Она вытащила бумажный платок, пачку которых всегда носила в кармане, аккуратно завернула банку и пошла обратно в дом.
– Вот, – сказала Нинель собравшимся. – Я уверена, что яд в этой банке. И на ней могут быть отпечатки пальцев отравителя. Правда, мои тут есть тоже.
– С чего вы взяли, что яд в этой банке? Где вы ее нашли?
Нинель объяснила.
– Что касается яда, то ему просто негде больше быть, – раскрыла она ход своих мыслей.
Аржанов медленно повернулся к своему шеф-повару.
– Матвей, ты как-то можешь это объяснить?
На парня было больно смотреть, таким поникшим он выглядел.
– А что тут объяснять, – хрипло сказал он. – Это я хотел отравить Артема Докучаева. Признаюсь.
– Но зачем?
– Не знаю. Он сразу вызвал мою неприязнь. И еще девушку в свой номер привел. А сам женат.
– Какую девушку? – не понял Дмитрий Макаров.
– Вот эту. – Матвей кивнул в сторону Нинель. – Я видел, как он ее на плече тащит в свой номер. Да она там и ночевала, потому его и нашла.
Все смотрели на Нинель, и она против воли почувствовала, что краснеет.
– Артем Павлович просто выручил меня! – воскликнула она. – Так получилось, что мне было негде ночевать, и он пустил меня в одну из комнат своего номера. Паулина, вы не подумайте, у нас ничего не было, да и не могло быть.
Последнюю часть своего спича Нинель произнесла гораздо менее уверенным тоном. Она же не спала в поздний час, потому что мечтала об Артеме Докучаеве и о том, что может произойти между ними.
– Да мне плевать, – фыркнула красавица Паулина.
Ну да. Они же разводятся. Разводятся! А почему, собственно? Впрочем, Аржанов не дал ей додумать эту мысль до конца.
– Матвей, а почему тебя взволновал моральный облик нашего гостя? Тебя так возмутило, когда он унес Нинель в свой номер, что ты решил его убить?
– Решил. – Повар смотрел с вызовом. – Она мне, может, сразу понравилась. Я решил за ней приударить, а тут увидел, как он ее несет. Вот и решил избавиться от конкурента.
Это звучало бредом. Нинель смотрела на Матвея во все глаза, не понимая, зачем он врет. А потом вдруг догадалась.
– Это из-за Паулины, да? – быстро спросила она и, заметив, как дернулся Матвей, поняла, что попала в точку. – Вы мне сказали на кухне: вашей девушке пришлось выйти замуж за богатого человека, чтобы оплатить вашу учебу в Париже. А потом, когда вы получили образование, встали на ноги и вернулись за ней, она отказалась уйти от мужа, потому что ей понравилась богатая жизнь. Вы назвали свою девушку Ульянкой. Ульяна… Паулина… Это ведь она, да?
– Какая разница? – закричал Матвей. – Я его отравил, и все. Думал, что он умрет, а она станет свободной и вернется ко мне.
– Ясно все, – мрачно подытожил Аржанов. – Парень, не обессудь, но служба безопасности тебя запрет до утра, пока полиция не приедет. Остальным предлагаю разойтись по своим комнатам.
– Стойте! – Голос Нинель прозвучал резко, как выстрел, и все замерли, словно она была здесь главной. – Матвей не мог отравить Артема.
– Почему? – это спросила Злата.
– Каперсы не той фирмы, – сказала Нинель и, видя недоумение собравшихся, пояснила: – В кладовке абсолютно вся консервация фирмы «Фредерико», я это заметила. А на этой банке этикетка «Фрегат». Тот, кто планировал преступление, не знал, какие продукты используются на этой кухне, а потому всыпал яд в первую попавшуюся в магазине банку.
– Но как этот «некто» вообще мог знать, что при готовке понадобятся каперсы? Они идут далеко не в каждое блюдо.
– Этот человек сам предложил приготовить то блюдо, в котором каперсы используются, – торжествующим тоном заявила Нинель. – Паулина, это же вы попросили приготовить классическое оливье по дореволюционному рецепту! Оливье с рябчиками. И знали, что в него кладут каперсы. Вы заранее подсыпали в банку отраву, привезли ее с собой и то ли выдали Матвею, то ли сами проникли на кухню и все сделали.
– Бред, – безмятежно сообщила Паулина.
– Это все я. Я подсыпал отраву. Я хотел его убить! – закричал Матвей..
– Да не хотели вы его убивать, – сообщила Нинель. – Вы вообще не хотели, чтобы Докучаевы приезжали на базу. Это же вы отправили на служебную почту Артема письмо-предупреждение: «Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй». Детство какое-то, честное слово! Вы правда думали, что Артем сочтет это за предупреждение и откажется от поездки?
– Я просто хотел помотать ему нервы. Но как вы догадались, что это я?
– Адрес. Письмо было послано со специально созданного почтового ящика, но в его наименовании было слово «шницель». Швейцарский шницель называется «Кордон Блю», так же как и кулинарная школа, которую вы окончили.
Аржанов неотрывно смотрел на Нинель, и в его взгляде читалось уважение.
– Самое обидное, что Ульяна вовсе не собиралась с вами воссоединяться. – Нинель было жалко Матвея, но лежащего сейчас на больничной койке Артема ей было жаль гораздо больше. – Когда вы вернулись в Россию, она сразу заявила вам, что не собирается расставаться с мужем. Праздная жизнь жены крупного бизнесмена ее вполне устраивала. А потом Паулина влюбилась. Я не знаю, в кого. Может, в фитнес-тренера, сейчас это модно.
Теперь дернулась красавица, а значит, и здесь Нинель не ошиблась. Матвей смотрел на нее и мелко трясся.
– Муж узнал про ее роман и решил развестись. Он сам мне сказал. Но в планы Паулины вовсе не входило остаться ни с чем, а потому она решила избавиться и от мужа, и от незадачливого поклонника одним разом. Она знала, что Матвей работает у господина Аржанова, знала, что назначена охота на рябчиков, и решила отравить мужа руками Матвея, а самой остаться богатой вдовой.
– Да с чего ты это взяла, клуша? – осведомилась Паулина, впрочем, довольно нервно.
– Я слышала ваш разговор по телефону. Вы говорили: муж ничего не желает слушать, и вы все сделаете сами, потому что Матвей не сможет. Вы и сделали все сами. Что сказали Матвею о содержимом банки?
– Я сказала, что там слабительное! – закричала Пулина. – Сделала вид, как страшно расстроена тем, что Артем притащил в свой номер постороннюю девку, да еще на глазах у всех. Сказала, что хочу сорвать его ночные планы. Мол, пусть мой муженек проведет ночь на горшке, а не в постели.
– И рассчитывали, что, когда правда вскроется, Матвей благородно возьмет вину на себя. Так все и вышло. Просто вам не повезло, что он рассказал мне о своей школьной любви, а потом я нечаянно услышала ваш разговор, да еще и банка с каперсами прилетела мне на голову. Да и то, что я приду на помощь Артему, в ваши планы не входило.
– Сука! – выпалила Паулина с ненавистью. – Если бы не ты, мой муж бы сдох, Матвей сел, а я осталась богатой вдовой. Ты все испортила!
