[1254], причем первоначально основное внимание уделялось зарубежной истории. Так, на историко-филологическом факультете Московского университета более изучали «греков, римлян, других народов, их законы, религию, нравы, внутренние учреждения, междоусобные несогласия, раздоры, войны… как и от чего эти колоссы и потрясались и падали». Знакомство же с русской историей, по признанию студента этого учебного заведения Ф. П. Лубяновского, было «так мало, поверхностно, что, если бы велели нам тогда описать битву русских с татарами на Куликовом поле, я охотнее согласился бы описать Пунические войны»[1255]. Кадеты Сухопутного корпуса знакомились с Тацитом и Плутархом, Ганнибалом и Юлием Цезарем, но не с Куликовской битвой и Иваном IV Грозным[1256].
Однако во второй половине XVIII в. обучение русских людей в области отечественной истории постепенно стало лучше. В 1760 г. тремя изданиями вышел учебник М. В. Ломоносова и А. И. Богданова «Краткий российский летописец с родословием». В 1767 г. вышел первый том беллетризированной книги Ф. Эмина «Российская история», а в 1768 г. — первый том исследования В. Н. Татищева «История Российская». Читательский интерес к прошлому России в это время был велик. Учебник М. В. Ломоносова и А. И. Богданова вышел огромным для того времени тиражом в 4000 экз.
В этих условиях роста интереса к отечественной истории Куликовская битва не могла не привлечь к себе внимание исследователей. Так, В. Н. Татищев уделил ей много места в своей «Истории Российской»[1257]. В основу его рассказа было положено популярное в рукописной традиции XVII–XVIII вв. «Сказание о Мамаевом побоище»[1258]. Историк удалил из его текста все фрагменты, показывающие битву в контексте вселенской истории борьбы за веру: нет описаний чудесных явлений, рассуждений о значении происходящего, воспроизведения молитв, сравнений с персонажами древней истории (Навуходоносором, Александром Македонским, Дарием, Пором, Антиохом и др.). Битва показана как одно из важных событий в истории Руси, но, во-первых, именно государства, а не Святой Руси, а во-вторых, одним из многих в ряду битв, наполнявших русскую историю. Ради этого введения в ряд известных ему сражений В. Н. Татищев десятикратно уменьшил, по сравнению с источником, численность русских войск. Лишая события их священного значения, историк дал им рационалистические объяснения.
Большое значение Куликовской битве придавал М. В. Ломоносов. Среди заслуг Дмитрия Донского он отмечал победу над Мамаем, которого великий князь «дважды в Россию с воинством не допустил и в другой раз победил совершенно». «Началу сражения с Мамаем» (т. е. поединку Пересвета с ордынским богатырем) М. В. Ломоносов хотел посвятить одну из «живописных картин из Российской истории». Куликовская битва стала центральной темой и в трагедии М. В. Ломоносова «Тамира и Селим». При ее создании он опирался на довольно широкий круг источников. Трагедия вышла двумя изданиями 1750 г. по 600 экз. каждое и дважды (1 декабря 1750 г. и 9 января 1751 г.[1259]) была сыграна кадетами Сухопутного шляхетского корпуса. В «Кратком изъяснении» содержания этой трагедии М. В. Ломоносов писал: «В сей трагедии изображается стихотворческим вымыслом позорная гибель гордого Мамая…», который после Куликовской битвы бежал в Кафу и «там убит от своих». События Куликовской битвы стали фоном для любовной истории вымышленного багдадского царевича Селима и дочери крымского царя Тамиры. Увидев Селима с крепостной стены, Тамира влюбляется в него. Но отец обещал ее в жены Мамаю, который обманывает крымского царя, говоря, что победил Дмитрия. Но правда выясняется, и участник битвы Нарсим в своем большом монологе рассказывает о Куликовской битве: «…Сила росская поднявшие из засады с внезапным мужеством пустилась против нас;…во сретенье своим росияне вскричали, великой воспылала в сердцах унывших жар. Мамаевы полки увидев встрепетали, и ужас к бегствию принудил всех татар…»[1260] Мамай погибает в схватке с Селимом и его другом. Отец Тамиры соглашается на ее брак с Селимом. Любопытно, что татары Мамаевой Орды в тексте трагедии и иллюстрации на ее обложке более напоминали современных автору турок. Это свидетельствует об актуальности темы противостояния мусульманской угрозе между русско-турецкими войнами 1736–1739 и 1768–1774 гг.
