Она даже в современном Риме ни разу не была. В отличие от Вадика, который катался туда с какими-то лекциями. Нет, Катерина не следила за его жизнью после их расставания, но какие-то слухи до нее долетали. Пришлось даже перестать ходить на встречи одноклассников и растерять всех школьных подруг, чтобы ничего не слышать о Ляпидевском.
А он вдруг с чего-то объявился сам, лично!
А она почему-то не смогла послать его – самого, лично! – куда подальше.
И теперь вынуждена будет после работы тащиться к назначенному часу в указанное место, словно по приказу какого-нибудь генерала.
А генералов с их приказами ей и на службе хватало!
Тут стоило бы задуматься, а кого же ей не хватало, но мысли почему-то продолжали крутиться вокруг Ляпидевского, и Катерина их решительно пресекла.
Дала самой себе установку, что в 20:00 на их старом месте она так же решительно пресечет любые поползновения Вадика.
Снова пролезть в ее жизнь у него не получится.
В некогда любимую кофейню, старательно позабытую ею вместе с Ляпидевским, Катерина явилась с королевской точностью – в 19:59. Но Вадик уже сидел за некогда любимым столиком, на котором стояли чайничек с облепиховым чаем и тарелочка с заварными пирожными.
Облепиховый чай и заварные пирожные Катерина любила до сих пор, их она из своей жизни не выбросила, и то, что Ляпидевский решил использовать эту ее слабость, расценила как подлое коварство.
Так и сказала, садясь за столик:
– Бойтесь данайцев, дары приносящих! – после чего придвинула к себе тарелочку и укусила пирожное.
Поужинать она не успела, а за долгий рабочий день с символическим перекусом в обед успела проголодаться.
– В меню есть и более упитанные троянские кони, хочешь, закажу тебе стейк. – Ляпидевский с сочувственным интересом наблюдал, как она расправляется с пирожными.
– Не надо! – Катерина выставила вперед ладошку. Другой рукой подхватила чашку, запила пирожные чаем. – Не будем затягивать, давай к делу. Что там у тебя?
И, пока Ляпидевский набирал воздуха в грудь, решительно пресекла назревающую полуторачасовую лекцию:
– Вкратце!
– Вкратце… – Вадик сдулся, как воздушный шар. Почесал щегольскую бородку. – Если совсем уж вкратце, то бабуля оставила мне целый чемодан бумаг. Завещала хранить ее архив, включая бесценный блокнот с рецептами, а я его потерял.
– Ты потерял блокнот? – уточнила Катерина и допила чай.
– Чемодан.
– Ты потерял целый чемодан? Однако! – Она ощутила благоговейный восторг. – Вадик, это уже не просто типичная рассеянность ученого. Это, Вадик, что-то экстраординарное. Эпичное, как поэмы Гомера! Зачем ты вызвонил меня? Тебе к Софоклу, это он писал трагедии.
– Не только он, еще Эсхил и Эврипид, а Гомера ты вообще напрасно сюда приплела, он был гораздо раньше, его творчество относится к периоду архаики – дописьменному, – тут же поправил ее профессор Ляпидевский, нисколько не обескураженный отказом сотрудничать. – Мне нужен человек, который смыслит в разыскных мероприятиях, а из моих знакомых ты одна такая, Катя.
Он посмотрел на нее сквозь очки пронзительным взором гипнотизера и повелел, не церемонясь:
– Найди бабулин чемодан.
– И тогда ты исчезнешь из моей жизни? – с надеждой уточнила Катерина.
– И тогда я прощу тебя за то, что ты разбила мне сердце. – Ляпидевский посмотрел на часы и встал. – Все, пора, в девять я должен быть дома.
Катерина изумленно смотрела ему вслед.
Что-что она сделала? Разбила ему сердце?
У Ляпидевского оно было – сердце?!
Вот это сенсация века, просто эпохальное открытие!
Где, спрашивается, Гомер, когда он так нужен…
– Что ты сидишь? – Ляпидевский досадливо оглянулся на нее с порога. – Идем уже.
Катерина, будто и впрямь загипнотизированная, безропотно встала и пошла за ним. Непонятно, как так вышло. Мистика какая-то.
В машине они почти не разговаривали. Катерина, ошарашенная признанием Вадика, обдумывала житие.
Раньше была совершенно уверена, но теперь у нее появились сомнения. Правильно ли она поступила тогда, десять лет назад, порвав с Ляпидевским?
Признаться, сейчас уже толком не помнила, из-за чего так решительно с ним рассталась. Кажется, с Вадиком было скучно, а еще Катерина уверила себя, что он до смешного несовременен и огорчительно нерешителен. Хоть и знаток античной литературы, а все равно личность серая, как древний мрамор.
Хотя нынешний Ляпидевский, сумевший одним звонком добиться встречи, а одним коротким разговором – деятельного участия Катерины в своей судьбе, нерешительным не выглядел.
Она покосилась на Вадика.
Вообще-то, если честно, он и серостью не казался. Фирменные джинсы, модный однотонный джемпер под пиджаком английского твида, кожаные брогги, швейцарские часы на руке, хорошая стрижка…
Студенточки, наверное, профессора скучным и неинтересным не считают.
