Ремонт или восстановление общественных терм, обрушившихся от времени или пострадавших от военных катастроф, были делом общественным, что отмечалось постановкой специальных строительных надписей или вотивных алтарей. На лимесе Дакии, в небольшой военной крепости на севере провинции, были отремонтированы термы, и префект стоявшей там конной части, Элий Целер, посвятил алтарь Фортуне Возвращающей ob restitutionem balnei[190]. Для Паннонии известно, что одни термы для II Вспомогательного легиона построил в канабе Аквинка Александр Север, когда куратором строительства был консул Флавий Марциан (CIL, III, 10489). Другие термы, большие (tbermas maiores), пострадавшие во время событий кризиса III в. и долгое время лежавшие в развалинах, восстановил в 268 г., улучшив их входы и зал с колоннами, император Клавдий П. Он распорядился, чтобы бани были предоставлены в пользование легионеров, поручив наблюдение за этим всаднику Клеменцию Сильвию и префекту II легиона Аврелию Фронтину[191]. В Аквинке было, по крайней мере, 15 терм, из них четыре бани — общественными[192]. Общественные бани могли насчитывать от 15 до 20 помещений с несколькими бассейнами с постепенно понижающейся температурой воды. Такие термы имели залы для гимнастических и спортивных упражнений, а также для игры в мяч; при термах были библиотеки и комнаты для бесед.
Непременной принадлежностью каждого более или менее крупного провинциального города были театр, амфитеатр, цирк, ипподром. Об их ремонте и восстановлении заботились как частные лица, так и провинциальные власти. Так, известно, что в III в. прокуратор Поролисской Дакии Тиберий Клавдий Квинтиан распорядился заново отстроить разрушившийся от времени амфитеатр города Поролисса (совр. Мойград) (CIL, III, 836). Гай Домиций Смарагд, декурион в Карнунте, построил на свои средства каменный амфитеатр в канабе XIV Сдвоенного легиона, вмещавший, как полагают, восемь тыс. человек.
В амфитеатрах происходили гладиаторские игры и сражения с дикими зверями. В Вируне (близ совр. Клагенфурта) выступали во II в. рабы-бестиарии и рабы-гладиаторы, принадлежавшие местной богатой семье Альбиев. К гладиаторским играм относится редкое граффито из Вируна: [libertatem meruimus hie ser]vi fuimus domi: «свободу мы заслужили здесь, рабами мы были дома» (очевидно, в Италии)[193]. На алтаре из Теурнии (совр. Шпитталь), посвященном Немесиде, были изображены три бестиария в битве с медведем и Диана с чашей. На рамке алтаря вверху была вырезана надпись: «Сираск, Валериан, Евтих, (рабы) Альбия Максима, Немесиде Августе (посвятили)»[194]. В начале IV в. в Сирмии еще в 374 г. был построен театр, где выступал гладиатор из племени вандалов, сражавшийся ранее на арене Рима и Фессалоник.
Набор рабов в гладиаторы и наблюдение за ними находились в руках государства, и осуществлялась эта служба специальным прокуратором, которому могло подчиняться несколько провинций. Так, Цезий Антиан в первой половине III в. был procurator famil(iarum) glad(iatorum)r в ведении которого находились обе Паннонии, Далмация, а также области Италии — Эмилия и Транспадана (ILS, 9014; ARP, р. 129).
Амфитеатры раньше были построены в канабах, чем в муниципиях. Так, амфитеатр в канабе Карнунта (вначале деревянный) был построен во второй половине I в. Во II в. он был переоборудован в каменный на средства уже упоминавшегося Гая Домиция Смарагда; арена амфитеатра была 71,3X44,25 м. Амфитеатр в муниципии Карнунте был построен в середине II в. и имел арену 68 мХ50 м. Каменный амфитеатр в канабе Аквинка впервые упоминает надпись от 145 г.; он имел арену 89,6Х Х66,1 м. Амфитеатр муниципия Аквинка датируется серединой II в.; его арена была 53,36X44,54 м; западнее амфитеатра находились казармы гладиаторов. Большой амфитеатр был в Скарбанции (125X85 м). Здесь ветеран XV Аполлонова легиона был ответствен в I в. за проведение гладиаторских игр (magister ludorum) (APR, p. 173).
Для канабы Интерцизы (совр. Дунауйварош) мы можем предполагать цирк еще в IV в. Раскопки раннехристианского некрополя в Интерцизе открыли черепицу, служившую в качестве крышки составленного из черепиц гроба[195]. На этой черепице до обжига, по мягкой глине, была нарисована молодая девушка в короткой, как у детей, тунике, с вышитой каймой. В правой руке девушка держит пальмовую ветвь — символ награды, в левой — колесо со спицами. Уже было замечено сходство в образе этой девушки с обликами акробаток на мозаике позднеимператорской виллы Пьяцца Армерина в Сицилии. На этой мозаике были представлены две акробатки — одна с такой же пальмовой ветвью в руках и в такой же одежде, другая — с таким же колесом. Такое колесо употреблялось в цирке и в гимнастических залах. Прическа девушки из Интерцизы сходна с прическами женщин на фресках римских катакомб конца III-середины IV в. и не встречается ни ранее, ни позднее. Волосы у девушки из Интерцизы разделены посередине на пробор и связаны бантом на голове, их пряди спадают вдоль щек — прическа, которая характерна для Рима середины IV в. и даже для Паннонии. Изображение девушки взято, скорее всего, из жизни, и именно из жизни Интерцизы, где очевидно, в IV в. в цирке выступала какая-то акробатка.
