еред, надеясь, что тоннель впереди не обвалился и все завалы остались за его спиной.
— Анжей, ты здесь?
Несмотря на то, что голос Альвариэ прозвучал очень тихо, полуэльфу он после часа гнетущей тишины, нарушаемой лишь дыханием и биением сердец, показался почти криком. Маг вздрогнул, дернулся сесть.
— Здесь, — отозвался он спустя несколько секунд, уняв испуг. — Нельзя так пугать…
— Извини, — коротко проговорила воительница, и юноша изумленно распахнул глаза — услышать от жесткой, суровой Ллинайт извинения было так же непривычно, как если бы ему вдруг сказала «доброе утро» его собственная трость. — Анжей, где мы… И что вообще произошло? Воздух здесь такой странный…
— Старайся говорить короче, — посоветовал полуэльф. — Лучше бы вообще молчать, но страшно, — легко признался он.
— Страшно, — согласилась женщина. — Ответишь?
— Обвал. Тебе раздробило ногу.
— Помню. Что потом?
— Я сумел выбраться. Нас завалило здесь. Вызвал духа, он вылечил тебя. Теперь ждем.
— Чего?
— Смерти. Или помощи. Как повезет.
Альвариэ немного нервно рассмеялась.
— И каковы, по твоему шансы на помощь?
— Минимальны, — честно ответил полуэльф. — Но надеяться мне это не мешает. Не хотелось бы умереть сейчас, когда есть цель и смысл дальнейшего существования.
Как-то совершенно незаметно они перешли с «краткого» на нормальный стиль общения. Когда так близко и неотвратимо витает смерть, медленно протягивая холодные пальцы, хочется изо всех сил создать иллюзию жизни и тепла. Пусть даже этим и уменьшая реальные шансы выжить.
— Анжей, объясни: почему ты вытащил меня?
— А ты бы меня бросила?
— Нет.
— Тогда почему ты считаешь меня настолько хуже? Может, я слаб и болен, неспособен за себя постоять в бою, и от меня постоянно одни только проблемы, но это еще не значит, что я вообще ни на что не годен, — без тени обиды в голосе, даже слегка насмешливо проговорил юноша. Северянка сконфуженно умолкла, но ненадолго — ей тоже не хотелось оставаться в тишине, нарушаемой лишь отмеряющими последние часы ударами сердец.
— Там, в пещере… что это было? Когда ты вдруг так… изменился. И потом нес меня на руках, несмотря на… твою слабость и хромоту. Что это было?
Он молчал довольно долго, словно бы раздумывая, ответить или нет. Но на самом деле полуэльф уже решил, только не знал, как именно ответить.
— Ты знаешь, кто я? Адепт культа Порока. Во мне живут две Грани Демона культа. Шесть пороков из пятнадцати, вложенных в демона его создателями. Помнишь, я устроил пир на последние деньги?
— Такое забудешь, как же…
— Чревоугодие. Я не понимал, что это не мое желание. Это был первый раз, когда Грань так открыто пробудилась.
— Все равно не понимаю, как это относится к тому, что произошло во время обвала, — Альвариэ пожала плечами. Несмотря на абсолютную, непроглядную темноту, Анжей чувствовал на себе ее пытливый, заинтересованный взгляд.
— Очень просто. Меня одолевают пороки, заложенные в Грани. Самый сильный из них на данный момент — сладострастие, он же похоть. Пороки дают мне силу, если я их так сказать удовлетворяю. Но если я поддаюсь пороку, то каждый последующий раз мне становится все сложнее и сложнее ему сопротивляться. Однако, если мне удается его сперва пробудить, а потом обуздать — я получаю только силу. Ну и откат, но это уже потом.
— И?… — протянула воительница. По ее тону полуэльф понял, что она уже начала догадываться.
— Я представил тебя обнаженной, — с усмешкой проговорил он. Альвариэ скрипнула зубами, но промолчала. — Порок просыпается очень легко, достаточно одной мысли об удовлетворении пробуждаемого им желания, а если представить все в красках… Главное потом удержать его под контролем, использовать силу, но не поддаться искушению. На твое счастье, мне удалось. За счет этого я и смог и отбросить придавивший тебя камень, и вытащить из-под обвала, и пробежать с тобой на руках довольно долго. К сожалению, я свернул не туда, и теперь мы здесь замурованы. Если Тэйнар и остальные не найдут нас в ближайшие несколько часов… я тебя убью.
— Что? — Ллинайт ждала какого угодно окончания фразы, но только не такого.
— Ты хочешь медленно и мучительно умереть от удушья? — иронически поинтересовался юноша. — Я — не хочу. Потому лучше убью тебя, а потом себя. Лишь бы сил хватило…
Альвариэ медленно вдохнула спертый воздух.
— Нет. Я продержусь дольше тебя, кроме того, я сильнее. Я убью тебя, а потом покончу с собой. Так будет разумнее.
Он минуту помолчал.
— Хорошо. Спасибо… я боялся, что мне может не хватить сил.
— Все будет хорошо. Или, по крайней мере, быстро, — северянка протянула руку, на ощупь нашла ладонь Анжея, слегка сжала пальцы. Тот мгновение помедлил, и вернул движение. — Спасибо, что вытащил.
— А что с того толку?
— Просто спасибо. Прости, что так в тебе ошибалась.
— Прощаю, — серьезно отозвался он.
— Можешь ответить еще на один вопрос? — все же спросила Альвариэ. Она с самого начала хотела спросить, но…
— Могу.
