И тут ее ударило понимание. В голове зашумело. Фургон будто накренился.
— Нет. Я вам не верю.
Но даже произнося эти слова, Лили видела правду в глазах Любови. Ее мир рухнул, и она упала на колени. В легких не осталось воздуха, как не осталось его в лесу и вообще в целом мире. Сознание погасло. Перед ней разверзлась абсолютно черная бездна, бесконечная и ужасающая.
Любовь наблюдала за ней пустыми глазами, склонив голову.
— Мне жаль, но это к лучшему. Они все равно рано или поздно умерли бы из-за той жизни, что вы выбрали для них.
Зрение Лили затуманилось.
— Убейте меня.
— Что?
— Сделайте это. Просто убейте меня.
Любовь заколебалась. Она посмотрела на нож в руке и улыбнулась.
— Не волнуйтесь, если вы вскоре не доберетесь до больницы, то умрете. Я и так уже потеряла слишком много времени.
Она развернулась, а Лили подняла голову: ей вдруг показалось, что внутри фургона раздался какой-то звук.
Любовь так и застыла вполоборота, ее спина напряглась.
— Мамочка?
Лили вздрогнула. Ее голова повернулась на тихий голос.
— Мамочка?
«Мой малыш жив».
— Мамочка!
Любовь поморщилась. Лили бросилась вперед, впечатав женщину спиной в фургон. Любовь сопротивлялась, шипела и рычала, колотя кулаками по голове Лили. С губ Лили сорвался животный крик. В горле стояла кровь. Она ослепла от слез. Края сознания затягивала чернота, но она цеплялась за реальность.
«Не… останавливайся».
Хотя каждая клеточка тела молила о пощаде, она заставляла руки подниматься и опускаться, тело двигаться и сражаться, разум работать.
Через несколько секунд Любовь осела. Она застонала и перестала сопротивляться.
Лили покачнулась.
— Грег? Детка?
— Мамочка!
Дрожа всем телом, она на четвереньках заползла в фургон, подняла руку и тронула дверь. Та открылась.
Внутри, на кровати сидел Грег. Связанный.
«Живой».
Он протянул к ней ручки. Он что-то говорил, но она не могла сосредоточиться, не могла понять. Его слова звучали приглушенно, как будто кто-то забил ее уши ватой.
Лили потянулась к нему и закричала, когда спину прошило болью, словно раскаленной кочергой. Она обернулась. Любовь выдернула нож из ее плеча, перелезла через нее на матрас и занесла нож над головой Грега.
В просвете между рукой и головой Любови Лили видела расширенные глаза Грега, который понял, что сейчас случится. Она попыталась двинуться, но поврежденное плечо сделало это невозможным.
Грег привязан к кровати. Ему не сбежать. С криком он отползал, пока не уперся спиной в стену. Любовь подобралась ближе к нему, волосы струились по лицу, словно нефть.
Мозг велел Лили подняться, оттащить Любовь, но тело не слушалось. Из глаз лились слезы, и она беспомощно смотрела, как Любовь поднесла лезвие к горлу Грега.
— Мамочка? — позвал Грег, в панике распахнув глаза.
Не в состоянии пошевелиться, Лили смотрела, как Любовь прижала острие ножа к нежной коже ее сына. Показалась капелька крови. Любовь вздохнула. Она крепче сжала нож, так что костяшки пальцев пожелтели, и прижала лезвие к шее Грега. Лили попыталась заговорить, сказать Грегу, что спасет его, но губы не слушались. Грег заплакал. Протянул ручки к ней.
— Мам-мочка. Мам-мочка, по-помоги, по…
В комнату ворвалась какая-то тень и бросилась к Любви. Вцепилась в плечи женщины, оторвала ее от Грега и сбросила с матраса.
Любовь откатилась на коврик рядом с кроватью. Она хрипло вскрикнула, прижала руки к груди и перекатилась на спину. В груди торчал нож. С губ срывались хрипы, она вытаращилась на инспектора Оттолайн и рвано вдохнула, с пустыми от ужаса глазами.
Инспектор смотрела, но ничего не предпринимала.
Ладони Любови судорожно сжались на рукоятке ножа — раз, другой — потом соскользнули и упали на пол. Изо рта потекла кровь. На ресницах повисли слезы, словно роса, а вокруг лезвия распустилось кровавое пятно, словно лепестки мака. Темно-красная влага расползалась все больше, пропитывая платье, окрашивая хлопок в алый цвет, подбиралась наверх к горлу, чтобы слиться с окровавленным лицом, и вниз к чреву, пятная красным нижнюю половину тела.
Когда кровь пропитала пах, грудь Любови замерла.
Мертва. Злая ведьма мертва.
Инспектор Оттолайн начала развязывать Грега.
Несмотря на боль, Лили сопротивлялась желанию поддаться забытью, не отрывая глаз от сына вплоть до того момента, когда инспектор Оттолайн подняла его с кровати, посмотрела на нее и сказала:
— Грег в порядке. Ханна в порядке. Теперь они оба в безопасности.
Эпилог
Перлайн
Шаги в коридоре. Она идет.
Перлайн смотрела на Изабель, сидевшую на больничной койке, белую как простыня, с пустыми глазами. С того момента, как они вышли из леса, она не произнесла ни слова. Как будто пережитое лишило ее голоса. Как будто речь требовала слишком больших усилий.
