Я видел четко налаженную систему поставок и контроля качества, где каждая партия сырья проходила строгий осмотр, а каждое готовое изделие проверялось целой командой опытных мастеров, некоторые из которых имели таблички (но Никифор с ними почти не общался).
Целая паутина агентов и посредников в городах и деревнях: они собирают слухи, доставляют заказы и следят за мелкими травниками даже в деревнях и селах.
Множество лабораторий, каждая из которых была предназначена для работы с определенного вида зельями: лечебными эликсирами, боевыми стимуляторами, ядами и противоядиями. Один цех Крайслеров за месяц смог бы повторить мои улучшенные рецепты, а они властвуют не один десяток лет. Я искал причины, по которым у Крайслеров нет улучшенных рецептов, и не находил ни одной. Зато мне на ум настойчиво шла мысль: у Дома зельеваров уже есть улучшенные рецепты, причем такие, до которых мне еще трудиться и трудиться. Не может зельевар, даже с табличкой, меньше чем за полгода дорасти до лучших умов Крайслеров и перерасти их!
Думаю, принц не знает об улучшенных рецептах по двум причинам: либо они не выгодны для массового производства, либо Крайслеры приберегли их для себя.
Есть еще третий вариант: Крайслеры саботируют зельеварение. Если подумать на эту тему, можно прийти к выводу, что за Домом стоит кто-нибудь типа Недзуми или иной духовный зверь, который обрел разум. Но это скорее из теорий заговора.
Дождь усилился, но я почти не обратил на это внимания, поглощенный мыслями о том, что я — лягушка на дне колодца в сравнении с теми, кто живет и развивается десятки, а может, и сотни лет.
Табличка — не такой уж редкий товар, раз людей с нею ловят едва ли не каждый год. Если я со специализацией в восемнадцать единиц варю классные зелья, то чего добиваются люди со специализацией в сорок, в шестьдесят единиц зельеварения? Есть ли алхимики, достигшие ста, и почему они до сих пор не на троне? Может ли практик достичь ста единиц в навыке, и может ли развиваться дальше?
Мысли переключились на убийство десятка Крайслеров возле заброшенного кладбища. Принцу я верил, и верил в то, что тот попытается защитить моих родных, пока это будет в его интересах. Но перестраховаться будет правильнее.
В памяти Никифора не нашел тех, кто мог бы помочь мне в игре против Крайслеров. Людей, которые недовольны Крайслерами, много — Дом зельеваров вальсировал в политике Руанского королевства очень давно и успел оттоптать немало мозолей. Но все эти люди со мной даже разговаривать не захотят — я никак не зарекомендовал себя, не стал известным. Я — зельевар, в конце концов; меня могут принять за пособника Крайслеров.
Что удержит влиятельный дом от моего убийства? Не моя полезность Крайслерам (даже если бы я собирался плясать под их дудку). Я уже сделал такое, за что власть имущие обычно убивают, и не важно, сколько прошло времени — год, или десять лет.
От моего убийства их могут удержать две вещи: если я найду влиятельного покровителя (куда уж влиятельнее), или — если моя смерть принесет Дому куда больше проблем. Второе я смогу обеспечить только, если покопаюсь в памяти кого-нибудь из высокопоставленных Крайслеров, повыше Никифора. Например, выпотрошу память мужчины, который ежегодно инспектирует зельеварную мастерскую секты Тьмы, запишу все нехорошее на бумаге и найму человека, который в случае моей смерти или гибели кого-то из родных разошлет сведения энергичными почтовыми голубями. После чего можно вежливо уведомить Крайслеров о том, к чему приведут неосмотрительные действия.
Когда резерв Ци начал подходить к концу, я свернул с дороги и углубился в лес, пытаясь найти место подальше от посторонних глаз. Остановился рядом с небольшим оврагом, окружённым густыми кустами и старыми, покрытыми мхом деревьями.
Морось с неба усилилась, и я раздражённо стряхнул капли с капюшона.
— Ладно, пойдет… — пробормотал, покосившись на черное небо.
Двести метров от дороги — вполне достаточно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Следов я почти не оставил, и если меня и преследует кто-то, вряд ли найдет, где я свернул. Если даже небольшой костер разведу, его вряд ли кто увидит.
Я привычно вытащил палатку и развернул её на сырой земле.
Пока я возился с колышками и растяжками, с веток деревьев то и дело срывались крупные холодные капли, попадая то на капюшон, то на голые ладони. Я тихо ругался себе под нос, но руки сами делали привычную работу быстро и умело. Наконец палатка была готова.
— Вот черт…
Как будто мало мне было неприятностей за день, я только сейчас вспомнил о том, что собирался заменить прохудившийся спальник в селе, мимо которого прошел полтора часа назад. Хотя, с другой стороны, вряд ли поздним вечером там была бы открыта лавка.
Сумерки сгущались, лес постепенно оживал. Из кустов осторожно выглянула любопытная мордочка хорька: зверек внимательно посмотрел на меня блестящими глазами-бусинами.
— И чего уставился?
Хорёк фыркнул и исчез в кустах.
Похоже, люди здесь встречались редко, и местная мелочь совершенно не знала страха.
