Он выскочил из квартиры, что-то проорав в ответ дочери, высунувшейся из дверей комнаты. Пешком, грохоча ботинками и едва не упав, сбежал вниз по лестнице и распахнул дверь подъезда. Старая, видавшая вместе с видами и лучшие времена ржавая «Нива» стояла напротив. Сергеич открыл дверцу, положил карабин на пассажирское место и уселся за руль.
– В клуб, значит, собираетесь? Интересно, в какой?
– А у нас один такой клуб, – ответил он сам себе, глядя в зеркало над приборной доской. – Блядская «Селедка».
Двигатель надсадно взревел. «Нива» дернулась, резко сдала назад, врезавшись бампером в припаркованный Ford. Завыла сигнализация, лихорадочно замигали оранжевые огни. Сергеич выругался и крутанул руль. Машина, вновь заревев и едва не встав на дыбы, рванулась вперед и вынеслась на проспект.
Ему хватило самообладания не врезаться ни в кого по дороге и даже чуть-чуть сбавить скорость. Дело предстояло нешуточное, и глупо было бы все испортить случайной аварией. Но на последнем, прямом участке проспекта перед «Селедкой» он все же не выдержал и понесся вперед ураганом. Резко затормозил, чуть не ткнувшись в руль носом, притерся правым бортом к какому-то автомобилю и посмотрел в окно. Оба командированных стояли у входа в клуб, как будто специально его поджидая, и курили, о чем-то переговариваясь. Сергей Сергеевич сдернул «Сайгу» с сиденья, щелкнул предохранителем, передернул затвор и выскочил из машины с оружием наперевес.
Его заметили, только когда он уже вскинул карабин к плечу и прицелился. Кто-то закричал. Мужик в очках закрутил головой, пытаясь понять причину тревоги.
– Эй, чепушила! – позвал его Сергей Сергеевич, и, когда тот обернулся, нажал на спусковой крючок.
Даниил увидел Лилю издали. Ее нельзя было не заметить: рыжая, на каблуках, в белой короткой курточке, расстегнутой на глубину декольте так, что большие упругие груди, стиснутые тугим лифчиком, подпрыгивали при каждом шаге, словно собираясь вот-вот выскочить наружу. Даниил подумал в первое мгновение, что ей, наверное, холодно – сам он уже продрог до соплей, пока слонялся последние четверть часа взад и вперед вдоль стены клуба, – но от нее почти ощутимо исходила волна такой живой теплой силы, такой солнечной, яркой энергии, что казалось, она может согреть собой всю улицу, какое там – весь этот город, заставить заулыбаться серое море и пробить брешь в низких тучах до самого неба. Он встал перед ней, лихорадочно думая, что должен сказать или сделать, но солнце померкло, а Лиля, едва скользнув по нему взглядом, качнула бедрами, сделав шаг в сторону, обошла его как ни в чем не бывало и направилась к входу в «Селедку», рядом с которым стояло несколько человек: курили, разговаривали по телефонам, выскочив без верхней одежды в промозглую ночь.
Даниил растерянно смотрел Лиле вслед. Она остановилась. Он было шагнул вперед, но Лиля достала из сумочки телефон, прижала к уху и заговорила, повернувшись в сторону Даниила, так что он смог увидеть, как сморщился ее носик и надулись немного губы, складываясь в недовольную гримаску.
Со стороны дороги резко взвизгнули тормоза. Из грязной машины выскочил высокий худой человек с морщинистым злым лицом и жестким ежиком седых коротких волос. Дерганым, нервным шагом он подошел ближе, ступил на тротуар напротив входа в клуб, остановился и вскинул руки. Даниил даже сразу не понял, что тот держит в руках, а когда миг спустя сообразил, то обомлел и раскрыл рот. Это был автомат, черный, тускло блестящий металлом, с длинным рожком. Человек расставил ноги и прицелился. Лиля стояла к нему спиной и все еще говорила по телефону. Даниил хотел было что-то сделать, крикнуть, как-то предупредить, может, броситься к ней, но то, что происходило у него на глазах, было так дико, невероятно, неправильно, невозможно, что он мог только стоять и смотреть, раскрыв рот, вытаращив глаза и опустив руки. Ремень сумки соскользнул у него с плеча.
Раздался чей-то крик. Лиля стала поворачиваться в сторону мужчины с автоматом.
– Эй, чепушила! – хрипло выкрикнул тот, и в следующий миг грянул выстрел.
Лиля услышала резкий хлопок и увидела, как голова высокого мужчины в костюме, минуту назад с улыбкой щурившегося через очки в ее сторону, резко дернулась. Затылок над толстой, покрытой складками шеей разлетелся кровавыми брызгами. Что-то липкое и горячее брызнуло на ее грудь. В динамике телефона закричал отец, но Лиля его не слышала: она стояла, остолбенев, и смотрела на злобный блеск сузившихся желтоватых глаз поверх длинного ствола карабина в нескольких шагах от нее. Тощий старик с винтовкой в руках чуть повернулся, навел дуло на еще одного мужчину в костюме и снова выстрелил. Тот отлетел, ударился спиной о стену и медленно сполз вниз, широко раздвинув ноги. Серые брючины задрались кверху, оголив белые волосатые ноги чуть выше сползших черных носков.