Устойчивый интерес к Куликовской битве сохранялся и позднее. Князь М. М. Щербатов в своей «Истории Российской» подробно рассмотрел события 1380 г., также опираясь на «Сказание о Мамаевом побоище»[1261]. Генерал И. Н. Болтин в своих «Примечаниях» на «Историю» Леклерка стремился несколько уменьшить численность участвовавших в битве войск и размеры их потерь. Однако не потому, что хотел принизить значение Мамаева побоища, а лишь не принимая «привязанность к чудесному и огромному», существовавшую, по его мнению, у древних повествователей. Более того, И. Н. Болтин, утверждая, что «о количестве татарских войск на сражении бывших также достовернаго известия не обретается, а чаятельно, что их было больше Русских»[1262], косвенно подчеркивал величие победы над превосходящим противником.
В конце XVIII — начале XIX в. события 1380 г. устойчиво интересуют читателей. В это время было издано несколько популярных повествований о Куликовской битве. Два сочинения о Дмитрии Донском, описывающих в числе событий его княжение и поход за р. Дон в 1380 г., вышли еще в царствование Екатерины II — в 1791 г.[1263] При императоре Павле I также наблюдался устойчивый интерес к теме русско-ордынского противостояния в 1370–1380-х гг. Куликовской битве специально была посвящена книга И. Михайлова «Низверженный Мамай». Она была издана трижды, в 1798, 1810 и 1827 гг.[1264] В 1798 г. вышел в свет «Новый Синопсис» П. М. Захарьина. На его страницах разгром Мамая рассматривался как одно из центральных событий Российской истории[1265]. Всего за XVIII в. вышло не менее 10 работ, содержащих описание Куликовской битвы[1266].
Во второй половине XVIII в. появляется интерес и к созданию зрительного образа, связанного с победой русского оружия на Куликовом поле. Так, в 70-х гг. XVIII в. архангельский мастер, вероятно О. Дудин, создает резной портрет на кости «Великий князь Дмитрий Иоаннович», а в конце XVIII в. на Санкт-Петербургском монетном дворе была изготовлена памятная бронзовая медаль в честь Дмитрия Донского. К сожалению, ее автор неизвестен. Медаль входила в серию медалей, посвященных русским великим князьям и царям[1267]. Показательно и любопытство к памятникам старины, проявляемое путешественниками конца XVIII — начала XIX в. при посещении окрестностей Куликова поля.
Этот общественный интерес не мог не найти своего воплощения в новых попытках осмысления событий 1380 г. В этом отношении примечательна изданная в 1801 г. «Истории Российского государства» И. Г. Стриттера. В ней Куликовской битве посвящено более 170 страниц[1268]. Автор не только рационалистически толковал отдельные известия средневековых источников, но и по-новому оценил значение самой битвы. Он обратил внимание на то, что победа, достигнутая большой кровью, ослабила не только Орду, но и Москву. Избавив Россию «от великой и близкой опасности», она не привела к свержению татарского ига, «да еще подала случай к ужасному опустошению» (т. е. нашествию Тохтамыша в 1382 г.). Обращая внимание на пропускаемый предшественниками объективный факт сохранения господства Орды, И. Г. Стриттер нуждался в обосновании того особого значения битвы, которое оно приобрело в общественном сознании России. Поэтому он первым из исследователей поставил вопрос о моральном значении победы в 1380 г. И. Г. Стриттер отметил, что «память оной победы… воспламенила» россиян «при последующих войнах с татарами мужеством и научила их знать собственные силы. По сему татары с того времени не могли уже, как прежде, употреблять над Россией беспредельно свою власть».
В XIX в. постепенно уходит в прошлое традиция создания рукописных книг, включавших в себя тексты, посвященные Куликовской битве, и прежде всего «Сказания о Мамаевом побоище». Если не считать копий с известных списков и списков Синопсиса, то от этого столетия исследователям пока известно лишь четыре старообрядческие рукописи: три списка упоминаются в археографическом обзоре Л. А. Дмитриева[1269]; еще один список в научный оборот ввел В. К. Зиборов[1270].
На смену рукописной традиции приходят сочинения писателей нового времени. Так, в самом начале XIX в. увидел свет ряд книг, описывающих славное прошлое России, в том числе подвиг на Куликовом поле. В сочинении Г. Геракова «Герои русские за 400 лет» (1801 г.) в достаточно лаконичной форме рассказано о сражении. Причем автор от себя добавил несколько выразительных деталей, свидетельствующих о нахождении князя Дмитрия в самой гуще схватки: «Великого князя татары с коня збили, он сел на другого, татары и с сего збили и ранили его жестоко»[1271]. П. Ю. Львов в сочинении «Храм славы российских героев от времен Гостомысла до царствования Романовых» также уделил много внимания прямому участию князя в бою: «Вот и страшное Мамаево побоище, толико знаменитое в преданиях! Тут пали люди, как трава под косою…Димитрий посреди самой сечи разит врагов. Его отважностию ободренные рати неустрашимо сражаются…»