— Так не жди! — взял я еще одну и поднес к губам Фортуны. Она приняла.
— Тогда мне вообще нечем будет заняться.
— Надо ждать только тех, кто приходит, — одобрительно посмотрела на меня жена.
— Так он приходит… когда захочет.
— Мужчина тебя хочет, это же прекрасно, Тереза! — воскликнул я громко. — Надо пользоваться.
— Иначе будут пользоваться тобой, — разглядывала свой пустой бокал Фортуна.
— В руках настоящего мужчины женщина всегда прибыльное предприятие, — наполнил я его вновь.
— Ты не видишь очевидного, — продолжала Фортуна.
— А зачем мне видеть очевидное, когда я могу чувствовать невероятное. — Тереза пододвинула и свой бокал тоже. Я залил ей полный бак, шампанское скользнуло через край. Она попыталась поймать его пальцами, но тщетно. Брют зашипел и весело побежал вниз по стеклу. Однако страсть его быстро улетучилась, образовав на скатерти небольшую лужу. Тереза облизнула пальчики и закусила вином из фужера.
— Мы в ответственности за тех, кого раздеваем, — искал я какую-нибудь подходящую музыку в стопке пластинок.
— Кто вы? Мужчины? — вытирала салфеткой лужу от шампанского моя жена.
— Нет, все мы — люди. Ответственность — словно женщина, терпеть не может, когда ее перекладывают на другого, — наконец нашел я то, что искал. Вскоре к нашему разговору добавился бас Армстронга.
— Мне другой не нужен, — положила Тереза в рот медальон копченой колбасы. — Бл…, как же трудно, как же трудно быть женщиной, особенно счастливой и не стать бл…ю, — глотнула она еще вина. — Я как на привязи. Чем сильнее привязываешься, тем чаще возникает желание порвать. Повозникает, повозникает и затихнет. — Она взялась за сигарету. Но сигарета выпала из ее пальцев, прокатилась по скатерти и нырнула под стол.
— Зачем так переживать и выходить из себя?
— Хотя бы покурить, — пыталась нащупать ногами сигарету Тереза. Вскоре ей это удалось, она нагнулась и подняла беглянку. Дунула на нее, положила в губы и прикурила.
— Часто желание быть нужной полезной, «Рядом!», делает жизнь собачьей, — встала из-за стола Фортуна, подошла к холодильнику, достала из морозилки курицу и положила в раковину.
— Как быть с теми, кто нас не любит? — выпустила облако Тереза.
— С ними лучше не быть, — вытерла руки полотенцем Фортуна.
— Так как не быть, если хочется.
— Значит, все-таки секс, вот что крепче всего вас связывает.
— Я думала, что он развязывает.
— Секс — это зверь, который сидит на цепи у любви. Стоит ему только сорваться, и он готов перегрызть всех своими поцелуями, — решил я подлить страсти в женский диспут.
— И никакая любовь не спасет человека от секса, разве что безответная, — убрала со стола пустую бутылку Фортуна и поставила на огонь чайник.
— Да, мне нравится быть с ним нагой и курить сигареты в постели. Мне нужен этот голос с хрипотцой, которая царапает где-то внутри, да так, что не забыть.
Аджика
— Где ты пропадала всю ночь?
— Не там, где ты подумал.
— Жаль.
— Почему?
— Могли бы обсудить.
— А кто вы собственно такой?
— В смысле? Я твой муж!
— Муж ведь должен любить.
— Только не надо делать из меня идиота.
— Не буду. Тем более что меня опередили.
— Такой хороший день, зачем ты выводишь меня из себя?
— Надо же с кем-то погулять.
— Давай уже расстанемся раз и навсегда.
— Так ты определись сначала — «давай» или «расстанемся»?
— Мне кажется, я устал, я выдохся, я хочу лечь и лежать так долго-долго, один и найти в этом великое счастье. Кстати, ты не видела нож? Не могу найти.
— Он в моем сердце.
— Я же там был не так давно, нет там никакого ножа.
— Ты и сейчас еще там. Даже если уйдешь, ты долго еще будешь оставаться в моем сердце.
— Так где ты была всю эту ночь?
— Не жди объяснений, если любишь меня, придумай их сам.
— Я не настолько сообразительный.
— У меня есть другой, раз ты так настаиваешь.
— Шлюха, как ты могла?
— Я до сих пор не могу, потому что я не шлюха.
— Не верю. Что, целую ночь?
— Тебе будет легче, если я скажу — половину?
— Как ты упала в моих глазах.
— Сам виноват, плохо меня держал.
— Где чертов нож? — не находил я себе места на кухне с колбасой в руке.
— Там же куча ножей, возьми любой, — забеспокоилась Фортуна.
— Мне нужен большой, с черной ручкой.
Она встала и тоже начала поиски вместе со мной.
— Ты не только все, что есть у меня, но все, чего нет.
— А чего у тебя нет? Ну, кроме ножа.
— Видимо, того же, чего не бывает иногда у тебя. Ты можешь мне ответить, чего хотят женщины?
— В общем, как и все: любви, тепла, секса, внимания, семьи, уюта.
