Только на десятый день ему удалось взять выходной. В ночь победы, Виджая-дашами, которую он каждый год, сколько себя помнил, проводил в храме.
Он предупредил Андреа за несколько недель, и она сделала отметку в своём ежедневнике. Однако спустя пару дней как бы вскользь заметила:
— Я должна буду принять заказ на день твоего праздника.
— На Виджая-дашами?
— Они ждали своей очереди три недели.
— Так откажи им опять.
— Не могу.
— Тогда готовь сама.
Это был первый конфликт на их молодом предприятии. А тем клиентам Андреа всё-таки отказала.
Ночью шёл сильный дождь, а днём над городом висел туман цвета сажи, хотя воздух прогрелся до двадцати градусов и земля успела высохнуть. Праздничная процессия с пением и под бой барабанов двинулась через убранный по такому случаю парк перед зданием бывшей фабрики, где сейчас располагался храм. Впереди ехала машина с укреплённой на ней статуей богини Кали.
Мараван присоединился к шествию. В отличие от остальных мужчин, одетых в традиционные индийские костюмы, он был в белой рубашке с галстуком, брюках и пиджаке. И только знак благословения, нарисованный у него на лбу священником, свидетельствовал о том, что он не посторонний наблюдатель.
— Где ваша жена? — спросил женский голос.
Молодая тамилка из трамвая вопросительно смотрела на него снизу вверх. Как её зовут, Сандана?
— Здравствуйте, Сандана. У меня нет жены, — ответил Мараван.
— Но моя мама видела её у вас в квартире, — удивилась девушка.
— Когда же она успела там побывать?
— Когда забирала у вас мотагамы для храма.
Только сейчас он понял, почему та женщина показалась ему знакомой.
— Это была Андреа, — объяснил он. — Она мне не жена, мы с ней вместе работаем. Я готовлю, а она организовывает заказы и обслуживает клиентов.
— Но она не тамилка?
— Нет, она родилась здесь.
— Я тоже. Тем не менее я тамилка.
— Думаю, что она швейцарка, — сказал Мараван. — А почему вы спрашиваете об этом?
Её смуглая кожа стала как будто ещё темнее, но глаз она не опустила.
— Просто потому, что увидела вас, — ответила девушка.
Когда процессия вернулась к воротам храма, люди образовали вокруг богини полукруг. Мараван оказался рядом с Санданой. Потеряв равновесие в толчее, девушка схватила его за руку. Мараван чувствовал её тёплые пальцы на своём запястье, за которое Сандана держалась чуточку больше, чем это было необходимо.
— Кали, Кали, почему ты забыла нас? — всхлипывала рядом какая-то женщина.
Она протянула богине сложенные ладони и вдруг хлопнула ими у самого её лица.
Две тамилки взяли её под руки и оттащили в сторону.
Когда Мараван оглянулся в сторону Санданы, девушки уже не было. Он увидел, как мать уводит её прочь, в чём-то попутно наставляя.
21
В Европу пришёл финансовый кризис. Великобритания национализировала банк «Бардфот и Бингли», государства Бенилюкса присвоили девяносто четыре процента капитала финансовой группы «Фотис». Датский «Ротшильд» выжил только благодаря падению своих конкурентов. Исландское правительство прибрало к рукам третий банк страны — «Глитнир». А незадолго до этого взяло под контроль и остальные, предупредив их о возможности дефолта.
Европейские правительства выбросили на финансовый рынок порядка триллиона евро.
Швейцарское правительство тоже сообщило о возможных мерах по укреплению финансовой стабильности и защите вкладчиков.
До «Хувилера» кризис до сих пор не дошёл. Разве что в лице Эрика Дальманна.
Дальманн, как всегда, занял первый столик. На этот раз он обедал со своим финансовым консультантом Фредом Келлером и за его счёт. Не то чтобы дела Дальманна шли совсем плохо, а просто после того, что он сделал, у него возникла потребность ощущения некоторой стабильности, хотя бы в собственном кошельке.
Во-первых, значительную часть своего венчурного капитала — а так Дальманн называл те деньги, на которые занимался разного рода спекуляциями, — он вложил в ипотечный рынок США. Однако не это его расстраивало, он вообще был рисковым инвестором. Дальманн затаил обиду на Келлера за то, что тот вовремя не отговорил его. Второй промах заключался в том, что все свои сделки он совершал через «Леман Бразерс». Третий — все оставшиеся в Европе капиталы, в основном займы, хранились в исландских кронах. Была и четвёртая оплошность: значительную сумму из оставшихся от спекуляций активов он положил на счёт в крупнейшем швейцарском банке.
В основном они молчали. Сейчас подоспела закуска из меню «Сюрприз»: перепелиный паштет с трюфелями с яблочным льдом. Дальманн, как обычно, ел с жадностью, Келлер — аккуратно, с какой-то детской застенчивостью.
— Никто не мог этого предвидеть, — повторил финансовый консультант.
Первый раз он произнёс эту фразу ещё до того, как официант принёс блюдо. Однако тогда Дальманн не отреагировал.
— И почему тогда у некоторых всё по-прежнему хорошо? — спросил Дальманн на этот раз, как будто имея в виду «Хувилер». — Кто их отговорил?
