Системы образовательных учреждений на Руси и в России (как уже говорилось) не было до XVII в. (хотя школы как таковые существовали), и поэтому образование ребенок получал в семье и там же, в семье, приобщался к первым опытам труда. В любом случае обязательно учили грамоте детей священнослужителей (часто «профессия» священника становилась наследственной – не случайно и сегодня есть много фамилий, возникших от названий храмов, где когда-то служили священники, – Успенский, Воздвиженский, Рождественский, Никольский и т. д.), так как неграмотный человек не мог совершать богослужение.
Следует отметить, что в домонгольской Руси грамотность была всеобщей – об этом свидетельствуют не только находки знаменитых новгородских берестяных грамот мальчика Онфима с упражнениями, но и многочисленных «писал» (стилосов) – железных шил для письма по воску или бересте. Учили грамоте (как свидетельствует «Житие святого Климента Охридского») в три этапа – сначала наставник приучал ученика просто срисовывать буквы, затем объяснял их значение и учил буквы соединять, затем, взяв руку ученика в свою, водил ею, выписывая слова и прививая навыки беглого письма. В качестве образца брались тексты из Священного Писания или другой духовной литературы.
Общественного призвания у богатой средневековой женщины не было, и поэтому ей вменялось в обязанность держать на своих плечах дом. Она должна была вставать раньше всех, а ложиться позже всех, следить за слугами, кухней, заботиться о необходимых продуктах и т. д. Единственной формой «развлечения» становилось рукоделие (золотошвейное дело) – вышивка церковных воздухов, покровцов, покровов на раки святых: один большой покров на раку мог вышиваться несколько лет.
Все это, разумеется, не значит, что девушки и юноши, мужчины и женщины того времени знакомились или вступали в брак только по принуждению. В многочисленных источниках можно найти яркие, искренние признания в любви. Так, неизвестная новгородская девушка, жившая в XI – начале XII в., писала молодому человеку (грамота № 752): «[Я посылала (?)] к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю (или: в это воскресенье) ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала [к тебе]? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался … {После большого разрыва:} … теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про … Буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит [тебя] Бог и моя худость». В другой грамоте (№ 377) уже мужчина пишет женщине: «От Микиты к Малании. Пойди за меня – я тебя хочу, а ты меня; а на то свидетель Игнат Моисеев …» В грамоте № 521 (XIV в.) говорится «…так пусть разгорится сердце твое и тело твое и душа твоя [страстью] ко мне и к телу моему и к лицу моему». Сохранилось любовное письмо XVII в. – примечательно, что первые восемь строк письма это акростих, дающий имя «Митрофан».
Море мысленное всегда волнуется,
И от волн его корабли сокрушаются.
Темность облачна закрывает свет сердечный,
Разлучение же от тебе наносит мрак вечный.
Огненный столп пути к тебе не являет,
Фараону подобно яко в мори потопляет.
Аще не приидеши ко мне в приятности,
Не смогу стерпети великия печальности.
Приникшему в зерцало жизненое,
а возлюбившему житие трезвенное,
добродею моему имяреку радоватися
Имярек челом бьет.
Еще молю не лиши мене от желания моего
и соверши правду обещания своего.
Есть ли оного тружающегося твоим ходатайством,
есть ли будет и ты отпиши ко мне противо сего писания
своея десницы начертание.
То есть существовала и «некнижная», искренняя любовь, подобная той, которую знаю наши современники, только выражалась она иначе. Но так или иначе, именно это чистое, непорочное чувство, которое ни тогда, ни сейчас невозможно было описать словами, ложилось в основу семейной жизни.
Повседневное(Повседневная жизнь города на примере Москвы)
ГОРОД В ДРЕВНЕЙ РУСИ и в Средневековье был точным срезом жизни общества, важнейшим признаком цивилизации. Однако от современного города у него было принципиальное отличие. Современный город стремится к развитию, он открыт окружающему пространству, в то время как средневековый город закрывается от внешнего мира стенами (и каждая городская усадьба стояла за глухим забором, который отгораживал ее от улицы), четко проводя грань между цивилизацией и природой. У средневекового города было три важнейшие части – центр (кремль), где была резиденция князя (царя), обнесенная стеной, посад, где селились ремесленники, и торг (рынок) – город жил преимущественно за счет ремесла и торговли. В Москве эти части хорошо видны и сегодня: собственно Кремль, Китай-город (посад), тоже обнесенный стеной, и торг – Красная площадь. Улицы в городах стремились делать по возможности шире – для того, чтобы меньше было опасности от пожаров и чтобы нормально функционировал транспорт (разъезжались две телеги). Кроме того, кривые улицы иногда делали в том числе и сознательно – так город меньше продувается ветром.
