[366]. Именно внятность этих сил, каноничность символических элементов орнамента, выразить которые могли немногие, но понять — все, и делали возможным художественную позицию творца. Корни этого искусства уходят в ту пору, когда совершился переход от «фотографического» реализма палеолитического искусства к закономерной стилизации и геометризации изображений.
Насколько сильна и постоянна была эта тенденция в кельтском искусстве, нам еще предстоит увидеть. Сейчас важнее другое. Существуют памятники, которые, являясь подлинными произведениями искусства, с удивительной ясностью показывают, каковы были линии развития, когда эти два принципа сталкивались или, вернее, когда античные художественные принципы проникали в иную среду. Этот материал — галльские монеты. Найдены они во множестве и во всех областях страны, да к тому же мы можем по ним судить об эпохе и независимости, и римской оккупации. Монеты — явление достаточно массовое и способны более непосредственно отразить многие стороны действительности, чем ограниченная специфическими особенностями культа и другими факторами скульптура[367].
Кельтские монеты, как и другие произведения кельтского искусства, долгое время если не игнорировались как художественное явление, то чаще всего считались лишь варварской деформацией античных прототипов. При этом не учитывалось самое основное — кельтские мастера переосмысляли (художественно и символически) античные прототипы, исходя из норм своего мировоззрения, своей культуры, а вовсе не были неумелыми представителями той же культуры. Этот подход строился на тезисе, что культура, по сути дела, одна и только приблизиться к ней можно в разной мере. Культура человечества действительно едина, но слагается из множества целостностей, обладающих своей собственной внутренней логикой.
Одной из характернейших серий галльских монет, отталкивающихся от классических прототипов, представляются монеты юга страны — племен салассиев и юго-запада — лемовицев. Образцом для них было изображение льва на монетах Массалии (II, 12). Наиболее близкие к нему монеты сохраняют и греческую легенду, и общую структуру изображения, хотя и здесь мы уже видим стремление отойти от передачи позы льва, как характеристики состояния (свирепость, жестокость), и тенденцию к формализации фигуры. Задняя часть его приподнята, мускулатура задних ног, важная для начального изображения, атрофируется, а грива постепенно приобретает характер геометрическою рисунка (II, 4). На монете лемовицев (II, 8) прототип уже трудноузнаваем — тело льва приобретает форму спирали, основой которой явилась резко выгнутая задняя часть фигуры, пасть становится абстрактным полукругом, сходным со многими символами луны на других кельтских монетах, а другой экземпляр (II, 10) добавляет к фигуре (льва — уже сказать практически невозможно) три рога, символ могущества и плодородия, и некоторые другие, не очень ясные символы.
Интересный тип. кельтских монет сложился в II–I в. до н. э. в бассейне Гаронны (прежде всего на территории вольков тектосагов, хотя, надо заметить, из-за редкого присутствия надписей кельтские монеты в большинстве случаев можно атрибутировать лишь относительно достаточно широких регионов), где прототипом местных эмиссий послужили монеты Роды. Роза с четырьмя лепестками с этих монет быстро превращается в изображение креста, между ветвями которого помещены различные символические предметы — топор, ухо, крест в круге, круг, месяц и т. д. (III, 15, 17, 18)[368]. Здесь же мы встречаем монеты, на которых изображены вообще характерные для кельтского искусства спирали. На ряде монет их несколько, и они не переплетаются, на других мы видим их переплетение в форме свастики, на третьих — движение к этой же фигуре, исходящее из единого центра (существует и солярный символизм, но он не основной), — но уже от изображения креста (III, 20, 21, 22). Есть также монеты с чрезвычайно важным для кельтов изображением лошади и колеса с четырьмя лучами (между ног или на спине).
Характернейшую эволюцию претерпевает на монетах того же региона человеческое лицо. Голова нимфы на монетах вольков прогрессивно деформируется, причем мастером выделяются несколько символически значимых элементов, а все остальное постепенно пропадает. Такими символическими знаками являются прежде всего те же спирали, на которые распадаются волосы, изображение подчеркнуто увеличенного глаза и надбровной дуги, превращающейся в направленный острием вверх треугольник. Вокруг изображения иногда фигурируют точки и линии[369]. Надо сказать, что кельтские монеты отнюдь не предстают сухим и ничего не говорящим набором внятных только самим их создателям символов — напротив, изображения на них необычайно выразительны, позволяют судить о том, как кельты представляли себе одушевляющие мир силы.