Нинель втянула носом свежий, чуть колкий от прохлады осенний воздух, который пах прелью и еще чем-то неуловимым, не существующим в смоге большого города. Встающий чуть вдалеке лес казался подернутым легкой дымкой тумана. Раздался крик птицы, Нинель не поняла, какой именно, и снова стало очень тихо, лишь где-то вдалеке крякали утки. Хорошо тут все-таки, в Глухой Квохте. Она за год и подзабыла уже, как здесь хорошо.
– Нинель, ты идешь?
Она повернулась на голос мужа и улыб-нулась ему, как всегда, когда его видела. Артем Докучаев был лучшим мужчиной на земле.
– Нам нужно сдать подстреленных рябчиков повару, если мы хотим сегодня попробовать их с белыми грибами в сметане. Кажется, именно такой рецепт днем провозглашал аржановский повар.
– У Александра Федоровича талант выбирать поваров. И где он только их находит?
Она подошла к мужу, держащему четырех рябчиков, которых они только что добыли на охоте, встала на цыпочки, примерилась и поцеловала его в прохладные губы.
– Понятия не имею, – серьезно сообщил муж, ответив на ее поцелуй. – Но я не сильно взыскателен в еде. Ты же знаешь, что согласен на любое блюдо из рябчиков, кроме оливье.
Галина Романова
Магия солнечного света
Глава 1
Валечка с тоской смотрела на широкий подоконник, залитый солнечным светом. Десять минут назад она выставила на нем банки с вареньем. Банок было много – десять. Литровые, пузатые, с красивыми закручивающимися крышками желтого цвета. Варенье было апельсиновым.
Валечка не знала, вкусное ли оно получилось, не пробовала. Переложила в банки из огромной алюминиевой кастрюли, доставшейся в наследство от бабушки, и сразу закрыла.
Вкусное варенье или нет – не важно. Главное, оно получилось красивым. В прозрачном сиропе плавали аккуратные апельсиновые дольки. И солнечный свет сейчас превращал каждую банку с вареньем в огромный янтарный самородок. Это должно было настраивать Валечку на позитивное настроение, развеивать все ее печали и разгонять хмурые мысли. В этом убеждала ее психолог на своей страничке в соцсетях.
«Вы должны занять себя хоть чем-то, пусть и бесполезным. Главное, чтобы это приносило вам удовлетворение и умиротворение. Давало передышку, отвлекало вас. Это что-то должно быть красивым и ярким», – писала ей в личку молодая психологиня, кажется, знавшая о жизни все-все-все.
«Что, например?» – спрашивала Валечка.
«Если любите шить – шейте лоскутное одеяло! Любите вязать – свяжите яркий, оранжевый шарф!»
«Я не люблю шить и не умею вязать», – ответила Валечка молодому специалисту с красивым улыбающимся лицом на аватарке.
«Сварите апельсиновое варенье!»
«А оно вкусное?» – усомнилась Валечка, прекрасно зная о горечи апельсиновой цедры.
«Какая разница! – Кажется, девушка теряла терпение. – Оно яркое и красивое! Его необязательно есть. Им можно просто любоваться. Угощать любителей этого яства».
Зачем варить, если нельзя есть, Валечка не понимала. И любителей апельсинового варенья не знала. Кого она станет им угощать? Выходило, как в поговорке: нате вам, боже, что нам негоже! Она так никогда не поступала со своими гостями. Хотя…
Гостей в последнее время почти не случалось. Ее депрессия разогнала всех, кто раньше был рядом и любил ходить с ней в кино, театр, парк, бывать у нее дома, есть ее пироги и печенье.
Из всех друзей и приятелей остался один Нико. Так она называла своего бывшего сокурсника Колю Шаповалова. По воле судьбы и случая они после вуза очутились в одном офисе, заняли места за соседними столами, да так и зависли там на десять лет.
Нико, как и она, был одиноким. У него не было постоянной девушки. Разочаровывались после второго свидания друг в друге, как он объяснял.
– Она мне не подходит для серьезных отношений. Я не подхожу ей, – пояснял он Валечке утром в понедельник.
Свидания у Коли обычно случались в пятницу, продолжались в субботу, а уже в воскресенье он был абсолютно свободным от обязательств молодым человеком. Это его слова.
Валечка подозревала, что именно Нико не желал продолжать отношения и не был готов ни к чему серьезному. На его телефон приходило много сообщений и поступало звонков с просьбами о встречах. Шаповалов отшучивался, обещал что-то туманное и сливался.
– Мне рано! – отвечал он на обычное Валечкино: «Жениться тебе надо, барин». – Я еще очень юн и необуздан.
И это при том, что им было по тридцать три года! Шаповалову уже исполнилось. Ей должно стукнуть через полгода.
– Займись лучше своей личной жизнью, Валечка. – Так он всегда ее называл. – Твое хмурое лицо заслоняет солнце!..
Сейчас солнце плавало в каждой литровой банке с вареньем. Оно плавило сахарный сироп, прокладывало искрящиеся ходы между апельсиновыми дольками, кралось тонкими лучами за пузатым стеклом. И это было…
– Действительно, красиво! – неожиданно воскликнула Валечка.
Она тут же потянулась к телефону, сфотографировала варенье и отослала фото Нико с вопросом: «Хочешь?»
Он не отозвался сразу. Оно и понятно: утро воскресенья. Мужчина двух свиданий, так его называла Валечка, отсыпается. После пробуждения ему долго нужно приходить в себя. Принимать душ, завтракать чем бог послал. Пить чай или кофе. Но поскольку к утру воскресенья запасы у него обычно иссякали и пополнялись лишь в воскресенье вечером, то на чай или кофе Нико спешил к ней. Иногда и завтрак требовал. Не очень настойчиво, по-дружески, но все-таки.
Валечка встала с мягкого кухонного стула, подошла к плите. На ней еще стояла огромная алюминиевая кастрюля с выпачканными вареньем боками. Ее следовало отнести в ванную, залить водой и вымыть. А потом отвезти обратно на дачу, доставшуюся Валечке, как и кастрюля, от той же бабушки.
Неожиданно для самой себя она запустила в кастрюлю руку, провела пальцем по липкой стенке, облизала палец. И тут же обнаружила, что варенье бесподобное. Не горчит нисколечко. Мягкий цитрусовый вкус с легкой кислинкой. Все, как она любила.
– Надо же… Получилось… – Она впервые за утро улыбнулась.
Ее психолог не обманула, настроение у Валечки вдруг сделалось отличным. И, отмывая кастрюлю в ванной, она поймала себя на том, что напевает. А обнаружив это, рассмеялась.
Постелив толстое старое полотенце на стиральную машинку, она перевернула на него кверху дном вымытую кастрюлю, пошлепала по алюминиевому боку и пропела:
– Молодчина!
Выходя из ванной, посмотрела на себя в зеркало прихожей. Придирчиво осмотрела. Давно такого с ней не случалось. С тех самых пор, как она рассталась…
Вспомнив о болезненном разрыве с Денисом, Валечка закусила нижнюю губу – та принялась судорожно дергаться. Но она тут же приказала себе не расстраиваться.
Все в прошлом, все в прошлом.
