Сергей улыбнулся, но криво, словно у него случился инсульт.
– Прямо «Следствие ведут Колобки», – презрительно сказал он. – Вы меня за руку поймали? Вы меня видели? Нет! Неужели вы серьезно надеетесь, что я в чем-то признаюсь? Нет, такого не будет. Я останусь и продолжу игру на своих условиях.
– Ты мог признаться до того, как подставил Данку, – сказал Илья. – Мы, конечно, сказали бы, что ты козел, но простили бы. А сейчас – нет. Мы с тобой дальше играть не будем.
– Ну и не играйте, – отрубил Сергей. – Я вас ни о чем просить не собирался. Все равно будет по-моему.
Он выскочил из домика на улицу. Один из операторов торопливо бросился за ним, чтобы запечатлеть всю гамму чувств. Остальные островитяне ошарашенно глядели вслед своему недавнему товарищу.
– Он даже не пытался ничего отрицать, – жалобно произнесла Ася. – Столько гонора, злости, предать друзей – и ради чего? Пакетика мармеладок, чипсов и банки консервов?
– И тем не менее он не признался, – напомнил Антон. – Хотя что ему оставалось? Пойти, что ли, поискать место, где он мог все закопать? Я же видел, в какую сторону он уходил, вряд ли было много времени забраться очень далеко.
– Оно тебе надо? – вяло возразил Илья. – Еще на дерьмо его наткнешься.
– И то верно, – согласился Антон.
Данка, вытерев последние слезы, безжалостно бросила в сторону:
– Каков подлец!
На вечернем голосовании впервые собрались сразу два еще не объединенных племени. Нервы у островитян были на пределе. Поднося свои факелы к подставкам, участники шоу озирались по сторонам, ожидая подвоха. Не сговариваясь, племена расселись таким образом, что граница их принадлежности была очевидна. Несмотря на то что завтра они должны были стать единым целым, сегодня все еще не доверяли друг другу и желали, чтобы шоу покинул кто-то из команды соперников.
Сергея среди присутствующих не было. Вчера, выбежав из домика, он так и не вернулся, и что с ним стало, никто не знал, ну, кроме Егора Черского, блистательного телеведущего, звезды экрана, белозубого Чеширского кота. Сегодня он, кстати, приветствовал островитян без улыбки, нацепив на лицо приличествующую случаю серьезную гримасу. Со своего места Юля, наблюдающая за мимикой ведущего, понимала: Черскому глубоко до лампочки переживания и страсти, разыгравшиеся между племенами. Сейчас он отработает голосование и поедет отдыхать.
– Добрый вечер, – вкрадчиво произнес Черский. С ним вразнобой поздоровались. Дождавшись, когда приветствия стихнут, он продолжил: – Как вы помните, мы разобрали с вами один крайне неприятный инцидент. Дело было не только в том, что на острова в оба племени попали запрещенные правилами продукты, но и в том, что один из вас решил поживиться за счет товарищей. В моей оценке человеческого поведения это называется крысятничество. А в вашей?
С Черским осторожно согласились. Кажется, все присутствующие пересчитали друг друга и поняли, что не хватает одного участника. А когда островитяне это осознали, то не на шутку обрадовались, сообразив, что им больше ничего не угрожает.
– Сегодня от нас ушел Сергей Островский. Он сам выразил желание покинуть проект до того, как пройдет голосование, не признав своей вины. Возможно, его решение пробудит в вас совесть?
Юля почувствовала на себе косые взгляды команды соперников. Что это значило? Черский, как мастер интриги, специально повышает градус, или же они ошиблись, обвинив невиновного человека? Тогда вся ее дедукция полетела ко всем чертям. Как же неудобно, господи боже! Она заерзала, чувствуя, что и остальные ее соплеменники так же подпрыгивают на месте.
– Мы получили неопровержимые доказательства того, что за произошедшим стоял именно Островский, – как ни в чем не бывало произнес ведущий после долгой паузы. – Ваше расследование было совершенно верным. Наши помощники нашли и изъяли остатки продуктов, которые вы, конечно же, не получите. Подобные ситуации должны стать уроком для всех. Мы за честную игру…
Юля выдохнула. Значит, она не ошиблась и ей не придется ни в чем оправдываться. Однако она все еще чувствовала себя не в своей тарелке и просидела в глубокой задумчивости до самого конца вечера, не закончившегося ничьим выбыванием. После того, как Черский напомнил им о завтрашнем объединении, они вразнобой попрощались, забрали свои факелы и потихоньку пошли к лодкам, что должны были в последний раз увезти их на ставший родным остров.
– Я тут подумала, что мы никогда не были тут днем, – сказала вдруг идущая впереди Данка и помахала факелом. – Смотри, как красиво: пальмы, орхидеи вон какие громадные… Днем бы эту красоту увидеть… Юль, спасибо, что вступилась за меня…
– Не за что, – ответила Юля. – Вот ты сейчас сказала про орхидеи, а я подумала: ведь орхидеи почти не пахнут. Никаких корней, никакой глубины. Бутафория, паразиты, которые живут за счет других, питаются их соками, чтобы потом показать, как они великолепны.
