В настоящее время исследователям ничего не известно о том, в каких формах у восточных славян существовала музыка – возможно, некоторые традиции, существовавшие до Крещения Руси, нашли свое отражение в мелодике церковных песнопений позднейшего времени. После Крещения Руси русская средневековая музыкальная культура (как и другие аспекты русской духовной культуры) складывалась под влиянием Византии. Именно византийское влияние сформировало систему нотации и записи древнерусской музыки, надолго определив путь развития последней. Из «Повести временных лет» известно, какое впечатление произвело византийское богослужение на русских послов: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве».
Поэтому все виды литургических книг, существовавших в древнерусской певческой традиции, имели византийское происхождение. Типология песнопений и их названия (тропарь, акафист, кондак, стихира и пр.) имели также византийское происхождение. Из Византии были приглашены и первые «учителя» музыки. В Степенной книге сохранилось свидетельство о приглашении Ярославом Мудрым «певцов» из Константинополя: «Веры же ради христолюбивого Ярослава приидоша к нему от Царяграда богоподвизаемии трии певцы гречестии с роды своими, от них же нача быти в рустей земли ангелоподобное пение, изря дное осмогласие и паче же и трисоставное сладкогласование и самое прекрасное демественное пение».
Следует подчеркнуть, что несколько столетий само понятие о музыке на Руси отождествлялось только с пением, а слово «мусикия» («музыка») появляется лишь в XVII в. и связывается с игрой на музыкальных инструментах, хотя сами музыкальные инструменты существовали еще в Древней Руси. До XVII в. игра на музыкальных инструментах воспринималась как народное, повседневное искусство, в отличие от пения – искусства высокого (хотя такой игрой тешились даже князья – в 1151 г. великий князь киевский Изяслав I Мстиславич, получив в третий раз великокняжеский престол, оказавшись в Киеве, устроил большой пир для вельмож, на котором играли музыканты и множество киевлян с удивлением смотрели игры и слушали «скомонии»). Так же разделялась и литература – на высокую (церковную, официальную) и повседневную.
В отличие от западной традиции, где во время богослужения используется орган, на Руси в храмах установилось унисонное хоровое пение a capella, без музыкального сопровождения. Такое пение максимально точно отвечает духу церковной «соборности», всестороннему объединению людей во время богослужения. Использование музыкальных инструментов на богослужении (как в западной традиции) ставит между человеком и Богом посредника – инструмент, который от имени верующих выражает их чувства через исполнителя – профессионала. Играть для Бога умеет не каждый, но петь ему может каждый – «всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150).
Кроме того, в древности, в период становления христианства музыкальные инструменты использовались во время языческих жертвоприношений, поэтому христиане отказались от музыки, не желая использовать ни языческие музыкальные инструменты, ни традиции в своем богослужении. Как писал Иоанн Златоуст, после пришествия Христа нам нужны не гусли, струны и разные музыкальные инструменты, а наш собственный язык, наш голос, которым мы должны молиться. Еще одна причина, по которой христиане считали музыку лишней и даже опасной, заключается в том, что она нацелена на пробуждение чувственных эмоций, а не духа. Также важно понимать, что на Западе орган был введен в богослужение не столько в духовных, сколько в миссионерских целях – чтобы привлечь к Церкви людей, которым в храме во время богослужений было непонятно происходящее. В Византии за богослужением употреблялся греческий язык, понятный большинству населения. На Западе богослужение велось (и ведется сейчас) на латыни, которая очень многим была непонятна. И чтобы привлечь людей, использовали и органы: если человек не понимал текст, то точно понимал музыкальное настроение службы.
Возвращаясь к принятому в Восточной церкви пению a capella, следует напомнить мнение святого Климента Александрийского (ок. 150 – ок. 215), считавшего человеческий голос единственным средством восхваления Бога: «У нас в употреблении один инструмент – слово мира; при помощи его воздаем мы почет Богу, а не при помощи древнего псалтерия или трубы, или тимпана, или флейты – инструментов, которые в ходу обычно у людей военных, да еще у позабывших страх Божий плясунов на их игрищах, когда они возбуждают свои вялые души такой музыкой». То есть человек (его голос) есть совершеннейший инструмент, созданный самим Богом и оттого не нуждающийся в инструментальном дополнении. В свою очередь, как свидетельствуют средневековые источники, образцом для человеческого храмового пения служит пение ангелов. В византийской певческой традиции до сих пор сохраняются кратимы – лишённые смысла слова (торо-ро, те-ри-рем, те-не-на и т. д.), которые поются обычно в конце песнопений, символизируя ангельское пение.
