— В отличие от первой жертвы, которую били кулаками, на эту явно напали с оружием. Видите, здесь, — Дженет показала пальцем в перчатке на рану на голове Раджа, — ее нанесли ударом металлического лезвия.
— Вы можете хотя бы приблизительно предположить вид лезвия?
— О да. Видите длину раны? — Дженет провела пальцем от центра черепа до брови. — Она, вкупе с глубиной проникновения, указывает, что травму нанесли длинным изогнутым лезвием.
— Изогнутым.
— Да. И кривизна намекает на лезвие как минимум в двадцать дюймов, хотя сложно сказать точно. Угол удара также говорит о том, что нападавший выше жертвы на два-четыре дюйма. Или… — Дженет слегка улыбнулась, — был на каблуках.
— Двадцать дюймов? У какого же оружия такое длинное лезвие?
— Ну, учитывая, что навскидку оно полдюйма в самом широком месте, я бы предположила косу.
Дженет Уэзерби жестом пригласила Перлайн к своему столу. Она склонилась над ноутбуком и увеличила окно с изображением сельскохозяйственной косы.
— На длинной ручке, я считаю. Длина черенка — или, если говорить техническими терминами, косовища — скорее всего около шестидесяти или семидесяти дюймов.
— Господи, — вырвалось у Перлайн.
Она долго вглядывалась в изображение. Сердце забилось тяжелее.
— Следы сопротивления? — спросила Перлайн, глядя на руки Раджа.
— Видите ссадины на костяшках? Наиболее вероятно, что эти незначительные повреждения получены в результате избиения его жертвы. Однако, — Дженет перевернула правую руку Раджа ладонью вверх, — видите этот синяк вдоль всей ладони?
— Сопротивление? След от черенка косы?
Дженет улыбнулась.
— Совершенно верно. Этот человек пытался заслониться рукой, но коса все равно ударила.
— Всего один раз?
— О да. Подозреваю, что нападавший сумел нанести удар по голове этому мужчине, несмотря на его попытку защититься.
— Это ж как надо было разозлиться, — сказала Перлайн.
— Да, и я бы сказала, очень хотеть убить.
— Итак, каковы ваши предположения насчет роста убийцы?
— Судя по углу удара, выше пяти футов десяти дюймов. Рост жертвы пять футов восемь дюймов, так что я бы сказала, от пяти футов десяти дюймов до шести футов. И он силен. Убийца сумел раскроить лобную кость. Ему хватило одного удара. Он оказался смертельным.
Перлайн кивнула, но внутренне вздрогнула. Согласно полицейским записям, рост Майка Гибсона всего пять футов семь дюймов. Если Дженет права, убийцей вообще может быть не Гибсон.
Глава 25Любовь
16 лет
июль 1997 года
В спальне Дядюшки Спасителя царил белый цвет: белые стены, белое ложе, белый ковер, белый стол, белый стул и белый шкаф. Чистый холст. В воздухе ощущался запах чего-то сладкого и химического. В окна лился яркий свет, нагревая комнату и освещая маленькую девочку на двуспальной кровати Дядюшки Спасителя.
Под маской глаза ребенка были закрыты, так что Любовь не видела их цвета, только бледные, дрожащие веки. Плоская грудь размеренно поднималась и опускалась. У Любви создалось впечатление, что девочка спит, и это было очень кстати. Девочка выглядела безмятежной, не испытывающей боли. Это важно. Причинять ей боль было бы неправильно. Она не выбирала отдавать свою кровь Дядюшке Спасителю. Это он выбрал ее, потому что она чистая.
— Ты это сделал, — сказала Любовь, стараясь сохранять ровный тон.
— Да. Прости, что не сказал тебе. Я не был уверен, что ты готова, — ответил он, отряхиваясь; бессмысленное действие, учитывая, что на нем были только боксерские трусы.
Любовь почувствовала горечь на языке. Она проглотила готовые вырваться слова. Против воли в животе запорхали бабочки. Она подняла глаза.
— Сколько ей?
— Семь. Невинность в самом расцвете, в миге от излома. Воплощение чистоты.
Любовь кивнула. Сердце колотилось. Она не контролировала свои чувства. Он не может знать, как сжимается ее живот или ярится ее внутренний голос.
— Давно она здесь?
— Почти три недели.
— Ты сам привел ее?
— Нет. Я попросил Благородство и Усердие.
— Они узнали раньше меня?
Ей не понравилось, что голос выдал ее боль.
Он грустно улыбнулся:
— Да. Мне была нужна их помощь. Я хотел рассказать тебе, но, как я сказал…
— Ты мне не доверяешь.
— Это не так, моя необыкновенная. Просто, ну, когда ты так отреагировала на наш поцелуй, я задумался, готова ли ты к следующей стадии.
— Я удивилась, только и всего. Я хотела объяснить, но ты не дал мне шанса.
Он пересек комнату, подошел к шкафу и надел джинсовые шорты и белую рубашку. Не заморачиваясь застегиванием пуговиц, он медленно подошел и остановился в ярде от нее. По губам размазалась кровь. Любовь опустила глаза на худую белую ногу девочки: на внутренней стороне бедра был порез длинною в дюйм. Тонкая струйка крови стекла на белое полотенце под маленьким телом.
— Отчего она спит? — спросила Любовь, облизнув губы.