И обманутые надежды, и разорванная в клочья душа, и разрезанное на сотни мелких кусочков свадебное платье. Все в прошлом. Ни к чему вспоминать. Прошло полгода или чуть больше. Это солидный срок для того, чтобы зализать раны, забыть, научиться не думать: «Ни за что не прощу, когда он все равно приползет, или прощу, но помучаю».
Все в прошлом.
Сейчас она поставит тесто на пироги. Откроет одну из десяти банок, начинит янтарным вареньем пирожки и выпечет их в новеньком духовом шкафу. Они сядут с Шаповаловым на ее кухне у окошка. Заварят огромный чайник ароматного чая. Будут уплетать запретную для ее талии сдобу. И станут вспоминать студенческие годы, когда было хоть и голодно, но так весело и беззаботно, что…
Звонок в дверь оповестил, что Нико приперся к ней и на завтрак тоже.
– Неважно выглядишь, – констатировала Валечка, осмотрев опухшую физиономию старого друга.
– Ох, расставание вчера пошло не по плану, – пожаловался Шаповалов, вешая на крючок свой пуховик. – Совсем не по плану.
– Что такое, Нико? Твоя очередная девица не захотела от тебя уходить?
– Нет, напротив. Она была не против, – пропел он, разуваясь и швыряя к ногам свои личные тапки с ее полки. – Мы с ней ближе к вечеру завалили в бар, заказали выпивку. Сидим, такие, бухаем. И тут ее подруга подваливает. Тоже попросила ее угостить. Нам-то что? Жалко, что ли! И ей налили.
– И дальше что? Идем в кухню, – потащила она его за рукав толстовки.
– А дальше потек разговор, как алкоголь из бокалов, – всплеснул сильно дрожащими руками Нико. – Дай воды, Валечка!
Она вытащила из холодильника поллитровую бутылку, поставила перед Нико на стол. Тот, отвинтив крышечку, выпил больше половины.
– Сопьешься, Нико. Твой принцип «двух свиданий» тебя погубит.
– Нет, Валечка. Только с этой мадам так вышло. Обычно я сухой. Но суть не в этом.
И вот тут Шаповалов глянул на нее как-то уж очень скорбно и проникновенно. Никогда так не смотрел. Даже когда она свадебное платье резала при нем на сотню мелких кусочков. А тут…
– Что? – вдруг почувствовала Валечка острую тревогу.
– Сядь, – скомандовал Нико.
Она послушно села на мягкий кухонный стул напротив студенческого друга. И повторила вопрос:
– Что?
– Эта девица – подруга моей двухдневной подружки – оказалась хорошей знакомой Нинель. Не стану даже спрашивать, знаешь ли ты ее. Знаешь.
Еще бы не знать! С ней – с Нинель – проснулся в одной постели ее Денис за неделю до свадьбы с ней – с Валечкой. Они праздновали уже не вспомнить что! Долго и шумно отмечали. Пили, ели, уснули. А проснулись не так, как ожидалось. Не в тех постелях и не с теми.
Денис с Нинель в обнимку, и были они при этом абсолютно голыми. И вопросов ни у кого не возникло: а чем это они всю ночь занимались?
Валечка проснулась в соседней комнате на маленьком диванчике, на котором свернулась калачиком. В одежде, разумеется. Трое или четверо отключились на широком разобранном диване в гостиной. Кто-то даже на полу в кухне. И все были одетыми, кроме Дениса и Нинель.
Ох, какой тогда поднялся шум! Какой был скандал! У Дениса мгновенно вспухла глубокая царапина на щеке от Валечкиных ноготков. Досталось и Нинель. Все пытались их разнять. Соседи не выдержали шума и грохота, позвонили матери Нинель, поскольку вечеринка проходила в ее квартире. Та примчалась откуда-то через пятнадцать минут, долго утирала слезы и всхлипывала, причитывая:
– Срам-то какой, господи! Стыдоба то какая! Невеста с женихом напились и проснулись в разных койках голышом!..
Это было такое гадкое и откровенное вранье, что Валечка, не выдержав, схватила сумочку и убежала от них от всех куда подальше.
А потом были и истерики, и пощечины явившемуся с мольбами о прощении Денису, и порезанное на крохотные тряпочки свадебное платье…
– Все откатала в голове? – внимательно наблюдал за ней Нико. – Готовься слушать дальше, Валечка!
– Что?
– Денис в реанимации. Поступил неделю назад с острым отравлением неизвестным веществом. Он пришел в сознание, но очень плох.
– А Нинель?
– А Нинель под стражей.
– В смы-ысле-е?! – протянула она и почувствовала, как вытягивается лицо.
– Под арестом, в тюрьме, в СИЗО! Так понятнее, бестолочь?
– А за что? Почему?
– А за то, что ее подозревают в отравлении своего мужа какими-то некачественными продуктами, то есть твоего бывшего жениха, – зачем-то пояснил Нико, словно она дура дурой и не знала, о ком речь. – Нинель ни в чем пока не призналась, но следствие убеждено, что отравление было умышленным. У меня возникает вполне резонный вопрос, Валечка: а не было ли ваше расставание спровоцировано таким же образом? Никто вам ничего в еду на той вечеринке не подсыпал?
– Хватит, – поморщилась она и отмахнулась. – Не надо пытаться так примитивно оправдывать его скотство. И если следовать твоей логике, то не сходится.
– Что не сходится? – Нико уже умильным взглядом рассматривал банки с вареньем на подоконнике. – Какая красота, Валечка… Какой взрыв оранжевых красок. Уже хочу с ложкой в банку!.. Так что не сходится?
– Если она захотела его заполучить, опоив всю компанию сразу и разложив всех так, как ей было выгодно, зачем теперь от него избавляться? Всего-то через полгода после свадьбы?
– Через пять месяцев, – поправил ее Нико.
– Тем более! Что – уже надоел?
– Не знаю. Следствие разберется. Но ты должна быть готова к тому, что к тебе тоже придут.
– Кто?
– Полиция, – Нико склонился над столом и доверительно заговорил, обдавая ее стойким запахом перегара: – По слухам, Нинель назвала тебя как возможную отравительницу. Так что жди гостей, Валечка.
Глава 2
За все время службы в следствии, а прослужил он там более трех десятков лет, Иван Николаевич Баранкин никого так больше на дух не переносил, как отравителей. Он их ненавидел! Он их боялся! Они казались ему коварными гремучими змеями, прячущимися под старыми пнями и нападающими тихо, исподтишка.
Опять же, чтобы доказать факт умышленного отравления, особенно продуктами питания, надо приложить столько сил!..
А их у него почти не осталось. Он на пенсию выходить собрался через два месяца. И Новый год надеялся встретить в своем маленьком загородном доме, где летом закончился капитальный ремонт, были подведены газ, вода, проложена канализация. На окнах уже висели красивые занавески в ярких пальмовых листьях. В просторной гостиной стояла плетеная мебель: два удобных диванчика и четыре кресла. У окна они с сыном поставили добротный дубовый стол, сделанный на заказ. И под стать ему – дубовые стулья. В двух маленьких спальнях, для него и сына, стояло по кровати и шкафу. И по тумбочке в изголовье. Маленький домик, но все необходимое в нем имелось. И на крохотной кухне разместилось все, что нужно: холодильник, плита с духовкой, узкий длинный стол и несколько навесных шкафов с посудой.
