В III в. колдовство и магия бытовали в самых различных слоях римского общества. Не случайно Юлий Павел предусматривал ряд чрезвычайно суровых мер против магов и соучастников магических действий вплоть до казни на кресте, приговаривания к смерти на арене амфитеатра от диких зверей и даже сожжения заживо на костре. В законе подчеркивалось, что не дозволяется держать у себя книги по волшебству, а в случае их обнаружения такие книги надлежало сжечь, ибо, как резюмировал Юлий Павел, «запрещается не только применение этого искусства, но и само его знание»[318].
Не исключено, что эти суровые меры против магов последовали в связи с какими-то действиями, которые были предприняты против Каракаллы. Его биограф сообщает, что император запретил носить на шее амулеты против трех- и четырехдневной лихорадки, т. е. очевидно, против малярии (SHA, Caracal., V, 4). Из Диона Кассия известно (LXXVIII, 15, 2), что «наговоры врагов Каракаллы сделали императора безумным и невменяемым и что некоторые из аламанов, узнав о таком состоянии императора, утверждали, что это они наслали на него чары, чтобы свести Каракаллу с ума». Заслуживают внимания и следующие слова Диона Кассия, из которых очевидно, что император прибегал к искусству магов (LXXVIII, 15, 3–7): «Так как император был болен не только телом, но и духом, страдая от видимых и невидимых болезней и от ужасных видений, и часто думал, что его преследует отец и брат, вооруженные мечами, поэтому он вызывал духов, чтобы найти какое-то лекарство от всего этого. Среди всех духов он вызвал также дух своего отца и дух Коммода. Но, за исключением духа Коммода, ни один из них не сказал ему ни слова. Что касается духа Севера, то говорят, что он пришел в сопровождении Геты, хотя его Каракалла не вызывал. Но даже Коммод не сказал ему ничего такого, что могло бы ему помочь; совсем наоборот, так что Каракалла опасался его более всего. Сказал же Коммод следующее: „Ближе держись к справедливости, которую от тебя требуют боги за Севера", затем еще какие-то слова, а в конце он сказал так: „Скрывая болезнь, трудно вылечиться". Когда эти сведения проникли в народ, многие попали в немилость к императору. Но ни один из богов не дал Антонину какого-либо совета, который бы помог здоровью его тела или души, хотя он обращался ко всем из них сколько-нибудь значительным. Это очень ясно показывает, что боги смотрели не на его посвящения и жертвоприношения, но только на его цели и дела. Ему не помог ни Аполлон Гран, ни даже Асклепий или Серапис, несмотря на многие его просьбы и постоянную настойчивость. Он воссылал свои моления, жертвы и обеты даже и к богам чужеземным, и многие посыльные спешили туда и сюда каждый день, неся что-либо. Он прибыл к ним и сам, надеясь преуспеть, если предстанет пред богами лично. И он исполнил все обеты, но не достиг ничего, что помогло бы его здоровью». Сами по себе эти свидетельства весьма выразительны и очень характерны для эпохи. Дион Кассий оставил нам сведения, имевшие хождения при императорском дворе, а так как он был близок к преемникам Каракаллы (Дион был наместником Верхней Паннонии, Африки и Далмации при Александре Севере — см.: XLIX, 36, 4; LXXX, 4–5), то его сведения заслуживают доверия.
Обращения к инфернальным силам имели место наряду с посвящениями Юпитеру Капитолийскому, Юпитеру Долихену, Гераклу, Аполлону, Фортуне, Митре и прочим богам римского пантеона. И хотя прибегать к силе колдовства было запрещено, практика магов, оставаясь тайной и преследуемой государством, не только не прекратилась, но и возросла в III в.
Из Паннонии известно несколько памятников, относящихся к этой стороне жизни провинциального города. В литературе подобные памятники именуются «табличками проклятия» (tabellae defixiones). Это были обычно небольшие пластинки из свинца, на которых курсивным латинским (или греческим) шрифтом было написано имя проклинаемого, сопровождавшееся просьбой к подземным богам погубить ею. Как известно, свинцу в древности приписывались особенно губительные свойства и вследствие ядовитой природы этого металла, и вследствие холодного, серого цвета свинца. Такая свинцовая табличка с прочерченным на ней текстом представляла собой проклятие (defixio, κατάδβσμος), обращенное к инфернальным силам. Она могла быть также колдовским наговором (incantatio) который должен был погубить то или иное лицо. «Табличка проклятия» тайно погребалась в могиле или в амфитеатре, где также, согласно представлениям древних, витали духи умерших и еще не погребенных после сражения гладиаторов. Эти духи должны были оказать губительное действие на тех, кого обрекали их гневу. «Табличка проклятия» могла быть также помещена в какой-нибудь сосуд и брошена в реку или в колодец.
Проклятию предавались лица различного статуса — и по самым различным причинам, в том числе социальным. Свинцовая пластинка из Эмоны I в. — один из наиболее ранних подобных памятников. Пластинка содержит имена нескольких лиц — как свободных, так и рабов. Все они были преданы проклятию, как считают, в связи с делом о беглых рабах (HS, 168).