Была в этой маленькой девочке какая-то жесткость, разрывающая сердце Перлайн. Она так много испытала. Любовь с Безмятежностью украли у Изабель четыре года невинности, четыре года, которые она должна была прожить в любви и безопасности, дома со своей настоящей семьей, где чувствовала бы себя защищенной, а не в чужом жилье с двумя неуравновешенными незнакомками. Любовь и Безмятежность необратимо навредили ей. Травма, которую они нанесли Хартам, навсегда изменила жизнь семьи. Восстановление будет долгим и трудным для всех участников. Хотя Изабель нашли живой, это не назовешь счастливым концом.
При взгляде на маленькое личико Изабель, желудок Перлайн сжался. Она положила конец неволе девочки, но не ее страданиям. Со временем, после многих лет терапии, эти страдания побледнеют в памяти, но ничто не возместит эти потерянные годы и ничто не вернет ту прежнюю Изабель. Та личность исчезла, умерла, как сама Любовь.
Перлайн повернулась на звук открывшейся дери, и в палату вошел медбрат. Он улыбнулся Изабель, которая не поднимала глаз от своих рук. Следом за медбратом вошел еще один человек. Перлайн напряглась и выдавила улыбку, но Фэй Харт смотрела только на ребенка на кровати.
Миссис Харт остановилась чуть поодаль, глаза ее рыскали по дочери, впитывая каждую деталь. Кажется, прошла вечность, прежде чем она прижала ладони к груди.
— Изабель? Изи? Малышка?
Изабель подняла голову и уставилась на Фэй Харт. Время остановилось в ожидании, но девочка продолжала молча смотреть. Ни намека на узнавание, ни малейшего проблеска радости или облегчения, ничего. Маленькие детские ладошки вяло и безжизненно лежали на коленях, грудь была так неподвижна, что девочка могла сойти за мертвую.
Фэй взглянула на Перлайн широко открытыми глазами. Лицо молодой женщины лишилось всех красок, а губы задрожали.
В сознание Перлайн закралось ужасающее сомнение. Она тряхнула головой, но мысль не отступала: они ошиблись. Она ошиблась. Девочка на кровати — не Изабель Харт. Она нашла другого ребенка. Результаты ДНК еще не пришли. Что, если…
Фэй Харт застонала и упала на колени. Ее голова резко дергалась вверх-вниз, но она молчала; женщина, онемевшая от горя, которое вернулось в полной мере с осознанием, что этот кошмар не закончился. Она не заберет сегодня свою маленькую девочку домой. Ее маленькой девочки нет.
Этот ребенок не Изабель Харт.
Перлайн заколотило. Оглушающее чувство бессмысленности собственной жизни обрушилось с такой озлобленностью, что она ослепла. Отец был прав с самого начала. Она недостаточно хороша. Сколько бы она ни пыталась, ее усилия бесполезны.
— Мама?
Фэй замерла.
Перлайн моргнула в полной уверенности, что ей послышалось. Она уставилась на ребенка, чьи глаза покраснели, но сверкали.
— Мама? — прошептала девочка.
Фэй подняла голову.
— Детка?
Изабель спрыгнула с кровати и бросилась обнимать мамочку. Обе разразились слезами, слившись в объятии. Мать и дитя, снова вместе, наконец-то, как и должно быть.
Лили
Лили оторвала голову от подушки и обняла Джона за плечи. Уткнулась носом в его шею и вдохнула его запах, и он обнял ее в ответ. Несколько минут они не отпускали друг друга. Маленький шаг в верном направлении.
Джон отстранился и посмотрел ей в глаза.
— Мне так жаль, что я не рассказал тебе. Я…
— Прекрати извиняться. Я знаю, почему ты не сказал. Ты зря стеснялся рассказывать мне, но я понимаю. Теперь все обретает смысл. — Лили помолчала и закатила глаза. — Поверить не могу, что действительно думала, что ты изменяешь мне с Джульеттой Пикеринг.
Он улыбнулся:
— Наверняка одна из моих футболок измазалась бы в этом искусственном загаре.
Лили засмеялась:
— Когда встану с кровати, придется ехать к ней с бутылкой — или тремя — вина и падать в ноги.
— Не переживай. Она понимает.
— Все равно. Я это сделаю. Надо поблагодарить ее за все, что она сделала для тебя. Для нас.
Лили чувствовала, что снова может дышать.
Дверь открылась, в палату вбежали Ханна с Грегом и запрыгнули на нее.
— Осторожней, вы двое, — сказал Джон, ероша волосы Грега. — Ваша безбашенная мама еще не восстановилась.
— Джон, — сказала она, — следи за языком.
— Безбашенная! Безбашенная! Мамочка безбашенная! — запел Грег.
Ханна легла рядом с ней и погладила по волосам.
— Я только что получила сообщение от Изабель: мама купит ей щенка. Кокер-пуделя. Она в восторге. Собирается назвать его Жужа.
— Отличная новость, — сказала Лили, стараясь не слишком задумываться о том, сколько страданий выпало на долю Изабель Харт и ее семьи и что эти страдания еще не закончились. Невозможно представить разлуку длиной в четыре года. Хотя Изабель вернулась домой, но она уже никогда не будет прежней. Никакая терапия не может перемотать годы и вернуть им потерянное время. И ничто не заставит их забыть.
Ее собственные дети не избежали последствий. Грег начал писаться в постель, а у Ханны появились проблемы со сном. Джон сказал, что обнаружил ее читающей в кровати в три часа ночи. Когда он спросил ее об этом, она разрыдалась и сказала, что никак не может избавиться от тревоги. Лили надеялась, что психотерапия поможет ее деткам, но знала, что случившееся навсегда изменило их.