– Ничего лишнего, пап, – осмотрев дом, сын остался доволен. – Это наша с тобой холостяцкая обитель.
Иван Николаевич овдовел два года назад. И в свои шестьдесят лет не строил никаких планов по устройству личной жизни. Он мечтал поселиться за городом, завести собаку, кота, курочек. Ну какие женщины в шестьдесят лет! Вот сыну в его неполные сорок рано записываться в холостяки. Надо как-то действовать. Суетиться, чтобы найти приличную девушку-женщину, завести с ней семью, деток.
Но Женя после предательства жены, случившегося пять лет назад, даже слышать о новых отношениях не хотел.
– Мне одному комфортнее, пап. К тому же у меня есть Друг.
Другом звался его пес, которого сын завел раньше отца. При каждом удобном случае им хвастался. И умный он, и дрессировке легко поддается, и верный. На то, что у его пса вовсе не отслеживалось никакой породы, сын только отмахивался.
– Это – все мелочи, пап. Не важна родословная, – уверял он, почесывая Друга за ухом. – Важно, что он верный.
Отец не спорил. Он был тайно рад, что сын оттаял. Было время, что он вообще не хотел ни с кем разговаривать. И даже на службе, – а Женька возглавлял один из отделов в следствии, пошел по стопам отца, – на него начали жаловаться. Не потому, что он с обязанностями не справлялся, а потому, что в общении стал невыносим.
Сейчас все утряслось, и их холостяцкий дом был готов к заселению. Осталось Баранкину выйти на пенсию. А перед этим раскрыть дурацкое дело с отравлением. Ведь знали, как он ненавидел отравителей, и все равно всучили.
– Это тебе, Вань, мой прощальный подарок, – хихикал его старый приятель и начальник в одном лице. – Просил тебя остаться до лета? Не захотел! Вот раскрывай, будь любезен. И потом уж отпразднуем. Кстати, а что там с охотой в твоих угодьях?
– Не знаю. Я зверушек не убиваю. Рыбу все больше ловлю, – сжал тогда губы Баранкин.
Такой подставы от друга он не ожидал.
– Рыбу? А что, там и река есть? – наморщил лоб тот.
– Озеро! Огромное! Краев не видать.
Баранкин ушел и приступил к изучению материалов происшествия.
Денис Алешин – тридцать пять лет, женат, детей нет. Постоянным местом работы значился какой-то исследовательский институт. Заподозрив поначалу его коллег, Иван Николаевич сразу версию отверг. Институт, в котором трудился Алешин, не занимался никакой секретной деятельностью. И должность его не подразумевала никакой вербовки конкурентами. Тогда Баранкин перевел стрелки на его личную жизнь. Вот тут-то и обнаружилось много интересного.
Оказывается, мужем Нинель Островой Алешин Денис стал всего полгода назад. Точнее – пять месяцев и одна неделя. То есть недавно. А до этого у него были отношения с некой Солнцевой Валентиной. И все меж ними было сладко, да гладко. И платье уже сшилось белое, и букет невесты был заказан, и свадебный торт, и до свадьбы оставалась неделя. И тут…
– Случилось страшное, Женька, – рассказывал он сыну эту скверную историю, когда они расставляли с ним дубовые стулья вокруг дубового стола.
– Что же?
– За неделю до свадьбы в квартире Нинель Островой, теперешней жены Алешина, устроили вечеринку. По какому поводу, никто не помнит. Но! В какой-то момент все напились буквально до беспамятства. Уснули, кто где придется. И проснулись так же. Но!
Тут Иван Николаевич скорбно поджал губы и посмотрел на сына. Стоит или нет ему рассказывать о подлости жениха по отношению к невесте? Вопрос неверности все еще отдавался болью в Женькиной душе.
– Говори уже, пап, – с понимающей усмешкой потребовал сын.
– Алешин проснулся с Островой в одной койке в чем мать родила. Его невеста – Валентина Солнцева – одна, в одежде, на маленьком диванчике в соседней комнате. Был страшный скандал. Алешин получил царапину на харе. Солнцева – разбитое сердце. Порезала, по информации, свадебное платье на крохотные клочки, что свидетельствует о ее неустойчивой психике. И…
– Это свидетельствует, пап, о том, что ей просто было больно. И она была бессильна что-либо изменить.
Может, Женька сейчас говорил и о себе тоже. Иван Николаевич поспешил отвернуться, чтобы сын не увидел его сочувствующих глаз.
– Так вот, идем дальше… – Баранкин-старший поправил стул возле дубового стола. – Неделю назад этот Денис попал в реанимацию со страшным отравлением. А накануне супругам Алешиным захотелось поужинать на скорую руку. Некогда было готовить и все такое. Полезли в холодильник, а живут они все в той же квартире ее матери. Пошарили по полкам. Нашли какие-то банки с домашними закрутками. Открыли.
– И что это было? Грибы?
– В том-то и дело, что нет! Икра кабачковая.
– И он ею отравился? – засомневался Женька, прицеливаясь к линии половой доски, вдоль которой стоял стол. – Ботулизм?
– Никакого ботулизма. Если бы ботулизм, то и дела бы никакого не было, – разочарованно вздохнул Баранкин. – Наши эксперты в этой банке нашли яд бледной поганки.
– Да ладно! – вскинул брови Женька.
И так он в этот момент стал похож на покойную жену Ивана Николаевича, что у того сердце заныло. Нет, никогда он ее не забудет. Не променяет ни на кого. Она ушла, забрав с собой его душу!
– Па, не грусти. – На плечи легли ладони сына. – Мне тоже ее не хватает. Так что там с ядом бледной поганки?
– Так вот… – оживился тут же Баранкин. – В банке с домашней кабачковой икрой обнаружился яд бледной поганки. Быть его там не могло никак! Следов грибов в икре нет. А яд есть! Стало быть, его туда добавили умышленно.
– Кто?
– Вопрос хороший.
– Почему жена не отравилась?
– Потому что икру не ела. Терпеть не может, с ее слов.
– Откуда взялась эта самая икра в их холодильнике?
– А вот тут и начинается, Женька, самое интересное! Оказалось…
Оказалось, что икру эту принесла на то самое скандальное празднование Валентина Солнцева. Но по какой-то причине на стол не поставила, а убрала в холодильник.
– Кого она пыталась отравить – неизвестно. Молчит на допросах, – пожал плечами Баранкин. – Но на банке только ее отпечатки. Ну и Дениса Алешина, который эту банку в роковой вечер – неделю назад – открыл.
– И что теперь?
– Не знаю. Руководство настаивает на подписке о невыезде, но я бы эту дамочку еще подержал.
– Па, она еще в следственном изоляторе? – спросил Женя и, дождавшись кивка отца, предложил: – А давай я завтра с ней поговорю. То есть допрос проведу. А?
– Да ради бога! – фыркнул Баранкин. – Только с утра. В три дня я должен ее выпустить.
Глава 3
Валечка Солнцева жутко стеснялась своих грязных ногтей и все время прятала ладони под широким подолом старого джемпера. И пыльных ботинок стеснялась. Их особенно заметно, потому что брючки, в которых ее задержали сотрудники полиции, были укороченными.