Другая «табличка проклятия» из Паннонии, из Сискии, имела в виду, очевидно, каких-то конкурентов в торговой или ремесленной сфере. Эта табличка была помещена в горшок и брошена в р. Саву, поскольку в реке или источнике пребывало речное божество или нимфа и просьба могла быть скорее услышана (в Паннонии почиталось речное божество р. Савы отдельно и вместе с местной богиней Атсалютой). Пластинка была небольшой (13X10 см) и названа она «даром на погибель» (Data detrimenti). Проклятие распространялось на нескольких лиц, «чтобы их уста стали немыми и чтобы они ничего не осмелились против него сказать» «и ничего не осмелились бы против него сделать»[319]. Просьба сделать уста немыми повторена в этом проклятии трижды.
Вероятнее всего, предаваемые проклятию лица были отпущенниками, прибывшими в провинцию по торговым делам. Торговая жизнь в городах вдоль Савы привлекала многих отпущенников из Италии и западных провинций[320]. Некоторые имена в «табличке проклятия» из р. Савы сопровождаются названием города. Например, для Публия Цитрония Цикоррелия указан Нарбон в Галлии. При имени Луция Ликкая Суры стоит Sipanus — возможно, он был из Испании. При имени Секунда Кара указано Ciba — вероятно, он был из Цибал (Cibalae), города на юге Паннонии (совр. Винковцы)[321]. Проклинающий, как это и обусловливалось самим характером памятника, остается неизвестным. Скорее всего, он уроженец Паннонии, для которого Сава была привычной рекой и в то же время торговой дорогой, связывавшей иллирийские области с Италией.
Среди других подобных памятников следует упомянуть и текст II в., который происходит из дворца наместника Нижней Паннонии в Аквинке. Этот дворец, открытый в 50-х годах XX в., связывают с первым наместником Нижней Паннонии, будущим императором Адрианом. Строительство дворца, как и срок наместничества Адриана, приходятся на 107–108 гг. На черепице по мягкой глине до обжига был начертан текст, представляющий собой магическую формулу, одинаково звучащую слева направо и сверху вниз, а также справа налево и снизу вверх, относимую в литературе к надписям versus recurrentes[322]:
ROTAS OPERA TENET AREPO SATOR
Эту формулу, бытовавшую и в средние века, и в новое время в книгах по народной медицине и магии, без достаточных оснований связывали с христианством, и считали магический квадрат символом креста. Она ведет, однако, свое происхождение из Галлии — в этом магическом квадрате присутствует кельтское слово arepo, плуг. Вся надпись понимается следующим образом: «телегу (колеса) держит раб (opera), плуг (arepo) держит господин»[323]. Истинный смысл этих слов остается сокрытым, но, поскольку они представляли собой криптограмму, формуле приписывалось значение силы, отвращающей беду и несчастье.
Для характеристики того же уровня религиозного сознания примечателен еще один текст. Он происходит из Фавианы (совр. Маутерн), римской крепости на Дунае, и датируется III в.[324] Небезынтересен сам тип памятника: небольшая четырехугольная свинцовая пластинка (высота — 4,5 см, ширина — 7 см, толщина — 0,5 мм) покрывала сверху маленький глиняный горшочек (высотой 6,5 см, его диаметр в самой высокой части составлял 5,7 см), о котором Р. Эггер, опубликовавший эту пластинку и давший ее толкование, сказал, что он мог быть куплен на рынке в качестве детской игрушки. Горшочек был найден в каком-то римском культовом помещении спрятанным под полом, где он был укреплен камнями. Очевидно, это было небольшое святилище подземных богов. Одна сторона пластинки была исписана, другая осталась незаполненной. Текст является любовным приворотом, исходит он от женщины, как большинство подобных текстов, и обращен к Плутону, «или его следует назвать Юпитер подземного мира», а также к Эракуре и Юноне Подземной, которых просят «как можно скорее привести назад написанного ниже Аврелия Синниана Цезариана и предать его духам мертвых». Имя этого Аврелия Синниана Цезариана написано перевернутыми буквами, справа налево. Далее были следующие слова: «Вот, Сильвия, ты видишь мужа изменившимся, как написано его имя» (Sic, Silvia, inversum maritum cernis, quom modi nomen illius scribtum est). В ту эпоху верили, что если написать имя человека перевернутыми буквами, то это будет означать перемену в его судьбе. Так как Сильвия не желала мужу ни погибели, ни болезней, то она могла назвать свое имя. Просьба, изложенная на одной стороне пластинки, соответствовала исполнению желания на другой, и с этой целью она была оставлена неисписанной.
Весь этот памятник интересен с бытовой точки зрения: жена, Сильвия, несомненно Аврелия Сильвия, просит богов подземного мира вернуть ей заблудшего мужа. Она использует в качестве приворота детскую игрушку — маленький горшочек, накрыв его свинцовой пластинкой, как кр