У города несколько функций – экономические и неэкономические, градообразующие и градообслуживающие. От того, как это работает, зависят состав и численность населения. Как правило, в структуре города отражается степень религиозности населения (в Москве в Средние века были сотни храмов и часовен и десятки монастырей), а также имущественная и социальная дифференциация – есть кварталы (районы) богатые, бедные, национальные. В отличие от многих европейских городов, которые были основаны на месте римских поселений (например, города на юге Италии, Испании, Франции) или вокруг монастырей, то есть на территории, уже хорошо освоенной и обустроенной, русские города (в частности, Москва) возникали либо на пустом месте, либо на месте древних земляных городищ (на месте Кремля в Москве было городище дьяковской культуры). Кварталы (концы) русских городов всегда располагались в определенном месте. Кузнечные далеко от центра из-за опасности пожара, гончарные – у оврагов с глиной, у ручьев и речек, мясницкие – вдоль трактов прогона скота, кожевенные – около воды.
Город исторически менял статус человека, создает его образ жизни, город был местом, в котором была востребована публичность. Трудно прогуливаться по деревне, где есть только одна улица, но город с обширной торговой площадью, обилием народа неизбежно становится местом прогулок, праздного времяпрепровождения. В деревне все знают друг друга, в городе (даже средневековом) прохожему всегда встречаются незнакомые лица хотя бы приезжих – в деревне приезжих практически не бывает. Поэтому в городе неизбежно складывается место, где незнакомые люди могли бы регулярно встречаться. В Средневековье это была рыночная площадь, затем такими местами становятся парки и улицы, предназначенные для пешеходных прогулок. Город создает образ жизни. При этом если раньше люди сначала искали род деятельности, а потом решали, где жить, то сегодня все наоборот.
Еще в древности в Византии были разработаны подробные правила застройки городов, где, например, учитывалось, закрывает ли вновь строящийся дом владельцу другого дома вид на море. На Руси градостроительные правила Византии были оформлены в виде «Закона градского», полный текст которого появился только в середине XVII в. Однако, скорее всего, этот закон соблюдался лишь формально – судя по застройке древнерусских городов, строгого плана и правил застройки не существовало.
Московская улица в праздничный день. Худ. А. Рябушкин
От всех указанных выше деталей зависела повседневная жизнь города. Любопытно, что повседневная жизнь средневековых русских городов – тема, изученная очень мало, что не может не вызвать недоумения – ведь именно наблюдения над картинами повседневной жизни дают огромное количество материала для понимания бытовой культуры, общественной мысли, ритуалов и традиций средневековой Руси. Возможно, подобное невнимание связано с серьезным недостатком источников – археологических данных очень мало для понимания средневековой повседневности, а отечественных письменных источников практически не существует. В связи с этим огромное значение для рассмотрения данной темы приобретают записи иностранных послов и путешественников XV–XVII вв. Адама Олеария, Амброджо Контарини, Иоганна Корба, Сигизмунда Герберштейна, Павла Алеппского, Николааса Витсена, Джерома Горсея, Петра Петрея, Мартина Груневега и др., на которые уже не первое столетие опираются отечественные историки.
Однако надо помнить, что иностранные авторы нередко (сознательно или нет) бывали предвзяты, в их записях находили отражение как высокомерные взгляды европейцев на «дикую Россию», так и слухи и легенды, услышанные, возможно, от ближайшего окружения и принятые за достоверные свидетельства. Поэтому к оценкам иностранцев явлений окружавшей их жизни, личных качеств, психологии отдельных людей и социальных групп необходимо относиться с известной осторожностью. Большинство источников, рассказывающих о повседневной городской жизни, говорят именно о столичной жизни и быте, однако необходимо иметь в виду, что явления, характерные для московской уличной жизни, были в той или иной степени типичными и для других средневековых русских городов.
Средневековый русский город просыпался «по солнцу», то есть рано. На рассвете, а в осеннее и зимнее время и до света его будил колокольный звон, созывавший население в церкви к утреннему богослужению. Этим звоном начиналось каждое утро, и затем он повторялся не раз в течение дня. Кроме многочисленных церковных праздников, общих для всего населения, справлялись еще приходские храмовые праздники, а их было столько же, сколько дней в году, даже более, потому что не было дня, к которому бы не приурочивалась память небесного покровителя той или иной приходской церкви. Поэтому города жили под непрерывный зво