Еще вчера ей было плевать на свой внешний вид. Это когда она доказывала свою правоту пожилому следователю с обширной лысиной, тяжелым крупным лицом и цепким взглядом. Звался тот Иваном Николаевичем Баранкиным. Имя и фамилия ей сразу понравились. И почудилось, что человече будет добрым. Отзывчивым и понимающим.
А оказалось, что все совсем не так! Дядька даже не слушал ее! И не слышал! Все ее доводы казались ему смешными и недоказуемыми. А ее слезы – фальшивыми.
– У вас у единственной был мотив отравить вашего жениха, – без конца повторял он.
– Да? И какой же?
– Месть! – недобро ухмылялся Баранкин.
– Да вы что такое говорите?! – Ее голос вибрировал жгучей обидой. – Банку ту я принесла давно. На тот момент мы были с Денисом вместе! Зачем мне было его травить?!
– Вероятно, вы уже тогда знали о его шашнях с Нинель Островой. И решили действовать по принципу: так не доставайся же ты никому! Или и ее отравить хотели тоже.
– Но эту икру, открой мы банку, могли попробовать все! И все бы отравились.
– Да. В этом вам хотя бы повезло. Иначе вас судили бы за умышленное причинение вреда здоровью целой группе лиц…
– Поймите, я этого не делала! Что-то не так с этой банкой икры!
– Что?
– Она вообще может быть не моя.
– На ней куча ваших отпечатков пальцев.
И так далее по кругу. Валечка совершенно отчаялась, замолчала. Не стала ничего говорить больше и адвоката не требовала. Смысл? Тот станет нашептывать, что ей надо сотрудничать со следствием, она должна написать признательные показания, только тогда ей повезет.
Но вчера под вечер к ней явился общественный адвокат, хотя она и не требовала, и камня на камне не оставил от обвинений в ее адрес.
– Вас завтра отпустят. Под подписку, правда, но это вынужденная временная мера. Не поддавайтесь давлению и ни в чем не сознавайтесь.
– А мне не в чем! – возмутилась Валечка.
– Я понял, но мало ли, что случается под давлением…
На нее никто не давил, кроме дядьки Баранкина. Но и его давление ослабло под шаткостью улик. Валечка уже засобиралась домой, свернув нехитрые вещички и убрав их в сумку, как вдруг ее снова попросили на допрос к Баранкину. Но удивительно: Баранкин был не тот. Ивану Николаевичу на смену явился его сын, надо полагать, потому что звали его Евгением Ивановичем. И был он молодым, симпатичным, с короткими вьющимися черными волосами, светлыми серыми глазами и узким лицом.
– Вы не похожи на своего отца, – выпалила она, когда уселась напротив.
– Я похож на маму, – пояснил он, хотя и не обязан был. И добавил: – Она умерла.
– Соболезную, – совершенно искренне проговорила Валечка. – Моя тоже умерла два года назад.
– И моя два года назад, – удивился он. – Ну, раз уж мы с вами осиротели в один год, может, тогда найдется меж нами взаимопонимание. А, Валентина?
– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказала вашему отцу, – тут же закрылась она, пряча руки с грязными ногтями под широкий подол растянутого джемпера.
– Понятно. – Он разочарованно улыбнулся. – А жаль. Могли бы объединить усилия и найти настоящего отравителя.
– Ищите.
– Может, все же что-то показалось вам странным во всей этой истории?
Она размышляла, говорить или не говорить ему, всего лишь мгновение.
– Крышка…
– Что крышка?
– На той банке, которую мне показали на фото, не та крышка. У меня все крышки лимонного цвета. Я уже лет пять только такие покупаю. Мне они нравятся. И та злополучная банка с икрой была под крышкой лимонного цвета. Спросите у остальных гостей, может, кто запомнил. А здесь пестрая какая-то: зеленая с красным и белым. Это не моя крышка. И по грибы я никогда не хожу. И не ем их, и не собираю. Не люблю! Откуда взяться у меня бледной поганке? На рынке их не продают, – фыркнула Валечка. – Это тот, кто очень любил собирательство лесное. Грибы там, ягоды, травки. Кстати…
Она резко выпрямилась, роняя руки. Совсем позабыла, что ногти грязные.
– Мать Нинель – заядлая грибница. У кого хотите спросите. Она даже летом на их местном пятачке белыми грибами торгует.
– Ну не поганками же.
– Где белые, там и поганки с мухоморами. И еще… Все хотела об этом сказать вашему отцу, но он меня вовсе не слушал.
Валечка низко опустила голову, представив ему на обозрение макушку янтарного цвета – волосы у нее были такие. Он поначалу засомневался, подумал, что это мастерская работа дамского парикмахера. Но, вглядевшись, определил – нет, свои. От корней почти рыжие.
– Чего не слушал Иван Николаевич, гражданка Солнцева?
Надо же, и фамилия ей подходит.
– То, что вечеринка накануне нашей с Денисом свадьбы очень странно завершилась.
– Что же странного в том, если вы все напились? И отключились кто, где?
Женя прищурился, еще раз внимательно оглядев девушку.
Не выглядела она злостной отравительницей. Обычная девчонка, таких миллионы. Симпатичная, ладненькая, грязных ногтей своих очень стесняется.
– В том-то и дело, что отключились даже те, кто не любит алкоголь, кто просто пригубил вина. Я в их числе. А мы все в тот вечер пили только вино. И от глотка развезло? Так не бывает.
– Не бывает, – не мог не согласиться Женя.
– Вот! И мне тут пришла в голову одна мысль… Точнее, не мне, а Нико.
– Кто такая Нико?
– Не такая, а такой. Это мой студенческий друг. Ловелас и балбес, но, в принципе, неплохой человечище. Так вот, когда Нико узнал, что Дениса кто-то отравил, он предположил: на той вечеринке нас всех тоже чем-то опоили.
– С целью? И кто?
– Нико предположил, что это Нинель всеми силами пыталась помешать нашей свадьбе. Вы ее отпустили из-под стражи и меня закрыли. А это может быть она!
– Теперь, когда она добилась своего, то решила избавиться от того, кого добивалась? Как-то не вяжется, Валентина. Нелогично.
– Я тоже Нико так сказала. И тогда он решил проверить всех гостей того вечера. Может, кто-то из них решил подшутить.
– Каким образом?
Женя нахмурился. Вот только не хватало ему доморощенных расследований. Наломают дров, а им потом разбираться.
– Я не знаю. Он сказал: разберусь…
– Погодите, Солнцева, – вспомнил Женя. – А Нико – это не Шаповалов Николай?
– Он самый. А что такое?
Она, честно, заволновалась за старого друга. Вдруг и его тоже отравили, пока он пытался восстановить справедливость и ездил по городу в поисках правды?
– Ничего особенного. Просто когда я шел на встречу с вами, мне доложили, что ко мне рвется какой-то Шаповалов Николай. У него ко мне срочное дело, очень важное. Не будете против, если я вас покину ненадолго?
Она с большим удовольствием подождала бы его на воле. Но возражать не стала. Согласилась, кивнув. Баранкин-младший вышел из допросной. Ему на смену из коридора вошел конвоир и замер, встав у двери.
Глава 4
Пока Евгений шел до своего кабинета, где его должен был ожидать Шаповалов Николай – для Солнцевой просто Нико, – он ощущал себя как-то странно. Будто вот только в его жизни произошло что-то хорошее. Он пока не уловил и не понял, а оно произошло. Что, интересно?!