Особую группу составляют монеты центра Галлии, где выделяются памятники арвернов. Многие монеты этого племени или, вернее, группы племен вдохновляются македонскими статерами, которые вообще играли большую роль в кельтском денежном обращении. Скорее всего, они проникали в Галлию не из южных районов, где господствовала денежная система, основанная на римских образцах, а через территорию совр. Швейцарии с адриатического побережья. Монеты арвернов наиболее близки к первоначальным образцам, и потому особенно показательны заметные и здесь изменения. На ряде монет (VI, 57, 58, 60) они не имеют, так сказать, «смыслового» основания и сводятся к постепенному преобладанию геометрического начала — мускулы ног лошадей превращаются в круги на линиях, тело непропорционально уменьшается, а колесо колесницы, явно приобретая символическое звучание (вместо него может фигурировать лежащая на боку цифра 8 — замкнутая спираль, круг или круг с точкой), изображается между ног лошади. Подобные монеты выпускались в Галлии до последних лет независимости, и изображенные на них профили сохраняют еще немало черт реализма. Это было в ряде случаев связано с тем, что они принадлежали историческим лицам — тенденция, в принципе не распространенная среди кельтских племен. Так, нам известна монета с подтвержденным легендой изображением юного Верценгеторигса (VIII, 85). В этом же ряду стоит монета (VIII, 89) с изображением воина, держащего в одной руке круглый щит и копье, а в другой древко с лунным символом сверху. Этот стиль напоминает нам художественные тенденции эпохи романизации с их попытками, не выходя за рамки реалистического изображения, передать элементы кельтской религиозной символики. Общий художественный уровень этого изображения, несомненно, не является чем-то выдающимся.
Портрет римлянина. I в. до н. э.
Москва. ГМИИ им. А. С. Пушкина.
Монеты эдуев и близких к ним территориально аллоброгов, которые еще до римского завоевания были втянуты в средиземноморскую торговлю и отношения с побережьем, демонстрируют в целом сходные с перечисленными закономерности. Мы видим здесь и монеты, где проработка деталей изображения служит целям углубленной трактовки человеческого лица, и монеты, где подобный подход заменяется гораздо более радикальной трансформацией изображения. Лицо персонажа (IX, 97, 98) делится на две части по горизонтали, нос сливается с возвышением лба и шлемом, губы и рот превращаются в точки. Надо сказать, что прием превращения контура в серию точек на линии (что мы отмечали выше относительно изображений ног лошади) довольно характерен для кельтских монет и почти безусловно имеет символическое значение35. Среди монет этих племен мы снова встречаем изображение лошади, между ног которой помещен круг с вписанным крестом. Заметим, что изображения и фигурки круга с варьирующимся количеством лучей или спиц — исключительно массовая находка в Галлии. Чаще всего их связывают с Таранисом — богом грозы; существуют и фигуры обнаженного бога с колесом. Преломление этого общемирового символа на кельтской почве требует подробного исследования 36, однако его основные черты ясны — центр является источником и принципом жизни-окружности, которая может делиться лучами на произвольное количество отрезков, но в реальности чаще всего их число было само символично (в данном случае четыре фазы луны, четыре века человечества и т. д.) 37.
На монетах битуригов, северо-западных арвернов и лемовицев вместе с уже названными темами на монетах появляется искусно стилизованное изображение необычайно почитаемого у кельтов животного — кабана, а также, возможно, фигура редкого на монетах бога с молотом (X, 114). Вместе с ними встречаются заимствованные из средиземноморского (в частности, карфагенского) репертуара символы — пальмовая ветвь, птица, клюющая змею. Новыми на этих монетах являются попытки (не всегда законченные и удачные), если можно так выразиться, промежуточного, абстрактно-реалистического подхода к трактовке человеческой фигуры (X, 107).
На северо-восток и северо-запад от этой центральной группы племен в продукции галльских мастеров заметны новые стилистические черты и несколько иной репертуар сюжетов. Интересно, что именно здесь, на большом удалении от эллинизированного юга Галлии, мы наблюдаем черты сходства между изображениями на монетах и произведениями, о которых мы говорили выше (головы из Энтремона и др.). В этом смысле показательна монета катувеллаунов и особенно приморских амби-ани[370], на которых мы видим чисто местные по стилю фигуры персонажа, держащего себя за волосы (?), и заключенной в два круга головы.
Существует тенденция проводить довольно резкое различие между художественными особенностями монет севера, прежде всего Арморики, и монет центральной группы галльских племен. Это верно, если говорить о большей «узнаваемости» античных прототипов в монетах центра, но не о различном типе их трансформации и мире кельтских символов. В этом смысле достаточно сравнить монеты соседей арвернов и битуригов лемовицев и северных байокассов. На первых (XI, 116–118, 120) мы можем подметить несколько не встречавшихся нам ранее элементов изображения и символов. Это относится прежде всего к фигуре лошади, которая на целом ряде монет изображена со стилизованным человеческим лицом и в боевом шлеме. На некоторых монетах, кроме обычно сопутствующего лошади круга с точкой или расходящимися лучами (о принципиальной идентичности этих символов мы уже говорили, что же до количества лучей, то здесь их нередко бывает шесть), над лошадью или под ней встречается изображение человеческого лица, также в шлеме. Над лошадью мы иногда видим до предела геометризированную фигуру с необычайно удлиненными руками. Морда лошади с человеческим лицом в русле общей стилистики кельтских изображений представляет собой треугольник с точкой на конце и глазом внутри. Круг сюжетов на монетах байокассов в принципе тот же, хотя изображения здесь несколько более экспрессивны и в то же время орнаментальны. Ткань изображения и его символика еще более усложнены по сравнению с описанными выше. Фиг