Люди у входа, пригибаясь, бросились врассыпную. Лиля пронзительно завизжала. Старик с карабином повернулся на ее крик, и она увидела прямо перед собой круглый черный срез чуть дымящегося дула. Она снова взвизгнула, взмахнула рукой – мобильник, вращаясь, ударил стрелка в кустистую правую бровь. Тот мотнул головой, зарычал, ствол дернулся в сторону, грохнул выстрел, пламя вырвалось едва ли не на полметра, и Лиля услышала, как что-то с низким гудением пролетело над ухом, будто шмель прожужжал мимо. Запахло пороховой гарью и горячим железом. Со стены посыпалась отбитая штукатурка. Лиля развернулась и метнулась прочь, едва не сбив с ног замершего посреди тротуара лопоухого мальчишку в очках.
– Мальчик, что ты стоишь, беги! – закричала она.
Паренек не двинулся с места. Лиля схватила его за руку, рывком сдернула с места и побежала, волоча за собой.
За спиной снова ударил выстрел. Вокруг кричали на разные голоса, бежали, прятались за машины. Нога на неудобном высоком каблуке подвернулась, и Лиля бы непременно упала, но мальчишка в очках с неожиданной силой вцепился ей в руку. Лиля быстро нагнулась, сорвала с ног туфли, перехватила их в одну руку, другой снова сжала горячую, мокрую ладонь паренька и побежала вперед, не чувствуя холода ледяных луж под ногами, не думая, не видя, почти не соображая, как человек, изо всех сил вырывающийся из сна, превратившегося в кошмар.
Пуля попала очкастому здоровяку аккурат вверх переносицы. Сергей Сергеич видел, как разлетелась шрапнелью оправа, как дернулась голова, как густые кровавые брызги из разломанного затылка плеснулись по сторонам и на серо-желтую стену.
Его охватил чистейший, ослепительный, искрящийся ликованием восторг. Это было похоже на глоток горного воздуха после долгих лет, нет, десятилетий, проведенных в подземной тюрьме.
– Да! – заорал он и прицелился во второго, того, что был пониже и толще. Тот выглядел уже не так уверенно, как час назад в магазине, нет, совсем не так: пухлая физиономия из розовой стала белой, он присел, вытянул вперед руки, из трясущихся губ понеслось какое-то бормотание, а растопыренные пальцы, на одном из которых припухла и покраснела кожа от содранного кольца, дрожали, как будто с похмелья.
Сергей Сергеич осклабился и выстрелил, с наслаждением ощутив мощный толчок отдачи. Толстяк врезался спиной в стену рядом с входной дверью, уселся на задницу и раскорячился на грязном асфальте, как раздавленный паук.
В панике заметались вокруг люди и тени. Справа кто-то завизжал, как свинья, почуявшая острие заточки. Сергеич обернулся на звук: какая-то рыжая грудастая девка верещала, выпучив на него круглые карие глаза. Сергей Сергеич вскинул «Сайгу», но визгливая сучка бросила в него что-то, кажется, свой мобильник, угодивший жестким пластиковым ребром в бровь. Боли не было, но он дернулся, рефлекторно нажал на спуск, выстрелил и промазал. Он было снова прицелился вслед убегающей рыжей, наведя мушку точно посередине спины в белой куртке, но уловил боковым зрением, как от входа в «Селедку» к нему метнулась какая-то тень. Сергеич стремительно развернулся – и вовремя, как раз чтобы успеть почти в упор выстрелить в молодого охранника, бежавшего на него с широко расставленными руками. Пуля вошла парню в живот, мгновенно окрасив ярко-алым белую ткань рубашки. Охранник охнул, упал, скрючился на асфальте, хрипло завыл и пополз обратно к дверям, вяло суча согнутыми ногами по тротуару.
– Что, приуныл, герой? – торжествующе поинтересовался Сергеич. Сделал шаг, встав над корчащимся у его ног раненым, вытянул руку, приставил дуло «Сайги» к голове и надавил на спусковой крючок. На этот раз к пороховой кислой вони добавился запах горелых волос. По асфальту расплескалось пятно, будто кто-то каблуком раздавил гнилой помидор. Сергей Сергеич чуть отступил и с удовлетворением огляделся, как художник, окидывающий взглядом наброски к живописному полотну.
Здоровенный мужик в очках валялся в луже на тротуаре, как тюк с тряпками и потрохами. Его приятель сидел, свесив голову, у стены; из раны в груди толчками текла густая кровь, на губах пузырилась розовая пена. Скорчившийся у двери охранник застыл, лежа головой в растекающейся кровавой каше. Автомобили на проспекте останавливались, некоторые разворачивались поспешно и уезжали, некоторые стояли, тревожно мигая рыжими аварийными сигналами. Тротуары опустели. Прохожие, как тени, растворились в ночи. Сергей Сергеич вдохнул полной грудью и улыбнулся. Сердце разухабисто отплясывало в груди, как перепивший грибного отвара шаман, кровь кипела и пузырилась, в каждой клетке тела пульсировала и билась бешеная, веселая, молодая жизнь.
– Э-ге-ге-ге-гей! – во всю глотку заорал он и, поворачиваясь на каблуках, не целясь разрядил остаток обоймы по автомобилям. Зазвенело стекло, взревели моторы, кто-то пронзительно и жалобно заголосил.
Сергей Сергеич деловито отсоединил магазин, полез в карман, вынул патроны и не спеша, поглядывая на дверь клуба, стал заряжать их один за одним. Странно, но на улицу пока никто не вышел: то ли не слышали выстрелов в грохоте музыки, пульсировавшей басами, как забивающий стальные сваи молот, то ли, наоборот, все слышали и прятались, как крысы в темной норе.