Среди добродетелей особенно подчеркивались трудолюбие, честная трудовая жизнь. На надгробиях часто изображались символы последней: покойный, идущий за плугом, работающий в мастерской, орудия труда, особенно плотничьи и строительные инструменты, сами по себе символизировавшие правильную, хорошую жизнь (Pseudoacr. Carm., II, 15, 2; Nonn. Marc. Comp, doctr., p. 233; Artemid. Oneir., I, 51). Нередки были на надгробиях изображения различных символов победы над смертью, вечного возрождения; иногда выражалась надежда, что покойный возродится в цветах и деревьях, выросших на его могиле. Повсеместно получили распространение изображения покойного с атрибутами того или иного божества, загробного пира, на котором он присутствовал с семьей, колясок, коней, лодок, птиц, перевозивших его в Элизий, Солнца, Луны, звезд, в сферах которых он должен был пребывать.
Возможно, также из философских спекуляций в народ проникла упрощенная демонология, сливавшаяся с астрологией и магией. Демоны Гении не только сопровождали человека (по Сервию, при рождении человек получает двух Гениев: один побуждает его к плохому, другой к хорошему, а после смерти наша судьба определяется их свидетельством, в зависимости от чего душа скорее или медленнее переселяется в новое тело, a за большие заслуги пребывает с богами. — Serv. Aen., VI, 743, 795), но и присутствовали повсеместно. Отсюда распространившееся по всей империи почитание Гениев места, обычно призывавшихся вместе с Юпитером Всеблагим Величайшим, городов, сел, стран, воинских частей, корпораций, родов деятельности и сходных с Гениями хранительниц — Тутелл. Возможно, что именно в это время внедряется в сознание пришедшая из философского пантеизма идея numina как особой, повсюду разлитой божественной силы, концентрировавшейся в богах, их потенциях, вещах, понятиях. Отсюда посвящения понятиям и предметам, вообще никаким культом не пользовавшимся, но по какой-то причине показавшимся дедикантам носителями такой силы. Часто в это время в посвящениях упоминаются numina богов и обожествленных императоров.
Судя по частым изображениям на сакральных и надгробных памятниках светил, общей стала и вера в их влияние на судьбу человека при жизни и его души после смерти. Считалось, что, нисходя на Землю, душа получает от Сатурна бесчувственность (torpor), от Марса гневливость, от Венеры похоть, от Меркурия корыстолюбие, от Юпитера властолюбие; или, по другому варианту: от Солнца — дух, от Луны — тело, от Марса — кровь, от Меркурия — способности, от Юпитера — честолюбие, от Венеры — страсти, от Сатурна — влагу; после же смерти душа оставляет в сферах светил, в своем восхождении на небо, все, что от них получила (Serv. Aen., VI, 714; XI, 51). Видимо, распространялись в упрощенном виде и некоторые философские максимы, например: «Согласно стоикам, всем правит разум, согласно эпикурейцам — случай» (Pseudoacr. Carm., I, 1, 9).
Но все же религиозные представления сельского и городского плеоса отличались от религиозных представлений высших классов и эволюционировали своими путями. Значительная часть провинциальных крестьян еще жила общинами или сохраняла значительные черты общинной организации. Соответственно огромную роль для них продолжали играть культы общинных богов, что свидетельствует не о какой-то их косности, a о живучести порождавшей и питавшей такие культы социальной организации. Выше ун?е упоминалось, что боги племен, поселений, кровнородственных мелких общин могли отождествляться с теми римскими богами, которые казались наиболее для такого отождествления адекватными. Вместе с тем они продолжали почитаться и под своими туземными именами, произведенными от названий племен, родов, поселений. То могли быть группы божеств, как Матери и Матроны в Галлии, Германии, кельто-лигурийских областях Италии с этническими и топонимическими именами (например: Нервины, богини Нервиев, Алауны, богини одноименного племени в Норике), иногда соединявшиеся с одноименным богом (например: Вагины и Вагин в Багинском паге, Ханины и Ханин, покровители племени ханинов, Луговии и Луг в Галлии и Британии) или с одноименной, выделившейся из их среды богиней (как Сулевии и Сулевия в Британии и Галлии). Иногда они просто именовались «боги предки» (на Дунае) и, видимо, аналогичные им «боги Мавры» (в Африке). Почитались и божества целого большого племени, как Норейя в Норике, Арвернориг — бог арвернов, Аллоброг — бог Аллоброгов, Воконтия — богиня Воконтиев. В Лузитании, где было множество мелких кровнородственных общин, почитались их боги-покровители, которых в настоящее время известно более 360, причем с новыми находками становятся известными все новые божества.
Тесная связь таких богов с их коллективами сказывалась не только в именах, которые они носили, но и в коллективных им посвящениях от сельчан как предкам и патронам данной целостности, в обращениях к ним отдельных крестьян с просьбой обеспечить благополучие односельчанам, их скоту, полям, виноградникам, в уже упоминавшейся формуле «богу (или богам) и сельчанам», говорящей о теснейшей взаимосвязи мира богов и мира охраняемого ими коллектива. Общинные боги претерпевали известную эволюцию, которую за недостатком материала нельзя проследить во всех деталях, но можно с известной долей вероятности предполагать.
