Горожане на праздниках обожали «колыхалки» (качели), которые были такими же, как и сейчас, – либо подвешенными на веревке на перекладину, либо в виде доски, положенной на круглый чурбак. На последних обычно качались девушки и женщины, и не так, как сейчас. Стоя на концах доски, женщины поочередно подскакивали, подбрасывая друг друга кверху и каждая стремилась подскочить выше соперницы. Во время прыжков необходимо было опять попасть на доску и удержаться на ногах – упавшая считалась проигравшей. Нередко на Пасху предприимчивые люди устраивали общедоступные качели и за деньги пускали на них всех желающих. Ни один праздник не обходился без более или менее крупного пожара.
На Масленицу катались с гор на санках, по улицам, звеня бубенчиками, мчались тройки, запряженные в обширные сани-пошевни, иногда богато украшенные. С гор любили кататься на лыжах, вернее, на одной лыже. М. Груневег, духовник Марины Мнишек, бывший в Москве в 1584–1585 гг., писал, как москвичи развлекались в уже не имевшем воды кремлевском рву, проходившем по Красной площади. «Вместо обуви для ходьбы они подвязывают к ногам дубовую палочку толщиной в большой палец, шириной с ладонь и длиной 5 пядей, заостренную и загнутую спереди с приделанным к ней шнуром, который держат в руке, толкаются палкой вниз по горе, так что почти в одно мгновение взлетают на треть другой стороны». В последний день Масленицы обычно появлялись шутовские поезда с ряжеными, «гороховым шутом» в виде соломенного чучела с распущенными волосами. В полночь чучело сжигалось. «Проводы» Масленицы этим завершались, и масленичные развлечения заканчивались.
Святки в Москве всегда были временем уличных маскарадов, сопровождавшихся самым ярким весельем. В Рождественский сочельник и затем в течение двенадцати дней, до самого праздника Крещения, на улицах появлялись толпы ряженых мужчин и женщин в масках и самых разнообразных маскарадных костюмах: тут были люди, по словам патриарха Иоакима, переменившие человеческий образ, косматые, надевшие «бесовские и кумирские» маски «и иными бесовскими ухищреньми соделанные образы». Обычным маскарадным персонажем была «кобылка», выделывавшая такие непристойные вещи, что вызвала гнев самого царя Алексея Михайловича, который в одной из своих грамот прямо называл ее бесовской. Передвигаясь по улицам, ряженые, кривляясь и гримасничая, плясали и пели песни игривого содержания, пересыпанные похабными шуточками, непристойностями и изобиловавшие площадными матерными словечками.
В святочных маскарадных потехах принимали участие и так называемые «халдеи» (действующие лица церковной мистерии, исполнявшейся перед Рождеством, – пещного действа. Халдеи в этой мистерии были слугами царя Навуходоносора, бросавшими в печь трех невинных отроков). На Святках они бегали в шутовском наряде, в деревянных раскрашенных шляпах по улицам, пугали прохожих особым потешным огнем, зажигая горючий порошок и поджигая им бороды и волосы прохожим. Однажды у одного крестьянина халдеи, развлекаясь, подожгли воз сена, а когда крестьянин хотел оказать им сопротивление, они сожгли ему бороду и волосы на голове. Прохожий, не желавший подвергаться таким шуткам, должен был платить халдеям копейку. Халдеи, как ряженые, считались нечистыми и в день Крещения должны были обязательно очищаться освященной водой, купаясь в проруби или хотя бы сходить после празднеств в баню. При патриархе Никоне, упразднившем пещное действо, халдеям было строжайше запрещено появляться на улицах, и вскоре они исчезли.
Весной, на Троицкой неделе, происходили народные игрища. Семик (четверг перед Троицыным днем) был посвящен русалкам, и самые игрища назывались русалиями. На улицах Москвы на Троицкой неделе происходили народные маскарады, а в Троицкую субботу совершалось на столичных кладбищах общее поминовение умерших. Оно начиналось панихидой, потом поминающие приступали тут же на кладбище к закуске и блинам, являлись скоморохи, и вскоре поминки приобретали характер веселого праздника с песнями и плясками.
В Белом городе, за старым Ваганьковом (на этом месте напротив Кремля стоит сейчас дом Пашкова), также бывали веселые народные гулянья. Среди москвичей они назывались «безлепица» и были просто празднеством с песнями, хороводами, выпивкой и кулачными боями. Юноши и подростки, созываемые свистом, сходились на безлепице в определенном месте и так жестоко дрались кулаками, что некоторые погибали. Есть мнение, что традиция кулачного боя возникла от обычая схватываться с врагами на поле сражения врукопашную. Так, когда в начале XIII в. новгородцы готовились сопротивляться врагу и их спросили, на конях или пешими они хотят сражаться, то новгородцы отвечали: «Мы не хотим на конях, но по примеру предков наших пеши и на кулаках биться».