Занятая своими мыслями, дороги она не заметила. До загородного дома, где Катерина последний раз была больше десяти лет назад, они долетели, по меркам буднего дня, быстро, минут за сорок.
Дом, кажется, нисколько не изменился.
– У меня в двадцать один ноль-ноль семинар по зуму, но это недолго, всего один академический час, – уведомил Ляпидевский, едва войдя в прихожую.
Куртку, впрочем, снять ей помог. Не кардинально изменился, остатки хорошего воспитания сохранил.
– Я в кабинет, а ты пока отдохни. Хочешь, поешь что-нибудь, а то и поспи, где твоя комната, помнишь, надеюсь. – С этими словами хозяин дома удалился.
А гостья осталась стоять, таращась ему вослед.
Ее комната? У нее тут по-прежнему есть своя комната?!
Нет, ну где Гомер, а?
Поделиться эмоциями было решительно не с кем. Ляпидевский явно жил один, хотя прежде, когда Катерина еще соглашалась считать гостевую спальню наверху своей комнатой, обитал тут вместе с бабушкой.
Теперь та присутствовала в виде большого портрета над камином в гостиной.
Катерина его прежде никогда не видела, теперь рассматривала с большим интересом и толикой робости.
Элеонора Аристарховна Ляпидевская была дамой решительной, властной и целеустремленной. Катерина втайне считала ее женской версией английского короля Генриха VIII. Рыжие волосы, внушительный мясистый нос, пронзительный взгляд и пухлые губы, способные как скривиться в выразительной гримаске, так и сложиться в благосклонную монаршую улыбку – на портрете бабуля Вадика была один в один Генрих VIII Тюдор, только без бороды.
Как и король Генрих, бабуля Элеонора в свое время меняла супругов будто перчатки и в расцвете лет могла похвастаться тремя детьми от разных отцов, а на закате жизни – шестью внуками от разных детей. В этом многообразии потомков она особо выделяла Вадика, возможно, потому, что он единственный пошел по ее стопам, добравшись аж до Древней Греции. Элеонора Аристарховна тоже была профессором филологии, только романо-германской, и специализировалась на философских исканиях Айрис Мердок.
Катерина Айрис Мердок читала, а как же. В бытность свою подругой Ляпидевского старалась понравиться его любимой бабуле. И, к слову, изрядно от той натерпелась, потому что старуха неутомимо воспитывала ее (читай – пилила), называя этот процесс «шлифовка алмаза».
Катерине, конечно, льстило, что ее считают почти бриллиантом, пусть и недоделанным, но с бабулей Вадика она старалась встречаться пореже.
Что интересно, их встречи сделались более частыми, когда Катерина и Вадик расстались. Элеонора Аристарховна еще долго пыталась образумить экс-подругу любимого внука и вернуть ее в лоно своей семьи. Сам Ляпидевский понял, что это бессмысленно, примерно через год, а его бабуля – только через два.
– Ну так уж вышло, – оправдываясь перед дамой на портрете, развела руками Катерина.
Она почему-то чувствовала себя виноватой.
Надо, пожалуй, найти этот пропавший чемодан, хоть так сделать бедной старушке приятное.
Поздно уже, конечно, но, может, Элеонора Аристарховна где-то там, в другом мире, поставит галочку, отметив ее добрые мысли и намерения.
Вадик вышел из кабинета, когда Катерина уже съела два из трех бутербродов с колбасой, найденной в холодильнике. Нагло сцапал третий, откусил, прожевал и вспомнил о законах гостеприимства:
– Могу сделать яичницу «Анархия» по бабулиному рецепту, хочешь?
Катерина хотела, и Вадик приготовил им ужин.
Потом они выпили вина, переместились с кухни в гостиную и под приглядом нарисованной бабули Ляпидевской-Тюдор неумело, но старательно занялись детективным делом.
– Итак, когда он пропал? Чемодан твоей бабушки? – Катерина взяла блокнот и ручку, приготовившись записывать показания.
Записывать она умела. А вот о следственной работе имела довольно смутное представление, но не говорить же об этом Вадику. Пусть думает, что имеет дело с бриллиантом сложной и безукоризненной огранки.
– Точно не знаю, я сунул его за это кресло и забыл о нем, – признался Вадик, похлопав по крутому краснодеревянному плечу подобие королевского трона. – Спохватился только на днях, когда делал генеральную уборку.
Катерина, услышав это, испытала смешанные чувства. С одной стороны, ей представлялось возмутительным столь небрежное отношение любимого внука к наследию почившей бабушки, с другой – нельзя было не отметить, что Вадик молодец. Не все делают в своем жилище генеральную уборку. Катерина и обычной-то пренебрегала, все некогда ей.
– А как давно тебе был передан этот чемодан? – спросила она.
– Так, момент… Когда бабуля улетела? – Вадик поднял глаза к потолку.
Катерину тронуло, что он выбрал для обозначения ухода родной старушки такое теплое, уютное, легкое слово.
В представлении Катерины такая харизматичная особа, как Элеонора Аристарховна, должна была сойти в гроб шумно, пышно, под завывания плакальщиц и начищенных инструментов духового оркестра.
– В прошлом месяце, пятого числа, – припомнил любящий внук.
– То есть больше трех недель назад.