В его голосе звучала гордость, к которой почему-то примешивался легкий привкус горечи. Жалеет, что после столь престижной школы прозябает в Глухой Квохте? Почему повар с таким образованием не нашел себе применения в парижском ресторане или, скажем, в одном из мишленовских заведений на Манхэттене?
– Хотите, я вам свою кухню покажу? – неожиданно предложил Матвей.
– Хочу, – заинтересовалась Нинель. – Мне любопытно, как тут у вас все устроено.
Шеф-повар привел ее в кухню, сильно смахивающую на операционную. Все здесь сверкало хромом и белизной, казалось стерильным. Вдоль стен стояли столы с разнообразными приборами и приспособлениями для готовки. Посредине располагалась восьмиконфорочная электрическая плита, у одной из стен были оборудованы жарочные шкафы, а у другой – настоящая русская печь. Да, здесь серьезно подходили к вопросу приготовления еды и были готовы удовлетворить взыскательный вкус любого гостя.
Сбоку Нинель заметила приоткрытую дверь и заглянула туда из любопытства. Это оказалась заставленная стеллажами кладовка, в которой ровными рядами стояли соленья, консервы и банки с разнообразными приправами. Она невольно заметила, что все макароны, консервация, соусы, оливки и маслины, даже каперсы были одной и той же итальянской фирмы «Фредерико». Да-а-а, серьезный подход.
– И сколько вы учились?
– Долго. Сначала нужно было поступить на языковые курсы при школе, чтобы свободно владеть кулинарным французским языком. Это заняло год. Потом мне нужно было пройти кулинарные курсы при школе и получить их сертификат. Базовый курс длился месяц, мы занимались по шесть дней в неделю, по девять часов в день. Дальше было основное обучение. Три курса, каждый из которых длился около четырех месяцев. Так что в общей сложности я провел во Франции два с половиной года.
– А почему вернулись?
– За любимой девушкой. Мне предлагали работу в одном из ресторанов Бордо, но я не мог там остаться.
Боже мой, как романтично. Человек, упрямо следующий за своей мечтой, пожертвовал карьерой ради любимой.
– Она для меня тоже всем пожертвовала, – глухо сказал Матвей, когда Нинель озвучила свою мысль. – Обучение в «Кордон Блю» – удовольствие не из дешевых. Базовый курс стоил восемь с половиной тысяч евро, основной еще двадцать пять, плюс мне нужно было на что-то жить в Париже. У моей семьи не было таких денег, и, разумеется, сам я их заработать тоже не мог. Эти деньги мне дала она.
– Ваша девушка? Она из богатой семьи?
Матвей засмеялся, хотя смех его был больше похож на скрежет.
– Из такой же нищей, как и моя. Меня мама вырастила одна, я своего отца вообще не знал, а у Ульянки отец был, но пьющий и руки распускающий. Для того, чтобы дать мне денег на учебу, ей пришлось продать себя.
Нинель показалось, что она ослышалась. Продать себя? В проститутки пойти? Она невольно поежилась, потому что слабо представляла эту сторону жизни.
– Вы не подумайте ничего такого. Она просто вышла замуж за очень богатого чувака. Я учился на его деньги. И она привыкла жить на его деньги. Теперь не хочет их терять. Ладно, это все неинтересно.
Нинель было интересно, но в голосе Матвея звучало столько горечи, что она поняла, насколько болезненной была для него эта тема. Даже удивилась, что он вообще разоткровенничался с ней, совершенно посторонним человеком. Неловко поблагодарив за экскурсию, она поспешно покинула кухню и вышла на улицу.
Осенний воздух пах прелью и еще чем-то неуловимым, не существующим в смоге большого города. Встающий чуть вдалеке лес казался подернутым легкой дымкой тумана. Раздался крик птицы, Нинель не поняла, какой именно, и снова стало очень тихо, лишь где-то вдалеке крякали утки. Хорошо тут все-таки.
Она не накинула куртку и в своем офисном костюме начала замерзать. Пришлось вернуться в дом. Если узнать, где ее разместят, и переодеться, можно немного прогуляться. Вряд ли в ближайшее время она понадобится шефу, занятому обедом.
Впрочем, с размещением вышла неловкость. Не имея понятия, что она тоже едет в Глухую Квохту, Нинель не забронировала себе номер, и теперь свободных просто не оказалось. Точнее, оказалось, но в отдельном домике, стоящем почти у самой кромки леса.
Когда в сопровождении носильщика, тащившего ее чемодан, Нинель очутилась там, она уже так устала, что все мысли о прогулке выветрились из головы. Сил хватило только на то, чтобы распаковать чемодан, развесить одежду в шкаф, принять душ, завернуться в махровый халат, найденный на крючке в ванной комнате, к счастью, имевшейся прямо в номере, свалиться на кровать и неожиданно заснуть.
Проснулась она от того, что кто-то несильно, но настойчиво дергал ручку входной двери. Не очень соображая спросонья, Нинель встала с кровати, дошла до двери и распахнула ее. На пороге стоял водитель Мишка.
– О, тебя, значит, к нам поселили, – с удовлетворением в голосе заметил он. – Мне Ромка сказал, а я сначала не поверил. Ты же у нас белая кость. Не то что мы, простые слуги. Нас и кормили отдельно. За общий стол не пригласили. В отличие от тебя.
