Культура древнего Рима. В двух томах. Том 2 — страница 81 из 97

Этот надгробный рельеф, как и многочисленные памятники того же типа, характеризует представления сельского жителя о загробной жизни, чрезвычайно отличающиеся от представлений, которые немногим позже проявились в христианстве.

О том, как воспринималась загробная жизнь воином, говорит памятник, поставленный солдатом Аристоном (неполноправным, судя по отсутствию патронимикона) себе и своей жене Гикейе (он хранится в Стамбульском археологическом музее за инвентарным № 3980[423]). На рельефе изображен головной убор этого солдата — каска с тщательно выполненной отделкой, различные предметы его обмундирования — сделанная из металлических пластинок кольчуга, поножи, секира, видимо, копье. Здесь же и предметы, нужные в загробном мире его жене: корзина, зеркало, какие-то коробочки, сосуды, кувшин. В центре рельефа — столик на трех ножках для совершения тризны или для жертвоприношений. Интересны изображения трех венков в правом углу рельефа. Назначение их точно неизвестно, но можно предположить, что солдат Аристон за храбрость и ратные подвиги трижды увенчивался лавровым венком. Это обстоятельство считалось необходимым отметить и на надгробном рельефе.

Этот памятник позволяет судить о жизни воина и о том, как он представлял себе загробную жизнь. Рельеф лишний раз подтверждает тезис о том, что в представлениях жителей сельской общины о загробном царстве (как полноправных, так и неполноправных) отсутствовал социальный момент, столь сильный в христианстве.

Представления о загробном мире раба и полноправного общинника мало чем отличались. По мнению раба и вольноотпущенника, покойный должен был взять туда с собой те же самые предметы обихода, что и полноправный общинник. Для женщины это были веретено, зеркало, прялка, корзина. Для мужчины — ключи от дома, молоточек для стука в дверь, замок, нож, иногда сельскохозяйственные орудия. Так, раб Эпафродит считал, что в загробном царстве ему понадобятся (МАМА, VI, № 278) гребень, зеркало, кнут, нож, ключи, замок для двери — все те предметы, которые он счел нужным изобразить на своем надгробном рельефе. Те же самые предметы изображались на многочисленных памятниках и у полноправных общинников.

Таким образом, представления о загробном мире носили вполне «демократический» характер: считалось, что независимо от своего положения на земле усопший нуждался на том свете в одних и тех же предметах, будь он полноправным или рабом. Полагали, что раба ждала та же загробная жизнь, что и богатого общинника. В религиозных представлениях о загробном мире у жителей сельской общины не было тех мотивов, которые получили потом широкое распространение в христианстве, в частности мысль о том, что бедных ждет на том свете утешение от всех земных обид. Сельские жители полагали, что все равны перед богом — покровителем общины, все одинаково ему молились и ставили посвящения и все должны были быть равны в загробном царстве.

4. КОЛЛЕГИИ И ФИАСЫ

В I–III вв. в городах широкое распространение получили коллегии. Задачи и сфера их деятельности были различны. Наиболее известны коллегии ремесленные, похоронные, религиозные — с целью отправления культа какого-либо божества. Иногда их называли θ α о:, έρανοι, collegia и т. д.

В середине II в. н. э. в городе Коллиде существовала коллегия οι καταλουστικαί, которая ставила посвящения богам Мену Тиаму, Мену ПетраеЙту и Матери богов (ТАМ, V, 1, № 351). Редкий термин οί κ(χ:αλου3τικοί (в эпиграфике Малой Азии он больше не встречается) происходил от глагола καταλούειν. У Лидделла — Скотта он поясняется как «members of a guild which performed ceremonial ablutions (KP, II, 183). Функции членов этого союза, вероятнее всего, сводились к исполнению ритуальных обрядов. В состав союза входило 44 человека, из них около 10 были женщины. Трудно судить об их социальном положении, но следует отметить, что в надписи ни один из членов союза не имеет патронимикона. Подавляющее большинство имен — греческие и только пять — римские — Юлиан, Юлиана, Марк, Поплий, Секунд. Все они были, вероятно, жителями Коллиды, расположенной примерно в 60 км к северо-востоку от Сард. Этот город, этникон которого был Κολλόδων, Γολοίόά;>ν или Κολλυδεύ; имел многовековую историю, зафиксированную надписями с I в. до н. э. Он упоминается в византийских документах вплоть до XIV в. (совр. Golde).

В противоположность этому имеются аналогичные посвящения фиасов, в которых члены их обозначены полным именем с патронимиконом, что позволяет видеть в них полноправных граждан. На стеле из Меонии (ТАМ, V, 1, № 537, 171/2 г. н. э.), посвященной Зевсу Масфалатену и Мену Тиаму, упомянуто 18 имен членов этой коллегии, и нет ни одного человека без патронимикона.