— Возможно, они рисковали меньшими суммами, — объяснил Келлер. — Размер рискового капитала определяется заказчиком. Я всегда это говорил. Клиент сам решает, какую часть своих денег пустить в оборот.
— «Пустить в оборот»! — передразнил его Дальманн.
При этом немного перепелиного паштета, отскочив от его губы, катапультировалось в тарелку финансового консультанта. Келлер холодно взглянул на наполовину съеденное блюдо и положил на стол вилку и нож.
Дальманн уже доел.
— Что ж, — сказал он, — поговорим о другой части, швейцарском банке, например.
— Голубые фишки,[31] — махнул рукой Келлер, — ни один человек…
— И что с ними? — перебил его Дальманн. — Они растут или падают?
— В долгосрочной перспективе растут, — уверил его Келлер.
— До долгосрочной перспективы мне ещё надо дожить.
В этот момент к ним за столик подсел сам Хувилер, и Дальманн обратился к нему, прежде чем он успел открыть рот:
— Здесь я забываю о кризисе.
— Кормить людей нужно всегда, — развёл руками Хувилер. — И не только сегодня вечером.
— И качество неподвластно кризисам, — продолжил за него Дальманн.
— И я говорю то же, — улыбнулся Хувилер.
— Я знаю, — кивнул Дальманн. — Ну, и чем вы ещё нас покормите?
— Пусть это будет для вас неожиданностью, — ответил хозяин ресторана, — недаром ваше меню называется «Сюрприз».
— Откройте секрет, будьте добры, — попросил Дальманн. — На сегодня для меня сюрпризов достаточно.
Хувилер вздохнул.
— Бретонский омар.
— В каком виде? — продолжал настаивать Дальманн.
— Секрет.
— Признайтесь, вы сами не в курсе, — провоцировал его Дальманн.
— Разумеется, я в курсе, — возразил Хувилер.
— Вы, наверное, потому и отменили крышки «клош», чтобы видеть, в каком виде что подают? — догадался Дальманн.
Хувилер обрадовался возможности сменить тему.
— А вам так не хватает крышек «клош»? — спросил он.
— Полагаю, они увеличивают стоимость еды, — ответил Дальманн.
— Я пришёл к выводу, что они не нужны, — кивнул Хувилер.
Тут на помощь ресторатору пришёл официант, подоспевший со следующим блюдом.
Однако, хотя полный крах Дальманну пока и не грозил, у него были серьёзные проблемы.
Многие из его русских клиентов, которым он помогал заключать здесь сделки и создавал благоприятные условия для бизнеса, почуяв кризис, ушли из Еврозоны.
И потом, эти дела в Лихтенштейне. Налоговая служба Германии купила данные о сотнях немецких граждан, имеющих там счета в банке. И это не только вредит контактам Дальманна в Лихтенштейне, это ставит под сомнение тайну вклада как таковую, чем сильно затрудняет его деятельность вообще, в качестве и посредника, и консультанта.
А уничтожение документов и скандал вокруг ядерной контрабанды ещё больше всё осложняет. В любой момент название предприятия «Палукрон» и имя бывшего члена его правления Эрика Дальманна может замелькать на страницах газет.
Но даже это не смертельно, когда бы не проблемы со здоровьем. Он уже оправился после инфаркта, однако прежним ему уже не стать. Этот случай напомнил Дальманну о смерти и забрал частичку его жизненной силы. Дальманн по-прежнему делал всё то, что строго-настрого запретил ему его друг и домашний врач Антон Хоттингер, однако теперь, ко всему прочему, его мучила совесть. Это было нечто новое для него: Дальманн никогда не страдал от подобных угрызений, тем более в связи со своим образом жизни. Однако он слышал, что они тоже неблагоприятны для здоровья. Поэтому с некоторых пор Дальманн решил бороться не со своими пороками, а со своей совестью. И в этом он тоже, по всей видимости, не преуспел.
22
До недавнего времени Андреа не занимала комнату Дагмар, планируя когда-нибудь её сдать. Однако дела в «Пище любви» шли настолько хорошо, что необходимость в квартирантке отпала, к тому же Андреа нужно было помещение под офис.
Уничтожить последние следы пребывания подруги оказалось нелегко. Андреа отдирала от стены остатки скотча, при помощи которого они обклеили стену кадрами из любимых фильмов Дагмар. Их герои часто говорили на непонятном Андреа языке. Дагмар была настоящим знатоком этого вида искусства. Она собрала коллекцию шведского немого кино и ценила русских режиссёров времён революции.
Это её увлечение часто порождало разногласия между девушками, и не только из-за разницы во вкусах. Дагмар работала стоматологом-гигиенистом и допоздна пропадала в клинике, а у Андреа не было никакого желания посвящать немногочисленные свободные вечера высокоинтеллектуальным просмотрам.
С другой стороны, Андреа любила в ней именно эту страсть. Дагмар одевалась, красилась, причёсывалась, как звезда немного кино. Она курила сигареты с длинным мундштуком — прежде чем обе они покончили с этой вредной привычкой — и обставляла свою спальню в стиле двадцатых годов. И ту утончённость, которую находили окружающие в манерах и внешности Андреа, та переняла от Дагмар.