. С. Н. Глинка публикует свои стихи «Речь Дмитрия Донского к войску перед сражением на Куликовом поле»[1292]. После вступления русской армии в Париж Н. М. Карамзин написал стихотворение «Освобождение Европы и слава Александра I», в котором есть строки, позволяющие видеть сопоставление автором нашествия Наполеона с татарским разорением Руси. Поэт славит русский народ, который «главы под иго не склонял».
Сравнение героических событий 1812 г. с отражением Мамаева нашествия сохранилось и в мемуарах их участников. Так, например, в 1815–1816 гг. член Союза спасения поэт-декабрист Ф. Н. Глинка, вспоминая Бородинскую битву, писал: «Сама собою, по влечению сердца, 100-тысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую была готова поить до сытости своей кровью, это живо напоминало приготовления к битве Куликовской»[1293]. К образам «Сказания о Мамаевом побоище» прибегал в своих «Исторических записках» и безвестный, хотя и талантливый артиллерийский капитан Г. П. Мешетич. Работая над ними в 1818 г., он неоднократно прибегал к героическим и воинским образам этого памятника древнерусской литературы[1294]. Однако большинство мемуаристов либо избегали архаики, либо прибегали в исторической ретроспективе к античным образам[1295]. Вскоре после изгнания войск Наполеона из России (в 1813 г.) была написана и книжка Ф. Покровского, изданная в 1823 г. в Туле[1296].
В «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, вышедшей в 1816–1817 г. и ставшей ярким явлением в развитии общественного сознания России, Куликовская битва была показана как важнейшее событие в истории Отечества[1297]. Историк поставил ее в один ряд с Ледовым побоищем и Полтавской битвой. Одновременно он отмечал, что окончательно ликвидировать иго не удалось. Н. М. Карамзин в своих представлениях об итогах Куликовской битвы исходил из своеобразного сочетания геополитического понимания вопроса (он указывал, что Дмитрий Донской не мог развить успеха «и разгромить Орду в ее Волжских улусах», поскольку она была еще очень сильна) и чисто военного подхода (утверждал, что поход в степи Орды осенью представлял огромные трудности для русского войска, понесшего большие потери и имевшего много раненых).
Историк много внимания уделил критическому разбору исторических источников о событиях 1380 г. Труд Н. М. Карамзина оказался настолько популярен, что имя, данное им сражению (Куликовская битва), широко распространилось и закрепилось в общественном сознании.
Куликовская битва привлекала внимание не только русской аристократии, но и «крепостной интеллигенции», т. е. представителей простого народа. В 1823 г. крепостной юноша А. В. Лоцманов опубликовал свое сочинение «Задонская битва». В нем, опираясь на изданные к тому времени литературу и летописи, он воспевает подвиг народа[1298]. В том же году увидела свет и анонимная «Повесть о нашествии Мамая»[1299]. Еще одна брошюра, посвященная Куликовской битве, была напечатана в 1825 г.[1300]
В атмосфере патриотического подъема, охватившего общество после разгрома наполеоновских войск и вступления русской армии в Париж, родилось увлечение строительства монументальных памятников историческим лицам и событиям. В июне 1820 г. тульский гражданский губернатор граф Владимир Федорович Васильев (1782–1839) предложил местному дворянству принять участие в сооружении на месте Донской победы «столба или часовни, или богадельни для изувеченных воинов»[1301].