Наряду с религиозными коллегиями в городах большое значение имели коллегии, называвшиеся π/ατειαν и составленные по профессиональному признаку, хотя наименования их были различны. В Саитте (Лидия) зафиксирована коллегия сапожников (ТАМ, V, 1, № 80, 153 г. н. э.; № 81, 173 г. н. э.), льняных дел мастеров (ТАМ, V, 1, № 82, 183 г. н. э.). Некоторые коллегии назывались συνεργασία — «совместно работающие»[424] (ТАМ, V, 1, № 83, 205 г. н. э.).

О коллегии строителей в Сардах свидетельствует одна из надписей, в которой отражена любопытная деталь: судья разбирает конфликт, имевший место между работодателями и ремесленниками (LBW, III, № 628), что свидетельствует о наличии у последних определенных прав.

Из Кизика и Апамеи известны коллегии Ιμποροί και ναόκληροι. Интересно в качестве аналогии привести сведения о коллегии торговцев на Фасосе, имевшей своим покровителем Гермеса Kspdimopoj'a. Председателем этой коллегии был άρκικερδέμπορο; (от слова κερδί; — прибыль)[425]. Этот эпитет Гермеса, presiding over gain in traffic, по определению Лидделла — Скотта больше нигде не встречается — ни у авторов, ни в надписях (кроме Orphica. Hymni, 28, 6).

Коллегия горшечников из города Тиатиры почитает императора Марка Аврелия Севера, которого она называет «владыкой земли и моря» (IGRR, IV, № 1205). Из того же города известна надпись, поставленная льнообработчиками (IGRR, IV, № 1226).

Коллегии располагали средствами, на которые воздвигали постройки, ставили статуи и почетные декреты, проводили собрания своих сочленов. Неоднократно поэтому в надписях отмечается, что все это делалось из средств, принадлежащих данной коллегии (IGRR, IV, № 1205).

Известны и другие коллегии ремесленников: ткачи, изготовляющие шерстяные ткани (IGRR, IV, № 1252), шорники (ВСН, 1886, р. 422, № 31), факелоносцы (JHS, 1939, LX, р. 274), пекари (IGRR, IV, № 1244)[426]. В Селевкии (Киликия) отмечена коллегия врачей, во главе которой стоял «главный врач» (αρχίατρος) (МАМА, III, 22; ВСН, IV, 199, № 15). Одним из членов этой коллегии была женщина-врач (CIG, 9209).

Чрезвычайно интересна одна из тиатирских надписей (IGRR, IV, № 1257), в которой восхваляется некий Александр, сын Александра, торговец рабами (σωματ έμπορος), в честь которого ставит почетный декрет коллегия «ремесленников, работающая на рынке рабов» (οί του σταταρίου[427] έργασταί), и проксенеты[428], служившие посредниками между покупателями и продавцами рабов. Данная тиатирская надпись является свидетельством того, насколько развита была «специализация» различных коллегий, в том числе занимавшихся работорговлей и «организованных» вокруг работорговли.

Эти коллегии были ядром для организации всякого рода оппозиционных элементов, они объединяли бедняков и неполноправных людей. Римляне боялись в городах Малой Азии подобных сообществ — не случайно этому вопросу уделяется так много внимания в переписке наместника провинции Вифиния — Понт Плиния Младшего с императором Траяном. Последний резко высказывается против «недозволенных союзов» (X, 93), которые устраивают мятежи и восстания, он требует, чтобы собираемые этими коллегиями суммы шли лишь на «поддержку нуждающихся бедняков» (X, 93). Траян не разрешил Плинию организовать даже коллегию пожарников в 150 человек в Никомедии (X, 34), считая, что любой такой союз «вскоре превратится в тайное сообщество». Плиний опасался объединения и скопления народа и во многих других случаях, в частности во время свадеб, при вступлении в магистратуру, освящении общественных зданий, когда городские богачи раздавали простому народу по нескольку денариев. Он пишет в письме Траяну (Х, 116): «Я боюсь, как бы те, кто созывает по 1000 человек, а иногда и больше, не перешли границ и не создали бы некоего подобия διανομή». Траян соглашается с этим опасением Плиния и дает ему совет быть осторожным (X, 117).

Известны и другие случаи, когда коллегии являлись центром какой-то оппозиции, участвовали в народных волнениях. Это имело место, например, в Эфесе в конце II в. н. э., о чем свидетельствует надпись SEG, IV, № 5, 12. Там говорится о волнениях, начавшихся по инициативе хлебопеков. Тогда римское должностное лицо (кто именно — неизвестно) запретило существование этой коллегии. Однако в указе было сказано, что хлебопеки должны регулярно продолжать выпечку хлеба для эфесян. Если кто из хлебопеков осмелится уклониться от работы, то на его ноге должен быть выжжен знак ликтором декуриона, а давший убежище бежавшему хлебопеку тоже должен подвергнуться такому же наказанию[429].

Интересной формой организации в полисах Малой Азии, имевшей религиозный характер, были οί εταίροι, функцией которых было ставить надгробные памятники и совершать похоронный обряд по отношению к своим сочленам (МАМА, VI, № 47; IV, № 299).

О социальном составе коллегий известно мало. Следует, однако, отметить, что рабы могли быть членами коллегий, и это не противоречило римским законам, о чем говорится в Дигестах (47, 52, 3).