[557]. Несмотря на удаленность владений, они успели прийти в Москву еще до выступления в поход первых отрядов объединенных русских войск. Дмитрий Иванович настолько доверял им, что поручил белозерским князьям командовать одной из колонн на марше из Москвы до Боровского перевоза[558]. Он поставил их дружину в центре войск на Куликовом поле[559]. Вместе с ними на помощь Дмитрию Ивановичу должны были прийти ростовские и ярославские князья, также состоявшие в родстве с московскими Калитовичами. Прибыли дружины и из более мелких княжеств — Моложского, Кашинского и Стародубского. Подошли отряды и из Вяземского и Дорогобужского уделов Смоленского княжества. Во главе их стоял великий князь Иван Васильевич, племянник смоленского великого князя Святослава Ивановича. Из верхнеокских княжеств в общерусской борьбе против Орды приняли участие князья Семен Константинович Оболенский и его брат Иван Тарусский, а также их младшие родственники, чьи земли находились вблизи от владений Орды и ВКЛ[560].
Московский великий князь также мог рассчитывать на дружины служивших ему князей — Романа Михайловича Брянского, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Их вотчины находились в составе ВКЛ. До 1375 г. из-за конфликта с Ольгердом в Москву вместе со своим двором бежал брянский князь[561]. Осенью 1377 г. великий князь Андрей Полоцкий оставил из-за споров со сводным братом Ягайло свое княжество и был принят на княжение в Пскове, а в 1378 г. отъехал на службу в Москву. Спустя два года здесь же вместе со своими боярами и служилым двором оказался и его младший брат Дмитрий, княживший ранее в Брянске (до 1377) и Трубчевске (до 1379). Готовясь к борьбе против Мамая, великий князь Дмитрий Иванович организовал поход против входивших в состав ВКЛ Брянского, Трубчевского и Стародубского княжеств. Удар был нанесен объединенными силами союзников. В походе их возглавляли князья Владимир Андреевич Серпуховской, Андрей Ольгердович Полоцкий и Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Вняв советам старшего брата, Дмитрий Ольгердович не стал оказывать сопротивления и перешел на службу в Москву. Вместе со своими людьми он получил в кормление Переяславль-Залесский со всеми пошлинами. Эти князья могли привести в Москву только свои служилые дворы. По «Задонщине» — фантастические 70 тыс. человек. Другие источники утверждают, что на помощь московскому великому князю из Великого Новгорода прибыло столько же новгородцев с посадниками[562].
Новгородский синодик церкви Бориса и Глеба на Торговой стороне (основная часть переписана с более древнего оригинала в середине XVI в.) содержит память воинам, погибшим в битве на Дону[563]. Некоторые исследователи расценивают ее как подтверждение участия в битве новгородцев, хотя в памяти об этом прямо не говорится[564]. Говорить об участии Новгорода в Куликовской битве серьезных оснований нет.
Однако собрать военные силы из всех городов и земель Северо-Восточной Руси великому князю Дмитрию Ивановичу не удалось. Неизвестно об участии в событиях 1380 г. воинов из Нижнего Новгорода, Суздаля и Городца. Великий князь Дмитрий Константинович, его дети Василий Кирдяпа и Семен, братья — Борис Константинович Городецкий и Дмитрий Константинович Ноготь остались охранять княжество, сильно пострадавшее в 1377–1378 гг. от изгонной рати Мамая. На помощь Москве приехал один из ярославских князей. Не было рядом с Дмитрием Ивановичем новосильского князя Романа Семеновича. По-видимому, он остался защищать свои владения от шедшего к верховьям Дона войска ВКЛ[565].
Сегодня трудно сказать, сколько русских воинов собралось на Куликовом поле[566]. «Летописная повесть о Куликовской битве» сообщает, что «было всей силы и всех ратей числом с полтораста тысяч или с двести»[567], из коих «сто тысяч и сто» пришли Московского и Владимирского великих княжений[568]. Более позднее «Сказание о Мамаевом побоище» приводит еще более фантастические цифры. Только убитых русских воинов, согласно данному источнику, было 253 тыс., а еще 50 тыс. человек уцелело в бою[569]. Встречаются и другие цифры — 400 тыс.[570], 428 тыс. человек[571].