— Зачем ты заставил меня хотеть тебя? Для чего тебе это было нужно?
— Ни для чего. Я вообще не специально это сделал. Когда я выпускаю порок, он излучает свою силу, особый магнетизм… Ни одна женщина мира, и ни один мужчина не устоит передо мной, кроме, возможно, других адептов. Это я контролировать не могу.
Ллинайт содрогнулась.
— И как тебе удается этим не пользоваться? — осторожно спросила она.
— Альвариэ, — медленно проговорил Анжей, осторожно подбирая слова. Он совсем не хотел случайно обидеть собеседницу, но учитывая то, что шансы выжить пока еще оставались, пусть и ничтожные — он считал, что этот разговор лучше довести до конца сейчас, потому что ни один из них впоследствии не сможет к нему вернуться. — Альвариэ, мне всего двадцать лет. Для полуэльфа это очень мало. Ты, наверное, не поверишь, но я очень наивен в вопросах взаимоотношений с… девушками. Я наивно и по-детски хочу любить и быть любимым. Или хотя бы просто искренней обоюдной симпатии. Я не понимаю, прости за выражения, совокупления ради совокупления, мне это кажется чем-то лживым и грязным. А пока во мне живет Грань, никакое желание мною женщины не будет действительно моим. Любая симпатия, любовь, просто интерес, они будут опошлены и испорчены пороком. Больше того, если я однажды не удержу Грань и… проведу с кем-нибудь ночь, неважно, из каких побуждений — больше я справиться с этим пороком не смогу. Оно настолько же сильнее меня, насколько взрослый и здоровый мужчина сильнее пятилетнего ребенка. Знаешь, я ведь чуть не сорвался. Лишь в последний момент осознал все, что только что сказал, и каким-то чудом сумел удержаться на краю. Мне страшно даже думать, что было бы, если бы я тогда поддался… Но с тех пор у меня желания пользоваться этим своим магнетизмом нет никакого.
Он замолчал. Молчала и Альвариэ, одновременно пытавшаяся придти в себя после этой простой и бесхитростной исповеди, и придумать способ хоть как-то разрядить обстановку.
— И что, собираешься так и оставаться до старости лет девственником?
— Во-первых, я не девственник, — хмыкнул полуэльф. — Когда умер учитель, и я начал странствовать, мне стало интересно: а что это вообще такое, почему многие так хотят этого? У меня были деньги, я пришел в бордель… Знаешь, это одно из самых омерзительных моих воспоминаний. Пустые глаза, похотливое тело, расчетливо-безразличная маска вместо души… Говорю же, я наивно уверен, что такое — должно происходить только при обоюдной симпатии, а лучше — по любви. Совокупление ради совокупления — это как у кошек по весне, только хуже. У кошек хотя бы инстинкты и продолжение рода, а у людей и прочих — просто похоть, и ничего кроме. Это противно. Единение тел должно быть только приятным приложением к единению душ.
— Необычное отношение для молодого мужчины.
— Может быть.
— Ты сказал «во-первых». Значит, есть и «во-вторых»?
— Да. Во-вторых — я не доживу до старости, — коротко отрезал Анжей. — Альвариэ, я ответил на твои вопросы?
— Да.
— Тогда давай просто полежим и помолчим. Я верю, нас ищут… Перед тем, как нас здесь завалило, я отправил телепатическое сообщение, но не уверен, что его услышали — я плохо сконцентрировался, и заклятие могло сорваться. Но надеяться пока что можно.
— Что ж, будем надеяться.
Он умолк, и пещера вновь погрузилась в тишину, разрываемую на краткие неровные отрезки времени ударами сердец и хриплым, учащенным дыханием. Кислорода оставалось все меньше. Время от времени кто-нибудь слегка сжимал пальцы, чтобы поймать ответное движение, доказывающее, что он не один в этом душном аду.
Два с половиной часа ожидания вымотали всех куда больше, чем если бы пришлось таскать вручную тяжелые камни. Каждый раз, когда очередная порция песчаника обращалась в воду, и медленно уходила по наклонному тоннелю, члены отряда вглядывались в темень зияющего провала, пытаясь разглядеть, не закончился ли он, нельзя ли наконец прервать тягостное ожидание, и вернуться к работе?
— Почти все, — выдохнул Вейн, провожая взглядом водную массу, лениво и неторопливо устремившуюся к выходу. — Еще пять минут — и можно идти дальше.
— Пойду разбужу Тэйнара, — целительница поднялась на ноги, но ее жестом остановила Илона.
— Не стоит. Он проделал огромную работу, и должен отдохнуть. Сейчас нас с братом черед.
Как только сошла последняя вода, ла Церреты и Лэрта чуть ли не бегом бросились по неширокому тоннелю. Спустя почти сотню ярдов они уперлись в завал.
На этом месте заканчивался песчаник, и начинался камень. Глыбы разных форм и размеров, хаотично сваленные друг на друга, производили гнетущее впечатление: каждый понимал, что останется от человека, если эдакая махина упадет сверху.
— Анжей все равно жив, я уверена, — с ужасом разглядывая глыбы гранита, проговорила Илона. — Он жив…
— Да, он жив. И мы обязаны его спасти, — спокойно отозвался Вейн. — Илона, здесь все крупное — это по моей части. Дальше… — он коснулся ладонью камня, бросая анализирующее заклинание: — а дальше придется поработать тебе. А сейчас, отойдите в сторону, пожалуйста. Не хочу, чтобы вас задело.