Рим.
Надпись составлена так, что сумма цифровых значений букв в строке составляет в строках
1–4–1726
5–7–2156
8–41–3000
Цифры первой строки образовали слова ακακία δε έπικρηματισμός, — и сумма их была также равна 1726.
Смысл этого документа не совсем ясен. Сам автор, имя которого Никон, говорит, что он написал «на благо технитам» — видимо, ремесленникам или техникам, или вообще специалистам. Надпись эту он определяет как наставление «на вечную память». Заключает он ее словами, что первой среди муз должна быть геометрия.
Мужской портрет из Пальмиры. Нач. III в.
Копенгаген. Нъю-карлсбергская глиптотека.
Кос прославили Гиппократ, врач Сим, поэт и критик Филета, арфист Феомнист. В Солах прославились философ-стоик Хрисипп, комический поэт Филемон и Арат, написавший трактат в стихах под заглавием «Феномены» (5, 8). Характерно, что наряду с представителями науки и культуры Страбон отмечает роль государственных деятелей, например Посидония с Родоса, который «занимал государственные должности и преподавал философию» (2, 13), а также народных вождей и ораторов (2, 24). Он описывает карьеру оратора Гибрея, ставшего, по словам Страбона, «народным вождем» в Миласах: «…его отец оставил ему мула для перевозки дров с погонщиком. Добывая себе пропитание таким путем, он стал на короткое время учеником Диотрефа из Антиохии; затем возвратился в родной город и занял должность смотрителя рынка». Сколотив небольшое состояние, он обратился к государственной деятельности, стал одним из ораторов в народном собрании и в конце концов сделался «властителем города» (2, 24).
В городах было широко поставлено обучение наукам и искусствам. Например, по словам Страбона, «жители Тарса с таким рвением занимались не только философией, но и общеобразовательными предметами, что превзошли Афины, Александрию и любое другое место, какое ни назовешь, где существуют школы и обучение философии. Отличие этого города от других в том, что здесь все, кто занимается наукой, — местные уроженцы, а чужестранцы неохотно переселяются сюда. И сами местные жители не остаются здесь, а отправляются за границу для усовершенствования; закончив образование, они охотно остаются на чужбине и только немногие возвращаются домой… Далее, в городе Тарсе много всевозможных школ риторики» (5, 13).
В противоположность этому довольно мало известно о врачах, о том, как шло их обучение, имелись ли какие-то «школы», занимались ли этим государство и полисы. Сведения, которыми мы располагаем, свидетельствуют о тех врачах, которым либо города ставят почетные декреты, либо они сами в надписях упоминают о своей профессии. К числу последних, например, относится посвящение императору Германику его вольноотпущенника Тиберия Клавдия Эпагата, который себя называет ιατρός ακ<ήσσΟς το·3 ιδίου πάτρωνος, т. e. medicus accensus patroni (IGRR, III, N 578). Еще об одном враче — вольноотпущеннике Тиберии Клавдии Тиранне — свидетельствует почетный декрет из Магнесии на Меандре, в котором его называют ученейшим мужем, знающим искусство врачевания и много сделавшим для города во время эпидемии (Syll.3, № 807). Известен άρκιατρός из Сидимы (IGRR, III, № 599), что свидетельствует о наличии нескольких городских врачей или коллегий врачей, из которых старшим был Марк Аврелий Птолемей, сын Аристодема.
Таким образом, из сообщений Страбона явствует, что в городах Малой Азии имелись философы, грамматики, историки, живописцы, врачи, ораторы, математики, риторы, поэты и критики, архитекторы, представители «изящных искусств» — музыканты, кифареды, арфисты. Особое место занимали атлеты, участвовавшие в спортивных состязаниях.
Характерную жанровую сценку изображают Страбон, описывая выступление кифареда: «…об Иасе (город в Карий. — Е. Г.) сочиняют рассказы в таком роде: когда однажды там выступил кифаред, все слушали его внимательно до тех пор, пока не прозвонил колокольчик, возвещавший начало продажи рыбы; тогда все оставили артиста и ушли на рыбный рынок, за исключением одного совершенно глухого человека. Тогда кифаред, подойдя к нему, сказал: «Очень благодарен тебе, любезнейший, за оказанную мне честь и за твою любовь к музыке; ведь все остальные, заслышав звон колокольчика, ушли». — «Что ты говоришь? — ответил глухой. — Неужели уже колокольчик прозвонил?», и когда кифаред ответил утвердительно, глухой поднялся, сказал: «Всего хорошего» — и ушел» (2, 21).
Некоторые из перечисленных Страбоном выдающихся личностей были своего рода энциклопедистами. Один из них, например, будучи оратором, написал историческое сочинение и дидактические поэмы, в которых дал географическое описание материков, а также небесных светил. Это потребовало от него разносторонних знаний как в гуманитарных науках, так и в области астрономии.
Не давая подробного анализа состояния различных отраслей науки в городах, что подробно освещалось уже в ряде монографических исследований и статей, отметим одну важную сторону этого вопроса. Горожане уделяли большое внимание развитию науки, обучались в различных школах, их дети посещали занятия грамматиков и риторов, занимались ораторским искусством. Врачи, архитекторы, представители различных наук пользовались в городах большим авторитетом, из их среды выходили государственные деятели.