Под влиянием этого помещик Дмитрий Степанович Нечаев (1742–1820), владевший землями Куликова поля, известил, что он «почтет за щастливейшим случаем в жизни его, ежели сей драгоценный для каждого русского памятник… сооружен будет в дачах его поместья…»[1302]. Это желание через генерал-губернатора Рязанской, Тульской, Орловской, Воронежской и Тамбовской губерний Александра Дмитриевича Балашева (1770–1837) было доведено до императора Александра I Павловича. В январе 1821 г. крупнейшему скульптору-монументалисту того времени И. П. Мартосу (1754–1835) было поручено «сделать памятник Дмитрию Донскому из меди и поставить на Куликовом поле»[1303]. При составлении программы памятника скульптор опирался на те повествования о Куликовской битве, где особо подчеркивалось личное участие князя в рукопашной схватке с противником. Скорее всего, этими текстами могли быть сочинения П. Ю. Львова, Н. М. Карамзина и В. А. Озерова. Однако из-за отсутствия средств проект «заснул у графа Кочубея». Судя по подготовленным материалам, памятник планировался в духе классицизма, причем в нем хорошо чувствовалось влияние знаменитых медальонов Ф. Толстого, посвященных событиям 1812–1814 гг.[1304]
Подготовка сооружения памятника на Куликовом поле способствовала росту научного интереса к самому месту сражения и его реликвиям. В рамках работ по проектированию монумента И. А. Витовтов проводил землемерные работы, в результате которых был осуществлен некоторый сбор находок на месте сражения. Его деятельность подтолкнула помещиков, владевших землями в районе Куликова поля, к составлению своих коллекций русских древностей. Одно из таких собраний связано с именем С. Д. Нечаева — директора училищ Тульской губернии и члена Императорского общества истории и древностей Российских в Москве. Интерес С. Д. Нечаева к данной теме был стимулирован инициативой его отца, который предложил соорудить в их поместье памятник русским воинам[1305]. Коллекция С. Д. Нечаева включала в себя «панцири, кольчуги, шлемы, мечи, копья, наперсные кресты, складни и т. п.»[1306]. Владелец неоднократно дарил вещи из своего собрания своим друзьям и знакомым (например, А. А. Бестужеву-Марлинскому)[1307].
С. Д. Нечаев вел и научно-исследовательскую деятельность[1308]. Активным собирателем был также граф Василий Алексеевич Бобринский (1804–1874)[1309]. Управляющий его имением Бергольц большую часть находок подарил тульскому губернатору В. Ф. Васильеву[1310]. Другая часть находок с Куликова поля (несколько бердышей, стрел, копий, крестов и складней) находилась в собрании тульского губернатора Василия Алексеевича Левшина (1746–1826)[1311]. Курганы и городища Ефремовского уезда, в том числе и на Куликовом поле, обследовал местный помещик Андрей Гаврилович Глаголев (1793–1844), также бывший членом Императорского общества истории и древностей Российских в Москве и корреспондентом по Тульской губернии известного исследователя славянских древностей 3. Я. Доленги–Ходаковского[1312].
Интерес к месту сражения проявляли и путешественники. Так, в 1825 г. поле битвы посетили известный собиратель древностей и издатель «Отечественных записок» П. П. Свиньин (1787–1839), рязанский помещик и литератор М. Н. Макаров (1785–1847)[1313].
Этот интерес к месту Мамаева побоища, проявляемый со стороны тульских помещиков и заезжих дворян, пробудил и у крестьян, живших на Куликовом поле и в его ближайшей округе, стремление приобщиться к героическому прошлому своего Отечества. Освоение исторического богатства края они осуществляли через создаваемые ими легенды и предания. Так, в первой четверти XIX в. появились предания о связи карстовых провалов с погребениями павших в битве воинов и бытовала легенда о том, что церковь села Монастырщины (старейшего из ныне существующих на Куликовом поле), основанного в 80-х гг. XVII в., возведена на месте дубовой часовни, поставленной над могилами русских воинов. Иконостас этого храма был объявлен подарком преподобного Сергия Радонежского. Не случайно, что алтарь этой церкви был освящен во имя Рождества Пресвятой Богородицы, т. е. в честь того праздника, на который и произошла Куликовская битва. Эти предания обратили внимание не только С. Д. Нечаева, но и писателя и путешественника М. Н. Макарова[1314].
Осваивали события 1380 г. и художники. В 20-х гг. XIX в. неизвестным автором была создана еще одна гравюра, передающая зрителям образ Дмитрия Донского[1315].
Образ подвига в освободительной борьбе против врагов Отечества вдохновил и русских поэтов. Так, в 1822 г. К. Ф. Рылеев написал думу «Дмитрий Донской», которая была сначала опубликована в журнале «Сын Отечества», а затем вышла в составе сборника поэтических дум декабриста[1316]. Поэт ставит перед собой цель — напомнить о подвигах предков, воссоздать эпохи народной истории, возбуждать любовь к отечеству, славить подвиги добродетельных или славных героев русских[1317] — и достаточно полно передает все события русско-татарского противостояния 1380 г., отраженные в «Сказании о Мамаевом побоище», «Синопсисе» и «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Национально-освободительные мотивы в этой думе звучат как призыв к освобождению и от социального гнета («Летим — и возвратим народу… / Святую праотцев свободу / И древние права граждан», «За вольность, правду и закон!»)