Там, где основной социально-хозяйственной единицей становится уже не столько община, сколько имение, дом с населением, организованным более или менее сходно с римской фамилией, почитанием пользуется уже не группа божеств, а пара бога и богини или один бог, или одна богиня, податели здоровья, плодородия и всякого благополучия. Из их числа может выделиться одно божество, приобретающее уже общее повсеместное почитание и наделяемое многими функциями. Такова, например, тесно связанная с конями, известная во всем кельтском мире богиня Эпона, изображавшаяся иногда с лучами на голове, крыльями, молнией, рогом изобилия, птицами, превратившаяся, таким образом, в пантеистическое могучее божество[118]. Там, где был распространен культ богинь Матерей, легко прививался и культ Кибелы, Юноны, Исиды, Фортуны, также носивший уже не локальный, а общий характер. Совмещая в себе все свойства и функции богинь Матерей, эти богини были уже могучими мировыми божествами, часто со своей сложной теологией. Выше мы уже говорили об отождествлении локальных и племенных богов с Марсом, Меркурием, что тоже выводило их из узкой сферы их действия на значительно более широкую.
Сельчане, уходя в армию, в города, даже сохраняя верность своим туземным богам, тоже придавали им более общие функции, большее могущество. Так, в ряде солдатских надписей Матери и Матроны именуются уже не по мелким замкнутым коллективам, a Матери паннонцев, далматов, италиков, германцев, галлов, британцев, африканцев, всего человеческого рода или наделяются такими общими эпитетами, как «возвышающие», «умножающие», «подательницы» и т. п. (CIL, VII, 5; 238; 887; XIII, 1766; 7780; 7737–7740; 8529; An. ep., 1930, № 20–30; 1931, № 12–22). Затем они вовсе лишаются эпитетов, превращаются, так сказать, в богинь вообще, что опять-таки облегчает их слияние с обще-имперскими божествами. Интересна в этом плане метрическая надпись из Бурдигалы, посвященная туземной богине Онуаве неким Тибуртием, странствовавшим по всему свету под ее защитой, служившим только ей и не дававшим обетов никаким другим богам (CIL, XIII, 581). К сожалению, мы ничего не знаем об Онуаве, но, вероятно, она была богиней какого-то небольшого местного коллектива, для своего же оторвавшегося от этого коллектива почитателя она стала единственным, а значит, и всемогущим божеством.
Среди провинциальной знати, усвоившей римскую культуру, преданной Риму и императорам, туземные боги утратили свою популярность и господствовали культы богов римского пантеона, так что в первые два века Империи казалось, будто последние совершенно оттеснили провинциальные божества и провинциальные верования, тем более что местные крестьяне далеко не сразу научились посвящать надписи своим богам, 0 они фигурировали более в изобразительном искусстве, чем в эпиграфике. Однако обманчивость такого впечатления становится ясной благодаря памятникам, появляющимся в конце II ив III в.
В этот период начинается смена господствующего в провинциях класса, со всей очевидностью обнаружившаяся позже, в IV–V вв. Она обусловливалась упадком старых, романизованных городов, набором в армию населения сельских местностей, глубинных районов провинций. Пройдя службу в армии, они теперь достигали высоких чинов, становились крупными землевладельцами. Более или менее значительные собственники появлялись и в результате разложения общин, попадавших в зависимость от различных, часто выделившихся из их же среды, патронов и «благодетелей». Племенные старейшины, принцепсы, получали и до, и, естественно, после эдикта Каракаллы римское гражданство, частично вливались в правящий класс, обретали возможность усиливать эксплуатацию своих соплеменников, увеличивать свои владения.
Все эти новые слои, с одной стороны, еще были преданы империи и воспринимали ее официальную идеологию, с другой стороны, были привязаны к старым традиционным представлениям и верованиям, которые уже приходившая в упадок, трансформировавшаяся римская культура не могла вытеснить столь полно, как она в более ранние времена вытесняла в среде господствующих классов провинций, сливавшихся с пришлыми римлянами и италиками, их туземную культуру. Эта вторая волна романизации была уже гораздо слабее и менее эффективна, чем первая, что сказалось и на религии.
Воинские части, сельские поселения, города, наиболее тесно связанные с ветеранами и новыми собственниками, усиленно воздавали культ богу римской мощи Юпитеру Капитолийскому и Капитолийской троице, приносили обеты и дары во здравие императора и его «божественного дома», чтили и других римских богов. Но те приобретают своеобразную интерпретацию. На Рейне и в некоторых районах Галлии большое распространение получают статуи, обычно именуемые «Юпитер со змееногим гигантом». Бог изображался в виде помещенного на колонне всадника, попирающего выходящее из земли змееногое существо (обычно мужчину, реже женщину). На цоколе колонны имелись рельефные изображения других богов — большей частью членов Капитолийской троицы, а также Геракла, Меркурия, богов сезонов и дней, связанных с упоминавшимся выше культом времени, с символикой циклов смены веков, смерти и во