Об уровне образованности и развития науки в деревнях мы знаем гораздо меньше. Отчасти судить об этом можно по изображениям на надгробных рельефах общинников. Они в известной мере отражают культурный уровень сельского жителя, круг его интересов.
Известны имена нескольких резчиков по камню, мастеров своего дела, которые на выполненных ими памятниках оставляли свои имена. Аврелий Татиан, показал на надгробном памятнике Аврелия Александра, сына Трофима, чем жил и интересовался его «заказчик», также сельский житель: мы видим прялку, веретено, стиль, таблички для письма, мешок, завязанный шнурком. Внизу — пара запряженных в плуг быков, гирлянда из виноградных листьев и грозди винограда. Несомненно, что Аврелий Александр был земледельцем, как и все жители этой общины, имел быков и обрабатывал участок земли. Однако стиль и таблички для письма говорят о его более высоком культурном уровне по сравнению с рядовым крестьянином (МАМА, VI, № 275), о чем свидетельствует и ономастика.
Надпись МАМА, V, № 111 знакомит нас с членами семьи, жившей неподалеку от Дорилея (совр. Султандере). Отца звали Эпафродит. Это обычно свидетельствует о том, что он был сначала рабом, а затем вольноотпущенником. Мать звали Гедоне. Детей своих они назвали Хрисогон, Евтюх, Афродисия и Элевтерос. Характерно, однако, что эта семья, несмотря на греческие имена всех ее членов, поклоняется местному культу Зевса Бронтонта и ставит алтарь, на котором, кроме надписи, имеется изображение орла с распростертыми крыльями.
Членов другой семьи зовут Гелиос и Гетия (МАМА, VI, № 279). Имя Γηθια, которое издатели VI тома МАМА считают негреческим, в своде имен Л. Згусты отсутствует. Встречается оно в эпиграфике Малой Азии лишь этот единственный раз. Гелиос — имя греческое, но в качестве личного имени встречающееся довольно редко.
Известен также Гелиос (без патронимикона) из восточной Фригии, совр. Моданли (МАМА, VII, № 404). Имя это имело и разновидности, например Гелиофон из местечка Сари Кайа в восточной Фригии (МАМА, VII, № 401).
К греческим именам следует отнести и имя Гермодик, которое носил житель сельского поселения, расположенного в юго-западной части Ликаонии (совр. Ковак). Родители его, как и он сам, были, видимо, греками: имя его созвучно имени Гармодия, одного из участников знаменитого заговора против Писистратидов (514 г. до н. э.).
Заслуживает быть отмеченным и имя Диадумен, ассоциирующееся с известной статуей Поликлета. В Малой Азии его носил раб, бывший сначала рабом в императорском имении, а затем живший около античной Lysias (в 60 км к югу от Афьон Карахисара). В надписи он называется ίππει… (МАМА, IV, № 114). По поводу данной надписи, найденной в самом центре местных сельских поселений Малой Азии, следует сказать следующее.
Несмотря на неполноправное положение этой семьи императорских рабов, глава ее носил чисто греческое и редко встречающееся имя Диадумен. Текст надписи написан на чистом греческом языке без каких-либо «местных» отклонений. Профессия главы семьи неясна — издатель предполагает восстановление текста ίππεια ρός. Эти обстоятельства указывают на определенный уровень культуры в этом сельском поселении.
Любопытны имена, встретившиеся в одной из надписей, найденных в районе Адрианополя (МАМА, VII, № 169). Там жила женщина по имени Γης Πανιδος. Слово Γης в качестве женского имени в Малой Азии вообще отсутствует. Имя ее отца в номинативе, видимо, Πανις, если генетив его Πανίδος. Згуста (§ 1197–1, стр. 405) отмечает, что, кроме этого случая, больше оно не встречается. Возможно, что имя Πανις — это написанное греческими буквами латинское слово panis.
Чрезвычайно интересным надгробным изображением является рельеф МАМА, IV, № 216. Надпись сохранилась не полностью, так что имя поставившего ее человека неизвестно. Однако и уцелевшая часть памятника — достаточно большого размера (0,69X1,77): слева на пьедестале изображен конь, обращенный вправо, в центре памятника частично развернутый папирусный свиток, справа от него футляр, где торчат шесть палочек для письма. Еще правее — табличка для письма и рядом с ней еще палочка. Справа бюст мужчины. Наличие свитка папируса, футляра с палочками и таблички для письма показывает, что человек, поставивший памятник, принадлежал к слою сельской интеллигенции. Он мог быть учителем, писателем, ученым. Издатели датируют надпись II–III вв. η. э. (см. также: IGRR, III, № 310). Следует отметить, что очень редко на надгробиях сельской интеллигенции встречались только изображения свитка и стиля. Обычно они дополнялись другими необходимыми вещами — веретеном и прялкой, корзиной для шерсти, садовым ножом (МАМА, VII, № 265, из восточной Фригии, совр. Пирибейли).