Женя старался не думать о девушке, оставленной им в допросной. Но как-то получалось, что возвращался к ней мыслями. При этом улыбался и именно в этот момент чувствовал себя странно.
Она что – понравилась ему? Эта девушка с карими глазами и локонами цвета янтаря, стесняющаяся своего запущенного маникюра – ему понравилась?
Ну не может этого быть! Бред! Солнцева подозревается в умышленном причинении вреда здоровью. А могло быть и убийство, если бы Денис Алешин не выжил. Да, у следствия не нашлось веских доказательств ее вины, но…
Но она все равно подозревается. И будет выпущена из-под стражи сегодня после обеда под подписку о невыезде, которую в любой момент можно аннулировать, если вдруг появятся веские доказательства.
Ну почему ему не очень хочется, чтобы эти доказательства вдруг появились, а? И почему так странно хорошо в области сердца, когда он о ней думает? Непрофессионально – сказал бы отец. И тут же поспешил бы отстранить его от дела. Да Женя его и не вел. Просто напросился поговорить с девушкой. Больно дело показалось нереальным. Средневековьем попахивает.
Он не успел дойти до двери своего кабинета, как к нему подскочил высокий стройный малый в модных одежках, с красивой стрижкой и физиономией для портфолио приличной рекламной компании.
Нико! Женя сразу понял, кто это. Тот самый студенческий друг Солнцевой, что решил спасти ее из тюремных застенков. Ну-ну! Надо будет посмотреть, как это у него выйдет. Пижон!
– Что с Валечкой? Почему вы ее не отпускаете?
Ах, с Валечкой! Ну-ну…
– Гражданин, ведите себя спокойнее, – осадил его Женя, почувствовав зарождающееся раздражение там, где еще минуту назад теплилось что-то нежное. – Представьтесь, будьте любезны. Проходите в кабинет. Обозначьте суть проблемы.
Шаповалов прошел, уселся на стул – элегантнее не сядешь. Уставил на Женю гневно сверкающие синие очи. Тот невольно в них загляделся. И задался вопросом: где такие раздают, интересно? Вот у него лично светло-серые глаза, как льдинки, почти бесцветные. Нет красоты в их стальном блеске, один холод. Так бывшая жена говорила. А у Шаповалова синие-синие! Может, линзы?
– Валечка ни в чем не виновата! – сразу начал Николай. – Она добрейший и честнейший человечек. Порядочности на десять человек хватит! А вы ее в застенки!
– Разберемся, – пообещал Женя.
– Она не травила Дениса, хотя этого гада и стоило бы. Он разбил Валечке сердце. Хотя в ту ночь он не был виноват в своем грехопадении. Думается нам, что и грехопадения никакого не было, но потом… Он мог бы не жениться на Нинель. А он женился! Зачем, если не любил?! Придурок. Простите.
– Кому – нам? И о чем вам конкретно думается, а? Давайте без эмоций и по существу.
Нико, кивнув и помолчав пару минут, собрался и начал рассказывать:
– Когда вы закрыли Валечку, я собрал в ресторане всю нашу компанию, которая гуляла тем роковым вечером. За исключением, конечно, Дениса и Нинель. Ну а Валечку вы…
– Я понял. Дальше, – остановил его Женя.
– Начали совещаться, сопоставлять, вспоминать. Среди нас в тот вечер было двое непьющих: Валечка и еще одна девушка – Татьяна. Они лишь пригубили вина. А отключились, как все. Более того, выяснилось, что у Татьяны наутро случилась страшная аллергия. Она попала в больницу. И уже там… Кто бы мог подумать! – шлепнул себя по бедрам Нико. – И уже там выяснилось, что в ее крови есть следы усыпляющего средства, не аптекарского, а именно травяного. Таня называла как-то по латыни, я не запомнил. В простонародье: сон-трава. И у Татьяны на эту ерунду вдруг оказалась страшная аллергия. То есть, выходит, всех нас тем вечером опоили! Тупо опоили.
– Зачем?
– Посовещавшись, мы поняли: для того, чтобы подложить Дениса в постель Нинель, расстроить его свадьбу с Валечкой. И кто-то из наших, не успев как следует отключиться, потому что к вину добавил водки, видел, как Нинель вела Дениса в комнату.
– Это точные сведения?
– Ну… Для нас – друзей – точные. Для следствия – нет. Сможете поверить опоенному зельем человеку? Нет.
– Как же ваша Нинель довела такого крепкого парня? Как справилась? По информации, они голыми проснулись. Его надо было еще и раздеть. Это нелегкое занятие для хрупкой девушки. А ваша Нинель хрупкая.
– Очень! Очень хороший вопрос, товарищ следователь! – Нико божественно улыбнулся. – Она вела его не одна. Вела Дениса под руки вместе со своей мамашей. А ее мамаша у нас кто? Известная травница на районе. Травница и грибница! Вот откуда произрастает бледная поганка, товарищ следователь. А вы Валечке предъявляете! Она не могла! Она такое апельсиновое варенье варит, а вы…
Потом все завертелось мельничным колесом – не так быстро, но планомерно и результативно.
Женя доложил все отцу. Тот сам захотел переговорить с Нико. Потом со всей его компанией. Взял под протокол их показания, включая сильнее всех пострадавшую Татьяну. Еще раз вызвали Нинель на допрос. И та со слезами призналась, что участвовала с матерью в сговоре на той памятной вечеринке.
– Очень матери хотелось, чтобы я вышла за Дениса. Вот и устроила шоу, – шмыгала аккуратным носиком Нинель. – Товарищ следователь, да, помогла всех усыпить. Но Дениса я не травила! Догадывалась: мать опять что-то учудила, потому что не велела мне под страхом смерти касаться кабачковой икры из холодильника. Они в последнее время не ладили. Думала, она его хочет диареей проучить. Но чтобы на такое пошла… И зачем?!
Выяснить это пока не предоставлялось возможным. Мать Нинель – Ираида Павловна Острова – была в лесах. Собирала последние осенние грибы и травы. Пробыть там могла от недели до трех. Ночевала обычно у знакомого лесника. Мобильной связи там не было.
Но все равно команда по ее задержанию была дана, ордер на обыск выписан.
За всей это суетой, продолжавшейся часа четыре, Женя совсем забыл, что оставил в допросной Валентину. Помчался туда, а там закрыто.
– Отпустил я ее, сын. А ты что думал, она до сих пор сидит там? – Отец глянул на часы. – Время – вечер! Дома она. Давно дома.
– Хорошо. А то я замотался.
Чтобы отец ничего такого не заподозрил и не заметил, Женя поспешил уйти из его кабинета. И поехал домой. Присутствовать при обыске квартиры Ираиды Островой не мог. Дело он не вел.
Женя вошел в свою квартиру и неожиданно замер на пороге. Почему-то ноги не шли. Он знал, что там увидит – запущенное холостяцкое жилье. Нет, там было чисто. И вещи на своих местах. Но…
Пусто было. Неуютно. Его собака Друг осталась в загородном доме. Ей там больше нравилось. Соседи приходили каждый день кормить. Низкий поклон им за это! И в доме и вовсе без Друга сделалось тошно. Никаких живых и ярких красок.