Покончив с палаткой и убедившись, что зверушки наконец потеряли ко мне интерес, я принялся чертить защитные печати вокруг места ночлега. Я аккуратно поднял слой листьев и хвои и начертил на земле печати, наполнив их энергией. Эти массивы должны создать надёжную преграду от духов и предупредить меня о приближении любого человека или духовного зверя.
Закончив последнюю печать, я удовлетворённо кивнул сам себе. Руны легли как надо — ровно и чётко. Теперь можно заняться костром.
Я отправился собирать ветки — задача оказалась не самой простой: всё вокруг было мокрым и сырым, но получилось наскрести относительно сухих веток.
Аккуратно выкопал небольшую яму, выложил колодец из веточек. Дерево не хотело разгораться: огонь на подпаленной бересте лениво кусал деревяшки, шипел и дымил, но спустя несколько минут, которые я провел, заслоняя костер от капель, разгорелось устойчивое пламя.
— Хоть что-то идёт, как полагается, — облегчённо вздохнул я, грея ладони у огня. С крепостью здоровья практика второго ранга я мог и в ледяной луже переночевать и не простыть, но никто не говорит, что это было бы хоть сколько-нибудь комфортно. Еду, кстати, тоже приятнее есть теплую.
Я достал из рюкзака глиняный горшочек с заранее приготовленной картошкой с мясом, плеснул туда немного воды из фляги и поставил прямо в огонь. Вскоре по поляне поплыл аппетитный аромат. Надеюсь, запах не привлечет кого-нибудь посерьезнее хорька.
Поужинав, заперся в палатке. По ткани барабанил разошедшийся ливень, но я в темноте и уюте. Можно лечь спать, а можно потренироваться с тенями, или со льдом, или доделать проект печатей для комнаты медитации, которую планирую создать в секте. Там осталось-то — составить печати для четвертой стены и для потолка. Я взял печати из беседки школы Небесного Гнева, но с помощью знаний рунных массивов, добытых из книг королевского лицея, я так переделал эти печати, что от основы там мало чего осталось. Зато результат должен быть шикарнейшим.
Параллельно я вел другой проект — повышающий духовный фон артефакт, который можно таскать с собой постоянно. Это ускорит мое собственное развитие — не сильно, но ускорит. Идеально было бы собрать формацию по типу той, что находится в королевском зверинце, но это оставлю на будущее. Если, конечно, меня за интерес к королевским тайнам не четвертуют.
Из размышлений меня выдернул звук лопнувшей струны, а потом по палатке прошла волна духовной силы — заныли зубы, свело скулы. Проигнорировать такое невозможно — сработала сигнальная печать.
Я схватил копье, выскочил из палатки и раздражённо выругался. Взгляд быстро скользнул по периметру стоянки, выискивая угрозу.
Приглядевшись к окружающей темноте, я увидел знакомый призрачный силуэт: между стволов деревьев ко мне медленно плыла прозрачная девушка. Эдакий призрак прошлого, который чуть не отправил меня на тот свет в первый день в Фейляне.
Правда, тогда я был куда слабее: может, убил бы призрака, а может — и слёг бы сам, попав под его удар. Сейчас я поднабрал в духовном весе, но один чёрт — из всего моего арсенала с нематериальным призраком по-прежнему способно справиться только копьё. Даже серебро в рюкзаке, и быстро его не достанешь. Слишком уж поторопился спрятать кошелёк поглубже, чтобы не смущать встреченных на тракте практиков видом пухлого кожаного мешочка.
— Да чтоб тебя… — зло бросил я в темноту, заглушая словами поползший по спине холодок. — Что тебе надо-то?
Призрачная девушка замерла прямо на границе защитных печатей, но ударить, швырнуть что-нибудь нехорошее или попытаться проломиться внутрь не попыталась. Силуэт завис в воздухе. Глаза — два тусклых огонька на мертвенно бледном лице.
Я стиснул древко копья, ощущая знакомое покалывание энергии в пальцах.
Тусклые огоньки её глаз вспыхнули чуть ярче, и призрак медленно подняла руку, указывая куда-то за мою спину. Губы её зашевелились, но до меня не донеслось ни звука — только тихий шелест, похожий на шепот ветра в листве.
— Что? — сердито переспросил я, стараясь скрыть охватившее меня напряжение. — Если ты хочешь что-то сказать, говори понятней!
Призрак дернулся, словно от боли, прозрачный силуэт задрожал. Она снова попыталась произнести что-то, но лишь беззвучно раскрывала рот, беспомощно сжимала и разжимала пальцы.
— Да говори уже! — терял я терпение.
Призрачная девушка вновь напряглась. Её едва заметный силуэт дрожал и исходил туманом, будто готовый вот-вот рассыпаться.
Наконец с губ сорвался тихий, едва различимый шёпот:
— Ку-ур-ган…
Голос был слабым и далёким, словно доносился из глубокой пропасти. Я нахмурился, стараясь понять её слова:
— Курган? Ты сказала «курган»?
Она едва заметно кивнула, глаза снова замерцали тусклым светом.
Я осторожно оглянулся через плечо — позади меня простирался лишь тёмный лес.
— Там опасно?
Призрак снова кивнул, на этот раз отчётливее и решительнее.