– Как мы? – спросила Данка с горечью.
Юля помолчала и кивнула:
– Как мы.
Анна Полякова
Калакукко
– Надо было все-таки раньше выезжать, – обратилась я к подруге, протягивая ей термокружку.
На улице темнело, мы неслись по оживленной заснеженной трассе в сторону Карелии, и я начинала всерьез переживать за собственную безопасность. Водительское удостоверение Ксюша получила всего три года назад, а лихачила порой так, будто сидела за рулем добрых три десятка лет.
Я сосредоточила все внимание на дороге, на всякий случай проверив крепление ремня безопасности.
– Ленка, не зуди! – отмахнулась подруга. – Скоро будем.
– Нет уж, давай не скоро, – жалобно попросила я.
– Тише едешь, дальше будешь?
– Ну, по крайней мере, будешь здоровее…
– Ну ты и зануда!
Я отвернулась к окну, к Ксюшиным колкостям я привыкла еще со школы и теперь старалась просто не обращать на них внимание. Получалось, впрочем, с переменным успехом.
– Знак видела? – поинтересовалась я.
– Какой?
– Олени на дороге.
– Это ты про кого? – Ксюша вскинула брови.
– Это я про оленей, лесных. А ты смотри на дорогу!
– Может, сама за руль хочешь?
За руль я не хотела по одной простой причине: водить я не умела. Родители много раз предлагали мне отучиться на права, но каждый раз я придумывала все новые причины для отказа. На самом деле я была свято уверена, что вождение автомобиля мне освоить не дано. Машин я боялась, а все, что было связано с техникой, и вовсе вызывало у меня оцепенение и паралич конечностей, извилин, и, кажется, даже дыхание мое останавливалось при встрече с любым гаджетом.
То ли дело кулинария – вот здесь я чувствовала себя как рыба в воде, причем с самого детства. Именно поэтому после школы пошла учиться на повара. Мать рвала и метала, отец негодовал молча. Родительница видела меня врачом, надеясь, что я пойду по ее стопам. Папа в целом тоже был не против еще одного хирурга в семье, но и от айтишницы бы не отказался.
– Будешь помогать мне в бизнесе, – при любом удобном случае приговаривал он.
В итоге в бизнесе ему помогает Ксюша, а я работаю в кондитерской и создаю торты и десерты. Весьма успешно, между прочим. Что поделать, если представления об успехе у меня с родителями разнятся. Ну никак пирожное «Шу» не вписывается в папины детали для бытовой техники. Впрочем, я предлагала ему сделать брошюру с рецептами для духовок и микроволновок и вкладывать их в каждый заказ.
Однако идея Ксюши создать приложение для его бизнеса отцу понравилась куда больше. Мама же просто молча качала головой примерно год с момента моего поступления в кулинарный колледж. Потом качать головой перестала, но начала красноречиво вздыхать. Еще через пару месяцев попробовала нежнейший медовик, а теперь, спустя четыре года после моего выпуска, не представляет семейные праздники без торта любимой дочери.
– Ватрушку будешь? – спросила я подругу.
В дорогу я испекла их с десяток, еще столько же булочек с корицей. Все-таки восемь часов в пути – не шутки.
– Давай. – Ксюша протянула раскрытую ладонь, и я сунула в нее сдобу.
Немного подумав, достала одну ватрушку и себе. Вдруг вспомнилось, что в прошлом году, когда мы точно так же в начале января ехали в Карелию, я пекла пирожки с яйцом и капустой и расстегаи.
Путешествие в Мяндусельгу, а именно так называлась деревня в карельских лесах, куда мы держали путь, стало нашей с Ксюшей доброй традицией. Когда-то там жили ее бабушка с дедушкой, и она проводила среди озер и сосен каждые каникулы. Семь лет назад они переехали в город, поближе к дочери. Причина на то оказалась простая: в деревне, кроме них, почти не осталось жителей. Магазина в тех краях не было, за продуктами приходилось ездить в соседнее село, а это расстояние в пару десятков километров, а у Архипа Петровича, дедушки Ксении, сильно упало зрение, и простая закупка продуктов становилась делом довольно опасным. Пара лет ушли на переговоры, но в конечном итоге старики согласились.
Подругу же в те края тянуло со страшной силой, да и за стареньким бревенчатым домом нужно было присматривать. Летом они отправлялись туда всей семьей, ну а зимой с Ксюшей отправлялась я – и это была уже наша третья поездка. С карельскими лесами меня ничего не связывало, но бывать там мне по непонятной причине нравилось.
Подумать только, всего в нескольких сотнях километров от моего родного Петербурга есть место, где нет ни сотовой связи, ни автомобилей, кроме транспорта заезжих рыбаков, ни городского шума, ни понятия времени. Там я всегда ловила себя на мысли, что стрелки часов в Мяндусельге будто останавливаются, а сутки тянулись, словно резиновые.
За приятными воспоминаниями я не заметила, как задремала. Проснулась от резкого толчка.
«Олень» – было первой моей мыслью.
Однако оказалось, что мы просто въехали во внушительных размеров сугроб возле дома с номером четыре.
– Просыпайся, приехали! – скомандовала подруга.