Ромкой звали водителя Паулины. Значит, их тоже поселили в этом коттедже? Мысль о подобном соседстве не радовала. Взгляд Мишки скользнул по белой махре халата, немного разошедшегося на груди, моментально став каким-то сальным, липким. Он поднял руку и указательным пальцем еще подвинул ткань, прикоснувшись к коже. Нинель оттолкнула его руки, запахнула халат, потуже перевязала пояс.
– Миша, выйди, пожалуйста. Я сейчас не хочу с тобой разговаривать.
– А что так?
Она вдруг поняла, что водитель не совсем трезв. Ну да. Сегодня они уж точно никуда не поедут, почему бы и не позволить себе расслабиться. Впрочем, если Докучаев заметит, то мало не покажется. Пьянство в их компании считалось одним из самых главных грехов. Впрочем, как он узнает? Водитель ему сегодня точно не понадобится, а Нинель ябедничать не будет.
– Выйди. Мне надо переодеться. Меня шеф ждет.
– Да? – пьяно удивился Мишка. – А какого черта ты ему сдалась? Он сюда с женой приехал, да и вообще ты не в его вкусе, не рассчитывай. А я парень свободный, так что не прокидайся.
– Не прокидаюсь, – процедила Нинель, примерилась и толкнула его в грудь, намереваясь захлопнуть дверь.
Однако силы ее кулачков явно не зватило. Мишка от этой попытки пришел в ярость.
– Ах ты мегера!
Он подхватил Нинель на руки, в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, кинул ее туда и навалился сверху, пытаясь развязать пояс халата.
– Отпусти меня!
Нинель родилась не во дворце. Этот немаловажный факт водитель Мишка явно не учел. До того, как поехать покорять Москву, она училась в обычной школе, расположенной не в самом центральном микрорайоне их небольшого города. Да, Нинель Быстрова была не дворянского происхождения, а потому, не тратя сил понапрасну, ударила лежащего на ней мужчину коленом в пах. Воспользовавшись тем, что он, взвыв от боли, ослабил хватку, она ужом вывернулась из-под него и, как была, в одном халате и босиком выскочила из номера, а потом и из домика, метнувшись по дорожке прочь.
Она бежала, не очень соображая, что именно делает и как будет объяснять, почему оказалась здесь в таком виде. Если наткнется на Докучаева, то Мишку уволят, а он вовсе не плохой парень, просто есть такие люди, которые дуреют даже от малой порции алкоголя.
Эта мысль заставила Нинель замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. Ей надо было подумать. В белом махровом халате она была прекрасно видна из окон большого дома, а потому шагнула в сторону, к стоящим неподалеку елкам и залезла под ветви, надежно спрятавшись от чужих глаз, как добрых, так и не очень.
Положение, в котором она очутилась, казалось дурацким, да, в сущности, таковым и было. На глаза шефа и хозяина базы ей являться нельзя. Вернуться в свой гостевой домик тоже. Под деревьями она быстро замерзнет. В халате и босиком много не набегаешь. Между тем начинало смеркаться. Осенними днями темнело уже рановато. Вокруг основного дома сновали люди, в сумерках выглядящие, скорее, силуэтами, хотя и узнаваемыми.
К примеру, со служебного крыльца вышел повар Матвей и забрал у парочки подъехавших на машине людей сетчатый судок, в котором что-то шевелилось. Раки! Ну да. Для настоящего салата оливье нужны раки, и Матвей обещал заказать их на какой-то ферме неподалеку, где их, видимо, разводят. Сейчас он смешает их с мясом двух рябчиков и мелко порезанным отварным телячьим языком, добавит салат, огурцы, яйца, каперсы, пикули и раков, а еще неведомую Нинель сою кабуль, и дореволюционный деликатес будет готов.
Нинель легонько вздохнула. Оливье с рябчиком ей, пожалуй, не видать, не может же она появиться на ужин в банном халате. Внезапная мысль пришла ей в голову. С Матвеем она, кажется, подружилась. По крайней мере, они нашли общий язык настолько, что шеф-повар поведал ей печальную историю своей любви. Значит, нужно, постаравшись остаться незамеченной, добраться до кухни, посидеть там, пока Матвей не освободится, и попросить его дойти с ней до ее номера, чтобы она могла безопасно переодеться и предстать пред очи шефа. А потом попросить переселить ее куда-нибудь. Уж придумает, как, не вызывая подозрений, объяснить, зачем ей это надо. Да, точно. Так она и поступит.
Нинель вздохнула, радуясь простоте решения, и собралась вылезти из-под елки, но застыла, потому что на дорожке всего в паре шагов от нее появился человек. Паулина. Жена шефа разговаривала по телефону.
– Да. Ничего не вышло. Он даже слушать ничего не желает. – Она говорила короткими рублеными фразами, как будто из автомата стреляла. – Нет. Он не сможет. Я сама. Да. Я подготовилась. Нет. Не бойся. Это невозможно.
Она договорила, сунула телефон в карман и ушла, так и не заметив Нинель. Она вообще ее не замечала. Нинель проходила у нее по разряду прислуги, а такие люди, как докучаевская жена, на прислугу обращают не больше внимания, чем на мебель. Впрочем, все мысли Нинель сейчас были заняты вовсе не тем, насколько несовершенен мир. Она уже замерзла так, что начали стучать зубы, да и босых ног она практически не чувствовала.