Еще они равнодушны к подаркам. Любым. Каким угодно. Это еще с деда Миши повелось. Дед Миша родился в 1910 году и на все именинные и прочие подношения реагировал одинаково. Он говорил: «Благодарю!» – и клал коробку или сверток рядом с собой.
Так же точно поступает мой папа. Когда мы привозим ему подарок, любой, какой угодно, он неизменно указывает нам: «Лучше бы матери чего-нибудь купили!» – и тут же о подарке забывает.
…Кто же, кто получает у нас эту «вишенку на торте»?
День рождения сестры в декабре – праздник и буйство. Море шампанского, хризантемы, приготовления. Как правило, поездка куда-нибудь, хоть в село Вятское, чудесное место под Ярославлем, хоть в Сочи, пусть один денек, да под пальмой, красота!..
Мой собственный день рождения в апреле – праздник и буйство в удесятеренном масштабе. Шампанское с утра, салат с крабами, отгул на работе, диск Максима Леонидова, куча подарков, корзины с цветами, курьеры из издательства, и гости тоже с утра.
Мужские дни рождения, от мала до велика, – на даче все таскают дрова, или ладят забор, или поправляют собачью будку, а потом шашлычок и стопочка. Подарки в пакетах стоят неразобранные, и моя задача – ничего из этих пакетов не забыть, увезти домой.
Н-да…
Восьмого марта подарки никакие, конечно, не предусмотрены, кроме мимозок и тюльпанов, зато бывает торжественный обед из пяти блюд и торт, который, кроме меня, никто не ест. Двадцать третьего февраля, напротив, обед не предусмотрен, лишний выходной можно употребить на разные хозяйственные работы или на лыжный поход, зато предусмотрен ужин. Ужинать едем к папе, у него 23 февраля день рождения. «Лучше бы матери чего-нибудь купили!»
Мне и в голову никогда не приходило, что «вишенка на торте» – тьфу ты, привязалась она ко мне! – может достаться кому-то из… мужчин. Не сестре, не маме, не мне, а, допустим, Максу, Инкиному мужу. Он и тортов-то никогда не ест…
…После передачи я решила вот как: в этом году Восьмого марта я буду изо всех сил поздравлять своих мужчин! Боже мой, как это трудно – жить с нами!
Как иногда невыносимы бываем мы, как несправедливы, как придирчивы, как мы лучше всех все знаем, как любим упрекать и как не любим признавать ошибок! Как много нужно великодушия и широты души, чтобы все это выносить, прощать, не обращать внимания! А они выносят, прощают, не обращают.
Они не едят тортов, и всучить им вишенку не удастся, зато я напеку две кастрюли пирогов – с мясом и с капустой, суну в морозилку стопки, а водочка давно припасена, наварю солянки и накуплю всем по десять пар носков. Почему-то им всегда не хватает носков и штанов!..
А вовсе не вишенок. Хоть бы и на торте.
Людмила Мартова
Оливье с рябчиком
Итак, она отправляется на охоту!
Нинель никак не ожидала, что первой ее командировкой на новом рабочем месте станет поездка на охотничью базу, затерянную в какой-то непролазной глуши со смешным названием Глухая Квохта. Но шеф однозначно дал понять, что даже в глуши не обойдется без своего личного помощника, которым вот уже две недели числилась Нинель Быстрова.
Вернее, не числилась, конечно, а работала не покладая рук. Рабочий день у нее начинался в семь утра, потому что их величество Артем Павлович Докучаев, финансовый директор компании «Инвестпроект», вставать изволил в пять, час тратил на спортивный зал, оборудованный в подвале собственного дома, после чего принимал душ, брился и завтракал. К семи утра он отправлялся в кабинет, расположенный на первом этаже, чтобы просмотреть новости и биржевые сводки, прочитать письма в электронной почте и скинуть первые задачи на день своим заместителям и помощникам.
Первой в их списке значилась именно Нинель, так что реагировать, поставив галочку «прочитано», приходилось быстро. Шеф промедлений не терпел. Он сразу сказал, что быстрота реакции и скорость выполнения поставленных задач вкупе с качеством, разумеется, будут главными критериями оценки ее работы по истечении испытательного срока в три месяца. Потерять эту работу Нинель себе позволить не могла.
Новенькая квартира в Москве, которой она так гордилась, была куплена в ипотеку, и ежемесячный платеж вызывал что-то среднее между благоговением и ужасом. Кроме того, болела мама, нужны были деньги на сиделку, лекарства и постоянные счета из платных клиник. В бесплатных лечиться стало совсем уж невозможно, особенно в провинции.
Да и есть тоже надо, хотя бы совсем чуть-чуть. И рассчитывать во всей этой многозадачности Нинель Быстровой было совершенно не на кого. Пока Нинель училась в Москве, делала первые шаги на профессиональной ниве, становилась на ноги, главной семейной опорой была мама, много лет после работы достававшая швейную машинку и шившая все, от челночных сумок до одежды сложного кроя. А потом незаметно получилось, что все заботы об их маленькой семье плавно перетекли на плечи Нинель, потому что она повзрослела, а мама состарилась.
