные и кирпичные заводы.
В долине, где теперь проходит улица Максима Горького, находилась ткацкая для выработки полотен.
Особое место занимал город в торговле солью, которою снабжал почти всю страну. Монополистами соляных промыслов — Перми Великой — были знаменитые купцы-промышленники Строгановы, получившие от Петра титул баронов. Они владели многими угодьями в Московской, Вологодской, Нижегородской, Пермской губерниях, а также в самом Нижнем Новгороде. Им принадлежало село Гордеевка, теперь часть города. По берегу Волги в городе тянулись их «соляные амбары». Поэтому государственная «соляная контора» тоже находилась тогда в Нижнем.
Соль со строгановских промыслов в Нижний везли обыкновенно весною, чаще всего в мае, на больших судах, называемых ладьями и межеумками.
Нижний Новгород. Литография 1838 г.
В Нижнем много было ремесленников, связанных с судостроением: судоплатов (чинивших суда), плотников, кузнецов. Много было и пришлого, бродячего люда, ищущего пропитания. Но особенно много скоплялось в Нижнем бурлаков.
Произвол помещика, тяжелые налоги в деревне, лихоимство и притеснения чиновников в городе толкали трудового человека на поиски счастья. Бежали люди в степи астраханские, бежали на Керженец в раскольничьи скиты, присоединялись к разбойничьим ватагам, скрывались в глухих монастырях. Среди посессионных крестьян, приписанных к заводам или работающих по заготовке древесного угля, часто вспыхивали волнения. В это же время происходило насильственное крещение мордвы и прочих народностей, а также преследование старообрядцев.
Бурлацкие артели все время пополнялись беглецами. Артели эти были так многочисленны, что их спрос поддерживал ряд кустарных промыслов в губернии.
В Нижнем сосредоточивались и местные товары для отправки за Каспий, и сибирские, приходящие по рекам Каме и Белой, и азиатские — из Астрахани, и европейские, шедшие из Архангельска через Вологду и Ярославль. Иностранцы закупали в Нижнем кожу, овчины, рыбу, икру, известь. В низовые степные места по Волге гнали лес с рек Ветлуги и Керженца. Из лесных сел и окраин на базары Нижнего поступали бочки, чашки, ложки, игрушки, рогожи, лапти, сундуки, корзины, мебель.
Астрахань доставляла Нижнему восточные товары: персидский шелк, ковры — и, кроме того, отправляла соль, рыбу, икру и т. п.
В писцовых книгах сохранились записи, свидетельствующие о больших богатствах, нажитых нижегородскими торговцами. Им принадлежали и лавки, и амбары, и сады, и дома, и винокурни, и пашни, и луга для сенокосов за Волгою.
Городом управляли губернатор и архиерей. При крепости находились комендант и батальон солдат.
Вид Нижнего Новгорода с Кремлем. Начало XIX в.
В Нижнем было два собора, двадцать шесть церквей, три монастыря на десять тысяч душ населения, десятую часть которого составляли купцы. К концу XVIII века домов было в городе 1826, из них только 25 каменных.
Деревянные дома, окруженные садами и дворами, были разбросаны без всякого порядка. В нижней части города, недалеко от пристаней, около Гостиного двора располагались лавки. В посадах ютился ремесленный люд: портные, сапожники, жестяники. На окраинах города, напоминавших деревню, раскинулись мельницы-ветрянки, стояли рядами овины, тянулись гумна.
В этом городе, в свое время давшем стране Кузьму Минина, и родился в 1735 году в семье мещанина — мелкого торговца мукой — знаменитый русский изобретатель и конструктор Иван Петрович Кулибин. Домик Кулибиных стоял на Успенском съезде, подле оврага. Оттуда, как на ладони, было видно все Заволжье.
Ребенком Кулибина повели к дьячку, который и обучил его грамоте по псалтырю и часослову. Семейство Кулибиных тяготело к расколу. Кулибин-отец, по-видимому, сам был большой начетчик и ценил грамоту. Но образования сыну давать не хотел и школы презирал. Впрочем, школы этого заслуживали. «Цифирная школа» поставляла только чиновников, от которых Кулибины не мало терпели и которых они ненавидели. А бурса, готовившая православных попов, не подходила старообрядческой семье Кулибиных. Гимназий в городе в ту пору еще не было (первая провинциальная гимназия была открыта в Казани в 1758 году). Отец решил, что мальчик будет торговцем мукой, и поставил его за прилавок.
Но сын скучал за развеской муки, томился за нелюбимым делом и, как только выпадала свободная минута, прятался за мешки и предавался излюбленному занятию: карманным ножом вырезывал из дерева разные диковины — игрушки, флюгера, шестеренки. Один раз он даже вырезал что-то вроде маленькой мукомольной мельницы, в которой были все части, как и в большой. Он показал свое изделие отцу. Тому увлечение сына представлялось баловством, мешающим торговле.
В сердцах он сломал мельницу и обругал сына за нерадение к делу. «Наказал меня господь. Из сынка не будет проку», часто жаловался он.
Но отец не смог подавить необыкновенную пытливость ребенка, в котором рано сказалась практическая сметка неугомонного изобретателя. Весною, когда вскрывались ручьи, мальчик устанавливал на них водяные колеса, пускал самодельные кораблики диковинного вида и удивлял тем завистливых сверстников. Летом он устраивал шлюзы для ключевой воды, стекавшей с горы, на которой стоял его домик. Как-то даже ухитрился собрать эту воду в таком большом количестве, что устроил в овражке нечто вроде пруда с проточной водой, в котором стала водиться рыба. Это даже отцу понравилось.
Как можно догадываться по скупым обмолвкам биографов, Иван Кулибин рос замкнутым мечтателем, одержимым идеей изобрести что-нибудь необычное. Все, что касалось техники, сильно его волновало. Он подолгу простаивал где-нибудь подле водяного колеса, восторгаясь его работой, или у кузниц, где ковали лошадей. Труд кузнецов вызывал у него зависть.
Живя в постоянном общении с рабочим людом, у шумных пристаней, он рано постиг нехитрое устройство волжских судов.
Часто посещал юный Кулибин замечательную в архитектурном отношении колокольню Строгановской (Рождественской) церкви. Церковь эта, построенная в начале XVIII века на средства Григория Строганова, стоит на крутом берегу Оки при впадении ее в Волгу и хорошо сохранилась до наших дней. Она является редким образцом зодчества эпохи Петра.
Строгановская (Рождественская) церковь в Нижнем Новгороде. Со старинной гравюры.
В ней талантливо сочетались разные архитектурные направления. Тут и античный пилястр и вычурный карниз рококо и русский одутловатый купол.
Снаружи она была расписана по светло-малиновому фону темно-красными арабесками, украшена витыми колоннами с орнаментами и множеством пилястров с резными капителями. На куполе церкви возвышались пять глав, увенчанных большими железными крестами с множеством разнообразных вызолоченных звезд. С высокой колокольни виден был суетливый «Нижний базар», шумливое и гульливое торжище у пристаней, величавая Волга с судами и тесные улицы Кунавинской слободы.