— И что из этого является главным?
— Ничего. Главное — доза и последовательность.
— Выходит, у нас много общего?
— Общее в нас только то, что мы совсем не похожи. Если бы мы с тобой не встретились, все было бы по-другому и с другими.
— Хватит уже мечтать.
— Знаешь, иногда смотрю я на влюбленных, и такая тоска меня вдруг берет, нет чтоб мужчина. Взял бы да отодрал.
— Что ты такое говоришь? Ты же у меня одна.
— Тебе проще, у меня таких много.
— Мне кажется, я устал от нашего цинизма, от этой непонятной игры, которую сам затеял.
— Не кайся, тебе не идет. Ты виновен только в том, что я полюбила другого.
— Другого? Что ты комедию ломаешь?
— Чтобы потом не сказал, что я сломала тебе жизнь!
— Я даже сейчас не понимаю, правду ты говоришь или играешь.
— Я не играю, Макс. Есть люди, которые приходят, есть — которые уходят, есть те, что остаются. От них-mo все и зависит. Знаешь, чего я больше всего боюсь?
— Чего?
— Лжи.
— Что же в ней такого страшного?
— То, что она заразна.
— Хоть сейчас ты можешь быть откровенной?
— Конечно, сейчас только вены вскрою, — блеснула она лезвием ножа.
— Где ты его нашла? — стал я приходить в себя.
— Я же говорила, что он в сердце, в котором ты так любишь прятаться.
— Твоя правда, нет лучше убежища, чем чужое сердце. Я помню, как ты затаилась в моем под другим именем, когда мы только познакомились.
— Это была маска, за которой я претендовала на тебя, — протянула она мне нож. — Каждая любовь рано или поздно приносит кого-то в жертву. Бывает, принесет, а тебе уже и не надо.
— Нет, Макс, нет! Я же тебе сказала, между нами все кончено! — выплеснула она на меня в сердцах.
— Но чем я не вышел?
— Самое странное то, что если я скажу: «Я тебя не люблю», ты будешь любить меня еще сильнее. Однако с тех пор, как мы развелись, я научилась говорить правду. Я люблю тебя по-прежнему. Только вот по-прежнему жить уже не хочу. Что ты так смотришь? Не надо меня оценивать, меня надо ценить, — сделала она два глотка красного.
— Если вам кажется, что надо что-то менять в этой жизни, то вам не кажется, — процитировал я задумчиво собственную мысль.
— Просто необходимо, — допила свое вино Фортуна. — Ты помнишь, что такое параллельная связь в электричестве?
— Это когда одна лампочка перегорает, а второй хоть бы хны?
— Вот-вот, наша связь напоминает такую же: горю я или гасну, тебе параллельно.
Я молчал, Фортуна отрезала сочный кусок жаркого и заправила в губы, но одна капля бесцеремонно упала на ее белую юбку.
— Черт! — начала она усиленно оттирать. — Купила ее только в пятницу.
В моей голове крутилось «между нами все кончено». Сначала я чувствовал себя той отрезанной плотью, которую она проглотила, теперь же — пятном, от которого пыталась избавиться.
— Ты спишь что ли? — заглянула Фортуна в спальню, все еще соскабливая со своих ног туфли.
— Да, что-то прибило. Прилег после работы и отлетел, — открыл я глаза и посмотрел в потолок.
— Я тоже люблю спать одна, — подошла она к моей постели.
— Больше места? — заметил я пятно на ее белой юбке.
— Больше снов.
— А мне какая-то чертовщина снилась. Будто в твоих руках нож, а я, одинокий и брошенный, сижу в кафе.
— Нигде человек так не одинок, как во сне, — присела она на постель рядом со мной и погладила по голове.
— А сколько сейчас? — обрадовался я внезапной ласке.
— Шесть.
— Пора вставать, а то опять только под утро усну. Кстати, у нас сегодня утром был кто-то, или мне показалось?
— Любовь приходила. Сказала, что мы мало ею занимаемся.
— Будь она воспитанна, звонила бы, прежде чем приходить. Так что это было?
— Не хотела тебя рано будить, письмо из Франции принесли.
— Люблю письма из далека. Где оно?
— В прихожей на полке лежит. Принести? — отпустила мою голову жена. — Там еще какой-то огромный сверток.
— Это тебе. Подарок. Картина.
— Ты что, рисовать начал?
— Да, взял несколько уроков по случаю.
— Пойду, посмотрю, — вышла она, и слышно стало, как зашуршала бумага.
— Что это?
— Это ты.
— Неужели? Не устаю удивляться, как ты талантлив, — рассуждала жена из коридора.
— Каждый талантлив настолько, насколько его недооценивают.
— Ты про университет? — вошла с полотном Фортуна. На нем было три полосы разной ширины: зеленая, красная и коричневая в цветочек. Жена прислонила его к стене.
— Да при чем здесь университет, я вообще, — скинул с себя покрывало. — Как тебе портрет?
— Что я могу сказать? Три линии жизни: первая — глаза, третья — белье… той самой первой ночи. Удивительно, что ты его запомнил.