Число собравшихся воинов, очевидно, не было известно даже современникам событий 1380 г. (тогда силы сторон учитывались не по количеству людей, а по городам, их приславшим), но ясно, что даже весьма условные цифры дают общее представление о размере войска. Ведь под знамена великого князя Владимирского и Московского пришло много купцов и простых людей из земель и городов Северо-Восточной Руси[572]. Однако войско, выступившее за ее пределы, в большинстве своем было конным.
В глазах современников и потомков это была воинская сила всей Русской земли. И чем дальше от времени Куликовской битвы жил книжник, тем шире становился составляемый им список городов, приславших ополчения на помощь Москве[573]. С 400 до 600 возросло и количество бояр, погибших в бою на Куликовом поле[574]. Увеличение списка участников побоища на Дону отражает постепенный территориальный рост Русского государства в конце ХV–ХVI в. Куликовская битва стала знаковым событием в его истории, моментом, определившим возможность независимого существования страны. Каждый присоединенный позднее к России город хотел зафиксировать свою сопричастность к судьбоносному моменту в жизни Отечества и не мог представить, что действительность была возможно иной. Однако все это произошло позднее. В 1380 г. великий князь Дмитрий Иванович понимал, что в первую очередь он может рассчитывать лишь на те военные силы, которые подчинялись ему и на войска союзников[575].
Определенные данные о количестве войск могут дать, на наш взгляд, данные о погибших военачальниках. Такие сведения сохранились в синодиках. Их текст был включен уже в краткую летописную повесть о Куликовской битве (рассказ Рогожского летописца и Симеоновской летописи), а в середине XV в. — «Летописную повесть» Новгородско-Софийского свода. В них попали имена князей и воевод, которые тесным образом были связаны вассальными или служебными отношениями с домом Калитовичей. Первоначально в нем было около 10 человек. Затем список павших стал расширяться за счет включения в него военачальников из других земель Руси, что, по всей вероятности, было вызвано чувством регионального патриотизма. Так, например, в «Летописной повести» упоминается уже 18 человек. Данные факты сделали вполне правомерным заключение А. А. Булычева о том, что главные командные должности в 1380 г. преимущественно достались московским воеводам, а Куликовская победа рассматривалась как сугубо московское дело[576]. Однако она стала приобретать общерусское значение.
Для решения вопроса о численности войск важны свидетельства «Летописной повести». В ее перечень погибших включены имена, которые «писана въ книгах животных» и тот факт, что «зде же не все писаны избиеных имена, но токмо князи и воеводы нарочиты и воеводы и старишихъ бояръ, а прочихъ бояръ и слугъ оставихъ имена и не писах множьства ради именъ»[577]. Это свидетельствует о том, что автор использовал несколько помянников («книгживотных»), а перечислены им как раз павшие из высшего командного состава — «князи и воеводы нарочиты, воеводы и старшие бояре». Вероятно, по такому же принципу был сделан подбор и ранее — во Вселенском синодике Большого Успенского собора Московского Кремля и кратком летописном рассказе. Персональный состав перечисленных в списке лиц в данном случае играет второстепенную роль — важно именно их количество[578]. Однако не менее важен и тот факт, что упомянутые в нем имена достаточно достоверны[579].
Как установил Б. Ц. Урланис, для данного периода потери высшего командного состава к рядовому соотносится как 1 к 500[580]. При этом соотношение потерь к общему количеству войск составляет около 30 %[581].
Поэтому за основу следует брать потери высшего командного состава исключительно Московского великого княжества. Это наиболее достоверные свидетельства, сохранившиеся во Вселенском синодике. В число московских воевод включены и князья Белозерские. Однако для расчета именно московской рати их необходимо исключить, поскольку Белозерское княжество было частью великокняжеского Владимирского владения, а не Москвы. Об этом красноречиво свидетельствует включение владений князя Федора Романовича в состав Владимирского великого, а не Московского как выморочного в 1384 г. Таким образом, московское войско должно было составить 12 тыс. человек (восемь военачальников умножить на 500 и, затем, на три). Однако данное число превышает больше чем в два раза предельные мобилизационные возможности Московского великого княжества. По всей вероятности, под командованием московских воевод также находились и владимирские полки.