Как раньше четко разграничивалось пространство «дом» – «улица» (светлое и темное), так сегодня очень часто четко разграничено пространство «квартира» – «подъезд». Еще одной границей домашнего пространства становятся шторы, создающие уют и фон повседневной жизни. Не случайно продолжает сохраняться обычай стирать шторы перед праздниками, особенно Пасхой и Рождеством. За шторами, как за самим окном, может таиться опасность, за ними – другое пространство, не случайно есть целый комплекс детских игр, связанных со шторами и переходами из-за штор в комнату и обратно. «Кремовые шторы» в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» – символ защищенности внутреннего мира семьи, отгороженности от внешнего хаоса: «…несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты».
Разные комнаты в квартире обычно имеют разный статус. Традиционно закрытым почти для всех членов семьи, особенно детей, являлся и является рабочий кабинет отца. Без лишней необходимости не принято входить в детскую (в особенности это касалось и касается гостей). Существовал обычай запирать комнату после смерти того, кто жил в ней, иногда очень надолго.
Как ранее в традиционных домах центром семейного уюта была печь, у которой грелись, в которой готовили, мылись, на которой спали, сегодня таким центром квартиры, наиболее обжитым всеми членами семьи, является кухня. Кухня ассоциируется с семейным очагом, в ней готовят, на кухне едят, и одновременно она является центром общения. Там традиционно собираются компаниями для разговоров и споров. Не случайно всем хорошо известны устойчивые выражения «кухонные разговоры» (сплетни), в советское время кухня становится символом неофициальных дискуссионных клубов.
Отношение к столу как к особому, сакральному месту в доме сохраняется и в современной квартире. Есть поверье, что, передвинув стол перед отъездом, можно избавиться от тоски по дому. За кухонным столом и в наши дни сохраняется определенный порядок рассаживания членов семьи, правда, не по старшинству, как раньше, а по принципу «кто где привык». Упорядоченность, чистота, красота застолья и сегодня являются важными признаками, характеризующими семейное благополучие.
Особое значение имеет также освещение квартиры. По мнению В. Топорова, «свет – свойство обжитого, культурного пространства. Он связан также с идеями мудрости, знания и святости». В классической литературе и повседневном быту зажженная лампа, освещающая ограниченное пространство, стала символом доверительного, домашнего общения. Не случайно пушкинское литературное объединение называлось «Зеленая лампа», подчеркивая просветительский характер объединения, в котором собраны близкие люди.
В наши дни следование традиции бессознательно проявлялось в том, что очень яркий свет в квартире не был принят (не случайно лампы «дневного света» никогда не применялись для освещения квартиры, поскольку их свет считался «мертвым», «казенным»). Приглушенность света дает абажур лампы, отсутствие которого означает неуютность. Можно вспомнить М. Булгакова, «…в комнате противно, как во всякой комнате, где хаос укладки, и еще хуже, когда абажур сдернут с лампы. Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен». Абажур, свернутый из газеты, стал устойчивым образом коллективного, неустроенного, запущенного быта. Отчетливо видимый вечером в окне, на пороге дня и ночи, он становится устойчивым образом семейного уюта.
Еще одним важным предметом домашнего обихода является диван. Он символизирует дом и прежде всего покой. В символическом контексте дома он становится также аналогом печи. Выражение «лежать на диване, плевать в потолок» по своему негативному значению сродни с выражением «сидеть», «лежать на печи», которое обычно прилагается к герою-дураку из сказки. Однако в смысле предмета, создающего уют и покой, он имеет скорее положительное значение.
Важное место в создании духовного домашнего пространства всегда занимали и семейные реликвии. Это могли быть награды, фотографии, личные вещи, предметы одежды, утварь, которые использовали представители предыдущих поколений. Среди этих реликвий, как отмечают исследователи, «самую многочисленную и почитаемую категорию представляли религиозно-культовые предметы». Они становились очень важным элементом сохранения почтения и уважения к православию как религии, которая сформировала духовный образ предка. Среди этих предметов были фамильные иконы, передававшиеся из поколения в поколение, нательные кресты, принадлежавшие отцу, матери, бабушке, прабабушке и т. д. Нередко как реликвия передавались священные книги – старинные Библии, Евангелия, жития святых, рукописные тексты молитв. Фамильные иконы было принято ставить между стекло книжных полок или серванта или же вешать в изголовье кровати, так как красного угла в современной квартире не существовало.
Семейное(Повседневная жизнь средневековой русской семьи)
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ русской средневековой семьи складывалась в рамках христианской традиции и регулировалась церковными правилами и традициями. Семейные отношения и их иерархия базировались на словах апостола Павла: «Жены, повинуйтесь мужьям своим, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос есть глава Церкви, как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь». То есть брачный союз символически рассматривался как образ духовного брака Христа с Церковью – Его невестой, что накладывало на супругов серьезную ответственность. Поэтому иностранцы, наблюдавшие в России повседневную жизнь XVI–XVII вв., подмечали, что в семейных отношениях русских людей господствовал деспотизм главы семьи. Широко распространен был взгляд, что «добрая и покорливая жена – венец мужу своему».