Неожиданно вспомнилось апельсиновое варенье Валечки, о котором пару раз обмолвился Шаповалов. Интересно, как это выглядит? А каково на вкус? Чтобы не начать думать, какие на вкус ее губы, Женя попятился, вышел из квартиры, запер дверь и пошел к лифту.
Он поедет сейчас к ней. Он знает ее адрес. Видел в деле. Зачем? Сам не знал. Причина нашлась на первом светофоре: он заедет к ней извиниться. А если у нее в гостях Нико? Да плевать! Они всего лишь друзья. Шаповалов поклялся здоровьем матери, что любит Валечку как сестрицу.
Пока Женя ехал, позвонил отец и сообщил, что при обыске в квартире Островых был найден отвар сомнительного свойства. Нинель заверила, что этот отвар готовила мать из каких-то грибов. Если экспертиза подтвердит, что это яд бледной поганки, будет установлен и виновник отравления Дениса Алешина.
– Осталось выяснить мотив. Нина плачет и клянется, что муж ей не мешал никоим образом. И травить его она не собиралась. Ждем возвращения из леса Ираиды Островой…
У двери Валечки Солнцевой Женя простоял минут десять, не решаясь постучать. Звонка на двери не было, только домофон у подъезда. Но ему удалось проскочить с соседями, не потревожив Солнцеву. Теперь стоял и топтался за ее дверью, как подросток оробевший.
– О, Баранкин! – раздался знакомый голос Шаповалова за спиной. – Будь другом, подержи, а!
В его руках еле умещались пакеты с продуктами, торт и крохотный букетик ландышей. Интересно, где нашел в такое время года?
– А ты чего здесь – следователь по особо важным делам? – вытаращился на него Нико.
– Я здесь по особо важным делам. – Женя забрал у него тортик и букет и постучал в дверь.
Глава 5
– Ираида Павловна Острова?
Двое парней в штатском подошли к моложавой женщине в спортивном костюме, ветровке, кепке, не успела она выйти из такси у своего подъезда. Две соседки-собачницы застыли в метре от перепуганной Островой с огромными сумками в руках. Интересно же!
– Я Ираида Павловна Острова, – кивнула она, кепка с широким козырьком тут же сползла ей на переносицу, и она ее поправила. – А в чем, собственно, дело?
– Вам придется проехать с нами.
Парни по очереди показали ей свои служебные удостоверения и представились.
– В полицию поехать?! – ахнула она испуганно и, опустив сумки прямо на мокрый асфальт, схватилась за сердце. – А что случилось? С Ниночкой что-то?
– Насколько нам известно, с ней все в порядке, – холодно улыбнулся ей один из оперативников. – Чего нельзя сказать о вашем зяте. Его состояние оставляет желать лучшего.
– Ах вон в чем дело! Зять! Жив, бродяга?
– Жив, но после отравления чувствует себя скверно. Пошли множественные осложнения.
– А я при чем?
Она мгновенно успокоилась. Стащила с головы кепку, принялась ею обмахиваться, хотя на улице было стыло.
– Вам все объяснят. Проедемте с нами.
– А ордер? Он есть у вас? – Она не собиралась трогаться с места. – Вы что, меня арестовываете? Если нет, тогда гоните ордер. Или вызывайте повесткой! Такие правила, милые люди?
Парни переглянулись. Один из них полез в карман за телефоном. И, отойдя на пару метров, принялся кому-то названивать. Тут на помощь оперативникам пришли соседки. Одна из них – с крохотным пуделем, наряженным в непромокаемый лиловый костюмчик – вышла вперед и очень громко, оттого убедительно, проговорила:
– Ираида, хватит выпендриваться! Не усугубляй! Тебя тут полторы недели поджидают. Уже и обыск был, я в понятых…
– А то ты пропустишь! – злобно покосилась на нее Острова и прошипела: – Стерва…
– И все, что надо, у тебя нашли. И Нинель твоя сдала тебя подчистую. Не отвертишься! За что ты так с Дениской-то? Хороший парень! Угробила ведь…
… – Вы нанесли Алешину непоправимый вред здоровью. Вот медицинское заключение. – Иван Николаевич Баранкин двинул по столу в допросной распечатанное заключение. – Повреждение многих органов, которое повлекло за собой устроенное вами токсикологическое отравление. Восстановление будет длительным.
– Еще надо доказать, что это я! – фыркнула Острова.
– Уже доказано. Опрошены свидетели. Установлено содержимое найденного в вашей квартире отвара. Отпечатки ваших пальцев на банке, крышке с внешней и внутренней сторон. А также на маленькой кастрюле, в которой вы готовили свое смертоносное зелье. Вы надежно ее спрятали – под полом на лоджии. Но мы нашли.
– Нинка, небось, помогла. Сами бы в жизни не нашли, – ссутулилась Острова. – Выжил, стало быть, бродяга.
– За что вы его так, Ираида Павловна? Сначала всеми правдами и неправдами постарались разлучить его с невестой Валентиной Солнцевой и женить на своей дочери. А когда цель была достигнута, вы вдруг решили от него избавиться. Таким изуверским, средневековым способом.
– Почему средневековым? – удивленно вскинула она белесые брови. – Этот способ и сейчас в ходу, будьте уверены. Не всегда такие вот следователи находятся, которые докопались до самого дна моей волшебной кастрюли. Очень часто сходит все на тормозах. Поболел-поболел человече, да и помер. И пишут в заключении: смерть по естественным причинам. Кому надо токсикологию крови проводить, если он болел давно? Но это я так, философствую, не пытайтесь на меня еще что-нибудь повесить. Дениску отравила, отрицать не буду. Потому что… Потому что кто-то должен был ответить за мои обманутые надежды!
– Что за надежды?
– Он ведь – врунишка несчастный – всем врал, что вот-вот станет богатым наследником. Еще когда с Валей к свадьбе готовился, направо и налево болтал, что у него за границей какой-то дядя помер. И если не найдут наследников, то он вступит в права наследования. Но наследников, с его слов, не было. Только он.
– И вы, польстившись на его эфемерное богатство, опоили всю компанию снотворным и уложили голого Алешина в кровать со своей голой дочерью.
– Да.
– Как противно! Как примитивно! – поморщился брезгливо Баранкин.
– Примитивно, но сработало, – рассмеялась Острова, заправляя за уши пряди белокурых, как у дочери, волос.
– Сработало, – кивнул он. – Скажу больше, в вакханалии, устроенной вами, пострадала одна девушка. Татьяна. У нее обнаружилась аллергия на сон-траву, отваром которой вы всех опоили. Ей пришлось восстанавливаться в лечебных учреждениях. Она сейчас со своим адвокатом готовит к вам иск, и будет уже не примитивно, будет все по закону.
Острова замерла, подумала и принялась рассуждать:
– Без моего признательного вы ничего не докажете. И Татьяна с адвокатом тоже. Пустышка…
Баранкин не стал оспаривать ее слова. Будет очень сложно доказать причастность Островой к нанесению вреда здоровью Татьяны.
– Так за что вы все же решили убить своего зятя, гражданка Острова? Был желанным, стал ненавистным?