Византия дала Руси уникальную нотную запись (нотацию, отличную от заимствованной в XVII в. из Европы), познакомила с жанрами гимнографии – неизвестным для славян видом высокого музыкально-поэтического творчества. Русь переняла у Византии, как уже говорилось, и целую систему специальных богослужебных книг, необходимых для пения. Византийское нотное письмо было непохоже на то, к которому мы привыкли сегодня. Оно записывалось не с помощью знаков нот на линейном стане, а с помощью особых значков, имеющих как музыкальное, так и сакральное значение. Позднее на Руси была создана собственная система музыкального письма, существовали разные виды нотации, из которых благодаря старообрядцам до нас дошло несколько и наиболее распространенной сегодня является так называемой знаменная нотация («знамя» – это значок, которым записывается мелодия). От XI–XIII вв. сохранилось около ста рукописей, содержащих музыкальное письмо, что говорит о широком распространении музыкальной культуры в Древней Руси. К сожалению, до настоящего времени расшифровать их удается лишь предположительно.
Певчая нотация
Знаки знаменной нотации имеют особые названия, пронизанные глубоким символизмом. Так, из раннехристианской эмблемы Иисуса Христа, которая состоит из объединенных букв «I» и «Хр», по обе стороны от которых находятся первая и последняя буквы греческого алфавита – альфа и омега, олицетворяющие сущность Христа, его начало и конец (в Новом Завете Христос говорит: «Аз семь Альфа и Омега, начало и конец»), выводятся такие музыкальные знаки, как «крыж», или «крест». Он всегда ставится в конце песнопений, символизируя их завершение. Кроме монограммы Христа в знаменной нотации отразилась символика священных предметов, употребляемых при богослужении, как, например, чаша для причастия, – существует музыкальный знак «чаша», или «чашка», напоминающий чашу.
Некоторые знаки в знаковой графике древнерусской знаменной нотации исходили из символики Троицы. Символика Святого Духа, изображаемого на иконах в виде голубя, отразилась в музыкальной графике в виде знака под названием «голубчик». Один из его быстрых вариантов («голубчик борзый») имеет начертание птицы с распростертыми крыльями. Музыкальные знаки в древности нередко назывались по их изображению. Например, «запятая», «палка», «стрела» получили названия в соответствии со своим внешним видом. «Скамеица» по внешнему виду действительно напоминает скамеечку с перекладиной и двумя ножками. «Два в челну» – графическое изображение двух людей в челноке.
Очевидно, в древней и средневековой Руси основой музыки был особый звукоряд, который принципиально отличается от привычных нам звукорядов, тяготеющих к одному главному тону тем, что в нем нет главного тона, к которому тянутся остальные звуки, мелодия идет по горизонтали. Поэтому если музыкальная логика современного произведения более или менее понятна (можно уже в начале композиции с известной долей вероятности предположить, чем и как она закончится), то в древнерусском звукоряде невозможно сказать, чем закончится мелодия, пока не прослушаешь всю ее до конца. Такой музыкальный строй не предполагает разложения мелодии по партиям, все богослужебные песнопения исполнялись в один голос.
Из Византии Русь заимствовала и «осмогласие» – систему восьми гласов (распевов), которые исполняются друг за другом в соответствии с церковным календарем. Пение на гласы – древнейшая форма пения в Церкви. Она вошла в обиход Церкви еще в IV в. благодаря святому Амвросию Медиоланскому, который создал первые четыре гласа, исходя из системы четырех греческих ладов (дорийского, фригийского, лидийского и миксолидийского). Затем эта система была развита и дополнена папой Григорием Великим в Риме (VI в.) и Иоанном Дамаскином в Византии (VIII в.). Гласы очень просты для запоминания и придают особую интонацию исполняемому тексту.
Начиная с Пасхи первую неделю поется 1-й глас, вторую – 2-й и т. д. Когда все восемь гласов спеты, все повторяется (за год получается шесть «циклов»). Мелодии гласов живут по определенным законам, выражающим важнейший художественный прием Средневековья – метод уподобления. Как уже говорилось, важнейшей особенностью русской культуры было понятие образца, подобия. Поэтому мелодии гласов тоже строятся по принципу уподобления: каждая исполняемая строка укладывается в определенную мелодическую схему, присущую только данному конкретному гласу, которую характеризует не набор отдельных звуков, нот, а характерных музыкальных фраз, из которых мелодия собирается как храм из отдельных камней.
Вместе с этим понятие гласа не ограничивается только музыкальным напевом, оно связано и