Тащить на себе воз проблем, с каждым годом становившийся все более массивным, было тяжело, но Нинель не жаловалась. Как говорится, своя ноша не тянет. Она училась и работала, и снова училась, и снова работала, делала карьеру, вцепившись в нее зубами, падала и поднималась. А два месяца назад внезапно оказалась у разбитого корыта.
Банк, в котором она работала помощником управляющего, слили с другим крупным банком. Кажется, это называлось «дружественное поглощение». Для ее шефа, а вслед за ним и для Нинель поглощение стало совсем недружественным, потому что работу они потеряли. Примерно с месяц Нинель сохраняла оптимистичный настрой, уверенная, что с ее резюме она без труда получит новое место. Но оказалось, что рынок труда сильно изменился.
Рабочих вакансий было пруд пруди. Требовались также водители общественного транспорта, кладовщики, сотрудники в пункты выдачи крупных маркетплейсов и даже курьеры с таксистами. А вот личные помощники, владеющие основами финансовой аналитики, разбирающиеся в экономике, а также свободно говорящие на трех языках, были никому не нужны.
Сбережения на банковском счету таяли, а паника росла обратно пропорционально размеру финансовой подушки. Нинель поумерила свои аппетиты, исправив резюме. Теперь в нем значилась минимальная сумма, позволяющая им с мамой хотя бы сводить концы с концами, но предложений по-прежнему не было. Докучаев, точнее, его представитель, появился именно тогда, когда Нинель была уже готова совсем пасть духом, и от сделанного ей предложения, превышающего уровень зарплаты в новом резюме, она отказываться не стала, несмотря на то что первая встреча с будущим начальником оставила у нее двойственное впечатление.
Артем Докучаев выглядел грузным, мрачным мужчиной под пятьдесят, который, казалось, никогда не улыбался. Взгляд у него был острый, въедливый, прожигающий насквозь, и Нинель все время хотелось поежиться, когда этот взгляд останавливался на ней. В первые две недели работы ей все время казалось, что шеф замечает ее не больше, чем стул или шкаф, а если и замечает, то только потому, что ужасно ею недоволен.
Она так боялась провалить испытательный срок, что у нее ладони становились влажными, когда Артем Павлович ей что-то говорил. Она даже губами шевелила от усердия, чтобы ничего не забыть и не перепутать. Нет, Нинель никак не могла позволить себе потерять эту работу. И вот тебе, пожалуйста. Охота. В Глухой Квохте.
О том, что такое «мероприятие» состоится, Нинель, разумеется, знала с самого начала – сама же его и организовывала. Приглашение приехать в Глухую Квохту пришло от владельца охотничьей базы господина Аржанова, о котором Нинель была наслышана. Уникальный человек этот Александр Федорович, владеющий крупным лесным бизнесом, а заодно несколькими охотхозяйствами, раскиданными по нескольким соседним областям.
Шеф приглашался в Глухую Квохту вместе с супругой, поскольку и сам Аржанов намеревался быть там со своей женой. Нинель порылась в интернете, чтобы составить для шефа что-то типа справки, и поняла: на свете вряд ли найдутся два более не подходящих друг другу человека, чем Злата Аржанова и Паулина Докучаева.
Жена олигарха Аржанова выглядела совершенно земной женщиной. В меру красивой, в меру элегантной, с тонким налетом интеллигентности на лице. На всех фотографиях, которые удалось разыскать Нинель, она была безукоризненно одета, видно, что дорого, но при этом очень просто, не в пример расфуфыренной Паулине.
Мадам Докучаева выглядела именно так, как и представляют себе жен богатых людей. Все в ней было сделанным: силиконовая грудь и попа с имплантами, накачанные гиалуроновой кислотой скулы и губы, наращенные волосы, ресницы, ногти, вытатуированные стрелки на глазах, брови и маленький паук на шее, чуть левее межключичной ямки.
Из-за того, как выглядела Паулина, Нинель никак не могла себя заставить относиться к шефу как к серьезному человеку. Нормальные серьезные мужики на таких искусственных куклах не женятся. Не позволяло чувство юмора, не говоря уже о собственном достоинстве.
Разумеется, Паулина не работала, проводя все свои дни между спортзалом, косметическим салоном, бесконечными магазинами и чаепитиями с такими же паразитками. Никогда раньше Нинель не опускалась до классовой неприязни, но мадам Докучаева будоражила в ней внутренние глубины ненависти, до этого неизведанные, а оттого особенно страшные. И далась ей эта Паулина!
Нинель списалась с помощниками Аржанова, забронировала номера для Докучаева и его жены, отчего-то раздельные, обсудила вопрос доставки в Глухую Квохту необходимого багажа, куда входили оружие и специальное снаряжение для шефа и куча чемоданов с одеждой для его жены, изучила проходимость дорог, наличие мобильной связи и интернета, убедилась в отсутствии вертолетной площадки, на которую, в случае необходимости, не дай бог, конечно, мог бы прилететь санитарный вертолет, после этого справилась о близлежащих больницах и качестве медицинского обслуживания в них, нашла относительно годную и успокоилась.