Немногие данные относятся к театральной жизни римских городов на северной границе империи. Так, для Аквинка известно, что актеры имели здесь собственную коллегию. Тит Флавий Секунд суфлер (monitor) посвятил алтарь Genio collegio scaenicorum (CIL, III, 3<±23) В надписи из Сискии (совр. Сисак) упомянут magister mimariorum Лебурна, раб или отпущенник (CIL, III, 3989), что свидетельствует о существовании коллегии мимических актеров в городе. В Норике, столице провинции, театр был построен в правление Адриана. В надписи из Вируна назван Тит Флавий Элиан — homerista. Как считает издатель надписи этот гомерист стоял во главе труппы актеров-гомеристов, и сама надпись, сохранившаяся только в своей нижней части, представляла собой театральную афишу[196]. Как известно, гомеристами назывались актеры, разыгрывавшие сцены из гомеровских поэм на основе их текста. Большей частью они представляли сражения греков и троянцев. Зрители, не знавшие греческого языка, держали в руках латинский текст либретто. Представления гомеристов носили пародийный характер и по своему натурализму были сходны с представлениями мимов и биологов (так называли актеров, изображавших жизнь), при этом допускались фривольные и двусмысленные намеки. У Артемидора приведен анекдот о том, как некий врач Аполлонид, пускавший кровь при заболеваниях, называл свое занятие δμηρίζβιν: подобно гомеристам, он ранил многих людей (Artemidor. Onirocr., IV, 2).
Такие спектакли, получившие известность с конца II в. до н. э., были очень популярными и на греческой, и на римской сцене. О выступлениях гомеристов в Италии I в. упоминает Петроний в «Сатириконе» (59)[197]. Актера-гомериста II в. изобразил Ахилл Татий в романе «Левкиппа и Клитофонт» (III, 20, 4)[198]. Надпись с упоминанием гомериста из Вируна принадлежит второй половине II в. Тит Флавий Элиан был, скорее всего, отпущенником, что следует из его профессии. О существовании концертного зала в Аквинке известно из эпитафии Элии Сабины, жены органиста II Вспомогательного легиона. Эта эпитафия примечательна во многих отношениях: она принадлежит бывшей отпущеннице и жене Тита Элия Юста, органиста II легиона, который выучил ее игре на органе, и она выступала перед публикой Аквинка, т. е. Сабина была профессиональной актрисой, пела и играла на органе. Эпитафия Элии Сабины — не частое явление в латинской надгробной поэзии и заслуживает того, чтобы быть приведенной полностью: «В этом каменном гробе покоится моя жена, дорогая, несравненной скромности Элия Сабина, совершенная в искусствах, она одна только превосходила в них мужа. Ее голос был нежен, и пальцы легко перебирали струны. Но, внезапно похищенная смертью, она молчит теперь. Прожила она трижды по десять лет… Она сама и ее образ сохраняются в памяти народа — она так приятно играла на органе. Ты, что читаешь эти строки, будь счастлив; Да хранят тебя боги, и ты воскликни с благоговением: Элия Сабина, я приветствую тебя. Тит Элий Юст, получающий специальную плату органист легиона II Вспомогательного, озаботился изготовить этот каменный гроб» (CIL, III, 10501).
Зрелища, раздачи, гладиаторские игры, цирк, ипподром, амфитеатр создавали тот же тон и колорит жизни в провинциальных городах, который отличал императорский Рим и который с такой страстью, гневом и болью описал в своих сатирах Ювенал, готовый бежать из столицы «хоть к ледяному океану, за савроматов» (Sat., II, 1–3). Потребность в зрелищах и раздачах в провинциальных городах стала такой же привычной и обязательной, как и в Риме: «Римский народ сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает: хлеба и зрелищ» (Sat., X, 78–81). «Если бы не было игр, ты увидел бы Рим наш печальным и потрясенным, как в дни поражения консулов в Каннах» (Sat., XI, 199–200)[199].
Общественная жизнь провинциального города, проходила ли она на форуме, в коллегиях, в амфитеатре или на ипподроме, на всех своих уровнях была связана с прославлением здравствующего и почитанием умершего императора. Император был символом, в котором сосредоточилось величие государства. Это представление распространялось и на других членов правящей династии. Изображение императора и его статуя не были только его личным портретом, но были также объектом государственного религиозного культа и почитания. К статуе императора припадали, когда искали спасения или защиты. Ни один военный лагерь, ни одно общественное здание не существовало без императорского изображения. В литературе уже давно было замечено, что императорский культ представлял собой новую религию, призванную сплотить и объединить многоэтничное и разнившееся в культурном отношении население империи. Императорский культ формировался постепенно и свое завершение нашел при Северах. Его истоки лежат отчасти в обожествлении эллинистических правителей, а также в прославлении римских наместников, что в восточных провинциях имело место уже в период Республики