— Снотворное. После пробуждения у нее будет болеть голова, но больше ничего.
Любовь внимательно вглядывалась в дядино лицо. Он выглядел поразительно. Моложе и живее. Кожа как будто сияла, словно пламя в камине, ярче, чем свет в окне за его спиной.
— Уже действует? — спросила она, делая шаг к нему. Воздух вокруг него вибрировал от энергии.
Губы Дядюшки Спасителя растянулись в улыбке. Глаза сверкали, словно тысяча дождевых капель на солнце.
— Да. Я чувствую, как ее кровь смешивается с моей. Чувствую, как становлюсь сильнее. Чище.
Нижняя губа Любови задрожала. Ребрам было больно от жажды.
— Еще нет. Но скоро. Обещаю.
— Но я…
Его взгляд заставил ее замолчать. Она знала, когда остановиться. Даже у Дядюшки Спасителя есть предел. Возможно, он до сих пор считает, что она не готова. Но она готова как никогда. Кажется, она родилась уже готовой. Это ее предназначение. Его и ее. Вместе они вознесутся. Вместе поведут других к спасению. Вместе поведут достойных к полному просветлению, воплощению рая на земле. В такой рай, где не умираешь. Райское государство, где живешь вечно в мире, гармонии и любви.
Любовь шагнула вперед и прикусила губу. Глядя ему в глаза, она протянула руку и кончиком пальца провела по его окровавленным губам. Они были горячими и полными. Она чувствовала, как под пальцем пульсирует их жизненная сила. За его спиной в окна лился солнечный свет, но он был ярче.
— Я готова, — сказала она, понизив голос и сокращая расстояние между их телами.
Он улыбнулся ей, но ничего не сказал. Она закрыла глаза и приоткрыла губы в ожидании поцелуя, но прошло несколько секунд, и ее пальцы ощутили лишь пустоту. Она услышала, как он отошел, и открыла глаза. Сердце бешено колотилось. Он вернулся к девочке на кровати. Аккуратно раздвинул порез на ее бедре и припал губами к крови.
Любовь задержалась в спальне, не зная, что делать. В комнате было душно и слегка пахло кровью. Почему-то она почувствовала себя грязной. Ей захотелось орать и браниться. Сказать ему, что она готова и все еще здесь, и жаждет угодить ему, но ей не хотелось вызвать его недовольство. Она должна показать Дядюшке Спасителю, что готова. Что ей можно доверять. А это значит демонстрировать самообладание и вести себя по-взрослому. Ей всего шестнадцать. Вот почему он сомневается в ней, но она покажет ему, что мудрее и умнее, чем полагается в ее возрасте.
Не прощаясь, Любовь отвернулась от звуков, которые издавал Дядюшка Спаситель, высасывая кровь безымянной девочки, и вышла из спальни. Пока бежала до лестницы, в ушах звенело, она так стиснула зубы, что практически слышала хруст. Сердце колотилось, но она знала, что должна сделать. Ничто ее не остановит. Не сейчас. Никогда.
По дороге Любовь поняла, что не удивлена своим решением или скоростью, с какой приняла его. Так же, как не удивлена способом, которым планировала его воплотить. Единственное, что ее удивило, это неконтролируемое волнение, щебетавшее в груди, словно стайка птичек, готовых вылететь из своей клетки — клетки, в которой они очень долго томились. На самом деле, мчась по ферме, Любовь чувствовала себя живее, чем когда-либо, — живее, чем трава, деревья, солнце, небо или кровь в ее жилах. Она была жизнью. Она была жизнью и собиралась доказать это Дядюшке Спасителю. Она собиралась жить вечно.
Глава 26Лили
Наши дни
Лили прижалась носом к мягкому меху Боба. Плюшевого медведя подарила Ханне бабушка на третий день рождения. Это был золотистый медведь с карими глазами и носом сердечком. В то время Ханна обожала смотреть «Боба-строителя», отсюда и имя медведя. Она полюбила его с первого взгляда. С того дня она спала с медведем каждую ночь и даже брала с собой на ночевки к подружкам. Боб был ее любимой игрушкой. Опорой и молчаливым лучшим другом. Когда хотелось плакать после ссор с друзьями, у Боба всегда был на готове сочувствующий взгляд и успокаивающие объятия. На прошлое Рождество Ханна попросила туалетную воду «White Musk» от «The Body Shop» и теперь перед уходом в школу душилась у себя перед зеркалом, а потом поворачивалась к своей подушке, где занимал почетное место Боб, и обильно опрыскивала его тоже.
Плюшевый медведь пах Ханной. В каком-то смысле он и был Ханной. И мамой, которую Лили уже потеряла.
Она не может потерять еще и Ханну.
Лили уткнулась носом в растрепанный мех. Она никак не могла нанюхаться. Не могла отпустить игрушку. От мысли о том, что она больше никогда не понюхает волосы или кожу Ханны, наворачивались новые слезы. Она прижала к лицу одеяло Грега. Оно пахло ее маленьким мальчиком. Это одеяло, эта комната. Она представила дом без Ханны и Грега. Подумала, каково будет никогда не обнять и не поцеловать их снова.
Лили встала и скрепя сердце посадила Боба обратно на подушку Ханны. Жжение в груди как будто усилилось. Она сбежала вниз по лестнице, на кухню.
— Надо что-то делать.
— Что например?