При этом брачный возраст сильно отличался от современного: для девушек он наступал в 12 лет, для юношей в 14 лет (бывали браки и в более раннем возрасте – великий князь Иван III впервые женился, когда ему было 12 лет, а его невесте, тверской княжне Марии Борисовне, – девять лет). Однако это не означало, что в брак нельзя было вступить позже: часто браки совершались в том же возрасте, в котором совершаются и сейчас, – в 20–25 лет. Приветствовалось, если муж был старше жены, но не намного.
Страницы «Домостроя»
В семьях зажиточных и знатных людей замужние женщины и в особенности девушки вели затворнический образ жизни и с разрешения главы семьи могли выезжать из дома только в церковь или к самым близким родным. Если богатой женщине случалось в праздник отправиться в церковь, то в зимнее время она выезжала в крытых санях, а летом – в колымаге, закрытой со всех сторон, кроме боковых дверок, со слюдяными окнами, задернутых занавесками, из-за которых можно было видеть каждого на улице, оставаясь незамеченной.
Всем строем домашней жизни жене внушалась покорность мужу. Той же цели служили и советы, которые давал «Домострой»: если муж видит, что у жены «непорядливо» и она не слушает и не делает того, чему муж учит ее, то следует непослушную жену «вежливенько» плетью постегать, но «наедине» – так, «чтобы люди того не ведали и не слыхали». Такого же взгляда, в сущности, придерживались и в царской семье. Известен случай, когда, повенчав царя с молодой женой, протопоп тут же в церкви, обращаясь с поучением к супружеской чете, назидательно внушал «жене у мужа быти в послушестве и друг на друга не гневатися, разве некая ради вины, мужу поучити ее слегка жезлом, занеже муж жене яко глава».
Советы «Домостроя» мужьям были, однако, более гуманны, чем те нравы, которые наблюдались в действительности. Случалось, что муж за ничтожную вину таскал несчастную жену за волосы или, связав ее нагую веревками, сек плетью или розгами до крови; бывало и так, что некоторые мужья хватались за палку. В некоторых домах на стене даже висела плеть, исключительно предназначенная для избиения жены и называемая «дураком». Широко распространенные русские пословицы, как, например, «кого люблю, того и бью» и другие, указывают на подневольную зависимость жены от мужа в условиях быта того времени. И действительно, некоторые жены полагали, что рождены для того, чтоб мужья их били, и считали побои признаком любви.
Иностранцы рассказывали следующий случай. Некий итальянец женился на русской и жил с ней в мире и согласии несколько лет, никогда не ругаясь с ней и ни разу не ударив. Вдруг однажды она спросила его: «За что ты меня не любишь?» Итальянец был очень удивлен и ответил: «Я люблю тебя», после чего поцеловал ее. «Ты ничем не доказал мне этого», – отвечала она. «Чем же мне это доказать?» – спосил озадаченный муж, на что жена отвечала: «Ты меня ни разу не бил». Итальянец оказался покладистым. «Я этого не знал, – ответил он, – но если побои нужны, чтоб доказать тебе мою любовь, то за этим дело не станет». Вскоре после этого разговора он побил ее плетью и в самом деле заметил, что жена стала к нему любезнее и услужливее. Через некоторое время он уже избил ее так, что жена неделю пролежала в постели, но, однако, не роптала и не жаловалась. И наконец, в третий раз он поколотил супругу дубиной так сильно, что она через несколько дней умерла. Ее родные подали на мужа жалобу; однако судьи, узнав все обстоятельства дела, сказали, что она сама виновата в своей смерти; муж не знал, что в России побои означают любовь, и хотел доказать, что любит сильнее, чем все русские; поэтому он не только из любви бил жену, но и убил ее также из самых горячих чувств.
Муж имел полную возможность довести побоями нелюбимую жену до того, что у нее единственным средством спасения оставался уход в монастырь, после чего муж имел право на заключение нового брака. Нередко муж, ненавидя жену, сознательно превращал ее жизнь в кошмар, с тем чтобы она добровольно ушла в монастырь, но даже и это не всегда помогало. Тогда муж нанимал лжесвидетелей, которые обвиняли жену в прелюбодеянии; находился за деньги и такой, что брал на себя роль самого соблазнителя, и тогда жену насильно постригали в монастырь. Жизнь женщины, обвиненной в прелюбодеянии, превращалась в кошмар – ее позорили в обществе, высылали к родителям в дом (отпускали, поэтому они именовались «пущенницами»), и выйти замуж вторично ей было практически невозможно.