– Врун он! Соврал про наследство. Я ждала, ждала, а все тихо. Тут Нинель стал знаки внимания оказывать один благополучный мужчина. Холостой, без детей, с деньгами. Все у них начало складываться. Даже дом свой он ей уже показал. И предложение сделал. Кольцо подарил. Она и заведи разговор с Денисом о разводе. Что тут началось! Нет – и все! – Острова неосторожно сильно ударила кулаком по столу, поморщилась. – Орал как ненормальный, глаза вытаращил. Ты, говорит, меня с Валечкой развела, а теперь бросить решила?!
– Он узнал о ваших кознях? – уточнил Баранкин.
– Нина – дура, рассказала, – сморщила лицо, как от кислого, Ираида Павловна. – Призналась ему, что и как было. Он долго переживал. Потому и в разводе ей отказал. Но это было решаемо. Ерунда все. А вот то, что он начал подкарауливать мужчину, который сделал Нинель предложение… А однажды даже ударил его. Это стало проблемой! Мужчина так и сказал Нинель: разберись сначала с мужем, а потом продолжим отношения. Пока возьмем паузу. А пауза чревата! В этой паузе его может кто угодно соблазнить. Вот я и надумала решить проблему с Денисом по-своему.
– А он вдруг выжил, – укоризненно покачал головой Иван Николаевич.
– А он вдруг выжил! – Острова прикусила подрагивающую нижнюю губу. – Врун голозадый!
Баранкин подсунул ей лист бумаги с авторучкой и потребовал изложить все сказанное на бумаге.
– Чистосердечное, стало быть? – уточнила она. – А мне зачтется?
– Суд решит…
Спустя двадцать минут ее писанины Баранкин внимательно прочитал признательные показания, уложил в папку. И, глянув на Острову с хитрецой, проговорил:
– Поторопились вы, гражданка Осетрова, от зятя избавляться.
– А что такое?! Нину все же кинул бизнесмен, пока я в лесу была? – вытаращила она бледно-голубые глаза.
– Насчет ее отношений с неведомым мне бизнесменом не могу ничего сказать. А вот то, что Денис не соврал вам насчет наследства, – это да. Только вчера вечером добрались до него бумаги из-за границы. И там черным по белому говорится, что Алешин является единственным наследником крупного состояния своего богатого заграничного дядюшки. Поторопились вы, гражданка Острова! Не хватило вам выдержки и терпения…
Глава 6
Валечка смотрела на широкий дубовый подоконник, залитый солнечным светом. Солнце холодное, зимнее, но и оно было бессильно против игры янтарных бликов ее апельсинового варенья. Она без конца варила его – ее мужчины требовали.
Женя – ставший неделю назад ее мужем.
Иван Николаевич – его отец, ставший ей по-настоящему родным человеком, понимающим, добрым.
Нико…
Ох уж этот непутевый Нико! Стоило ему углядеть малейшую искру интереса в Жене в адрес Валечки, как он тут же организовал крупнейшую кампанию по пристраиванию любимой подруги.
– Нечего тянуть, женитесь… – нудил он при каждой встрече.
– Думаете, если станете долго встречаться, вам это поможет лучше узнать друг друга? Бред! Женитесь и будете узнавать уже в процессе семейной жизни…
– Вы оба славные ребята! Вы созданы друг для друга. Я в этом смыслю, поверьте! – прибегал он каждый раз к несокрушимому по логике аргументу.
То, что он о сих пор ходил в холостяках, его вовсе не смущало.
– Я-то успею! Вам надо торопиться.
– Почему? – удивлялись Валечка с Женей.
– Чтобы Новый год встретить по-семейному. В загородном доме. И я к вам туда приеду. Нарядим елку во дворе. – А она там действительно росла. – Будем водить хороводы. Жарить мясо. Хрустеть маринованными Валечкиными огурчиками. Варить глинтвейн. Ум-м, красота какая! Так, в общем, чтобы до снегов поженились!..
Они и поженились неделю назад. И уже на второй день после их скромного торжества в загородном доме пошел снег. Он сыпал и сыпал, превращая все вокруг в белоснежную пустыню. Только елка перед домом настырно стряхивала снег с колючих веток. Да следы непоседливого Друга строчили по белому немыслимыми узорами.
– Хочу твоего апельсинового варенья, – запросил Женя на четвертый день их пребывания за городом. – Много! Папа едет. Нико к выходным обещал прибыть. Готовит нам какой-то сюрприз.
– Если Нико приедет, надо ставить пироги, – рассудила Валечка.
Варенья она наварила в пятницу много-много. Литровые банки под желтыми крышками светились оранжевыми боками, заняв все подоконники. В субботу утром она замесила тесто, к обеду напекла пирогов. А никого все не было и не было. Иван Николаевич еще затемно уехал к давнему другу за гусем. Хотел запечь к новогоднему столу, исполнив свою давнюю мечту.
– Сколько живу, столько хочу на Новый год гуся с яблоками. И как-то ни разу не сложилось. Теперь вот точно… Что тут до праздника осталось? Месяц! Надо заранее подготовиться. – И укатил с раннего утра.
Женя уехал в Москву за покупками, обещал вернуться к трем. Приедет. Он всегда держал слово. Это в нем ей особенно нравилось. А еще нравился его голос, его руки, то, как он смотрит на нее. Как будит утром, нежно целуя в висок.
Нико оказался прав: узнавать друг друга в браке оказалось делом интересным и удивительным.
Ох уж этот Нико! Что за сюрприз он везет?..
Они втроем сидели за столом, пили чай с пирогами с апельсиновым вареньем, когда к воротам подъехала машина ее друга. Через несколько минут на крыльце затопали две пары ног, дверь дома распахнулась, впуская клубы морозного воздуха с вихрем снежинок. И в дверном проеме нарисовался Нико с какой-то пигалицей. Маленькая, едва ему до плеча достает. В узком длинном пальто мышиного цвета, лохматой ушанке и шарфе до самых глаз.
– Привет, семья! – рассмеялся Нико.
Валечка могла поклясться, что впервые слышит такой его счастливый смех. Влюбился? Точно влюбился! Как неожиданно…
Когда он освободил свою девушку от шарфа, ушанки и пальто, Валечка ее сразу узнала. Видела на множественных фотках друга.
Варя когда-то училась с Нико в одном классе. Была гордой и неприступной. Он бился целых три класса с девятого по одиннадцатый – безуспешно. Потом она с родителями куда-то уехала. Он повзрослел, но не забыл. И, видимо, не разлюбил.
– Это – моя Варенька, – представил он ее присутствующим. – Наконец-то я ее нашел.
– Я не терялась, – симпатично улыбнулась Варя. – Жила все эти годы на соседней с Коленькой улице.
И так у нее вышло это «Коленька»! Как нежный звук маленького колокольчика, как осторожный хруст тонкой льдинки. Валечка вздохнула, выдохнула, тайно радуясь за всех, за всех.
– Давайте пить чай, мои дорогие, – предложила она. – С пирогами и апельсиновым вареньем. В нем столько солнца, что верится: все наладится и сбудется.
– Уже наладилось и сбылось, да, Женя? – подмигнул Нико ее мужу. Поднял пузатую кружку с чаем. – За апельсиновое варенье! Вот чудится мне, что есть в нем что-то чародейское! Магия какая-то! Давайте выпьем за магию солнечного света!