С. Герберштейн описывал кулачный бой так: «В праздничные дни мальчики и взрослые люди собираются в такие места или за город, где их могли бы многие видеть. Свист служит знаком, чтобы бойцы собрались в кучи. Как скоро толпы эти станут одна против другой, то немедленно начинается кулачный бой. В короткое время он делается столь ужасным, что бьющиеся, кроме рук, употребляют ноги и колена, стараясь поразить своего противника в брюхо, грудь, лицо и даже самые детородные части. Кто более других простоит на месте побоища, больше сразит противников и сам перенесет большее число ударов, тот заслуживает от всех и большее уважение». На Охотном ряду в Москве сохранились фундаменты древней церкви Троицы «в Полях», которая стояла, очевидно, на том месте, где некогда проходили кулачные бои.
Правила у кулачных боев все-таки существовали. Можно было драться в рукавицах или без них, но нельзя было держать в кулаке никаких тяжелых предметов, бить лежачих или тех, у кого от ударов показалась кровь, запрещалось пускать в ход ноги. Схватка начиналась с целого потока ругани и оскорблений, которыми противоборствующие стороны, чтобы раззадорить себя и противника, осыпали друг друга. Этот бой был своеобразным национальным спортом, притом почти единственным видом спорта, практиковавшимся в средневековой России, и настолько устойчивым, что просуществовал вплоть до 1920-х гг., хотя официально неоднократно запрещался, начиная с XVII в.
Нередко народ на безлепице веселился с таким размахом, что в середине XVII в. был издан правительством специальный указ, которым предписывалось объявить посредством кличей по торгам и по улицам, «чтобы за старое Ваганьково никакие люди не сходились на безлепицу», ослушников приказано было бить кнутом по торгам, а в Приказ новой четверти, ведавший продажей спиртного, послано предписание о том, чтобы «на безлепицу с кабацким питьем не въезжали».
Разумеется, не все игры были такими разгульными. Была широко распространена игра в зернь (позднее она именовалась «кости»). В процессе игры подбрасывали кубики, грани которых были окрашены в два цвета. Перед броском игроки ставили на тот или иной цвет. В ходе археологических исследований под Троицким мостом, ведущим от Кутафьей башни Московского Кремля к Троицким воротам, была найдена сумка-калита, куда она попала, видимо, в конце XV – начале XVI в. В сумке был найден кубик для игры в зернь. Игра имела такое распространение, что в 1667 г. был введен налог на игру в зернь, но просуществовал он всего год.
Среди детей и подростков была широко распространена игра в «свайку», или «тычку» (позднее она называлась «ножички» и дожила почти до наших дней). В процессе огры острый нож бросали в кольцо, положенное на землю или нарисованное определенное количество раз, и нож не должен был упасть. Известно, что царевич Дмитрий погиб в Угличе в 1591 г. во время игры в «свайку», когда «тешился сваею в кольцо». В 1630 г. царевичу Алексею (будущему царю Алексею Михайловичу) было «куплено в серебряном ряду три серебряные свайки, которые и поданы в хоромы для потехи». Сын Алексея Михайловича царевич Федор (будущий царь Федор Алексеевич) «играл в свайку прорезную с кольцами, которая в то время была посеребрена». В XVII в. в России появились карты и тоже получили такое распространение, что были запрещены по Уложению Алексея Михайловича. С древности на Руси играли в лапту. Во время археологических раскопок в Великом Новгороде были найдены деревянные биты и мячи XIV в. Есть предположение, что лапта играла важную роль в тренировке войск при обороне города – не случайно позднее Петр Великий включил эту игру в программу подготовки личного состава Семёновского и Преображенского полков.
Неотъемлемым и обязательным участником народных гуляний того времени являлся скоморох. Появляясь на улице, он сразу собирал вокруг себя веселящуюся толпу и показывал ей свое искусство во всех областях увеселительного жанра, а также обычно был инициатором всеобщей пляски и песен. Скоморохи выступали в качестве песенников, музыкантов, акробатов, плясунов, исполнителей и авторов уличных спектаклей, вожаков ученых медведей – словом, все известные тогда виды уличных развлечений были представлены в их деятельности. Так, в 1675–1676 гг. церковный суд, рассматривавший дело коломенского архиепископа Иосифа, описал представление скоморохов: «Было кощунство – два человека держали на головах в руках своих шесть по концом, а третей человек, Сидорка Крючков, обнажа себя, в одной рубахе и бос, разбежався с другим шестом, держа в руках своих, чрез скакал… Поставя и утвердя в земли жердь высокую, и по два человека у него для подкрепления жердь держали, и пот жерди он, Сидорко, вверх лазил». Иностранные источники содержат яркие описания скоморошества, и из рассмотрения этих свидетельств можно представить, что это было такое. Скоморохов любили некоторые цари. Иван Грозный, готовясь к свадьбе с Марфой Собакиной, послал в Новгород опричника Субботу Осетра Осоргина взять «на государево имя» лучших скоморохов и медведчиков: в Новгороде было очень много скоморохов, видимо, потому, что их так не преследовали, как в других городах.
Скоморохи исполняли песни самых различных жанров. Так, скоморохи, явившиеся в Ладоге к голштинским послам, спели песню про царя Михаила Федоровича, понравившуюся немцам; скорее всего, входили в репертуар скоморохов былины и иные песни исторического содержания. Но основу репертуара скоморохов (как можно заключить из сохранившихся текстов) составляли песни очень откровенного, грубого и зачастую открыто непристойного характера, что, как сч